Беременность. Роды. Первый год жизни. Ответы на самые важные вопросы будущей мамы. Разговор с доулой - Марьяна Олейник

Что можно делать с грустью и гневом, как их бережно для себя и других переживать?

С грустью все довольно просто, хотя именно это не просто. В грусти – грустить, в печали – печалиться. Разрешать себе это. У нас есть ведь и на это табу, грустить – будто бы впадать в уныние, нужно старательно радоваться и вытаскивать себя из тоски за хвост, как барон Мюнхгаузен. Но это уместно разве что в совсем деструктивных депрессивных состояниях, в жизни же, где мы сталкиваемся с разочарованием, с отказами, – совершенно нормально сталкиваться и с нашей тщетностью по этому поводу. Как ребенку важно уметь проживать отказы без «смотри, какая в небе птичка полетела» или «зато я тебе сейчас дам конфетку», так же и взрослому человеку проживание тщетности целительно.

В тщетности мы становимся человечнее, научаясь принимать и уважать волю другого или его отличия от нас, даже если это слабости, с нашей точки зрения, и тогда в принятии, в признании этого мы научаемся истинно любить. Любить не за то, что тот другой – ровно такой, как нам хотелось бы, чтобы он был, в частности любил нас, но и с его трудностями в умении любить нас, как нам бы того хотелось, или с его особенностями характера, которые нам не нравятся.

В тщетности мы теряем ощущение того, что вселенная подвластна нам, что мы контролируем реальность, что как бы дает нам ощущение безопасности, такое важное для нормального существования души человека в гармонии. Но, отказываясь от такого вида контроля – по сути иллюзорного, – мы получаем доступ к куда более обширному истинному контролю: не в наших руках, но в руках самой жизни, уравновешивающей все и покрывающей, в руках Любящего Бога, которому сверху, «в объеме» виднее и мудрее, относительно всего того, что вершится, поэтому руки можно пробовать разжать. Грустить – и разжимать. Не властна, не властна. И грустно, и плакать. И разрешать самой жизни грустить вместе с тобой, гладя по волосам, и утешать тебя. Так же, как, бывает, утешает родитель своего плачущего ребенка в слезах, причиной которых стал его же, родителя, отказ.

В грусти очень здоро́во – выплакиваться и выговариваться. Если у вас есть возможность найти человека, способного вас просто выслушать – без попытки взять на себя роль судьи между вами и тем, на кого вы обижаетесь, без попытки принять чью-то сторону, очернить человека, которого вы на самом деле очень любите (чаще всего именно от их поступков нам и больно, реже нас обижают чужие люди), или очернить вас (да уж, поддержка, ничего не скажешь!), так вот – если у вас есть такой человек и он готов вас выслушать, наберитесь смелости ему открыться и выпустить всю тяжесть, что у вас на душе. От этого действительно сильно легчает, возникает чувство той самой «разделенности».

Если же такого человека нет сейчас рядом, то, пожалуйста, не оставляйте себя одну. Ведь, в первую очередь, у вас есть вы сами, и вы сами можете себя выслушать. Берите бумагу да выписывайте, что на душе. Или просто пойте. Когда грустно – хорошо поется. А еще хорошо рисуется или просто гуляется. Берегите себя в этом очень.

Идея о том, что никого нет рядом, возникает, когда мы сами от себя отворачиваемся. Если вам необходимо быть услышанной кем-то другим, есть люди, которые выбрали свою работу именно потому, что это является их огромной ценностью – разделять чувства других и оказывать поддержку. Не пренебрегайте помощью психотерапевта или доулы. Это качественная забота о себе.

Хорошо бы еще в грусти попытаться понять: о чем именно ваша грусть? Как можно конкретнее распознать, в чем именно ваша потребность не удовлетворена? Что именно вы хотели бы? Что хотели в той ситуации, которая вас ранила, и что хотели бы сейчас в связи с этим?

Например, тогда хотелось поддержки и принятия, внимания к моим потребностям, сейчас – чтобы у меня было право испытывать эту потребность в той ситуации, чтобы я имела право хотеть внимания и поддержки, иными словами: ключевая потребность сейчас – это признание моих чувств. Или – в связи с другой логикой чувств – неудовлетворенной потребностью может быть желание защиты, желание ощутить себя значимой для человека или еще что-то.

Хорошо отвечать себе на вопрос что бы мне могло помочь сейчас? И найти формы, которые помогут это выполнить.

В этом много любви. Той самой, которой мы так жаждем от других. Именно той, которой от других нам, сколько ни давай, она все равно будет уходить как в черную дыру. Той самой, которой на самом деле мы имели полное право быть напитанными в детстве и из этого опыта научиться так относиться к себе. Равно как мама сначала кормит нас грудью, потом готовит нам еду, а потом мы научаемся готовить сами, так же должно быть и с любовью – от матери к ребенку, которая преобразуется в здоровую самоценность и заботу о себе.

А что можно сделать с гневом?

О, злиться на самом деле может быть очень азартно и жизнеутверждающе.

Сейчас я вам все расскажу!

Часть этого я узнала из метода Мюррей, часть из опыта работы с клиентками.

Берется рулон бумаги, типа старых остатков обоев или икеевской бумаги, маркер и пишется-пишется-пишется от всей души, во всех нефильтрованных выражениях, как, зачем, на кого и почему ты злишься и в каких формах. Выписываешься вот прямо полностью, весь свой поток, до состояния облегчения. Потом рвешь это все на мелкие кусочки, страстно, задействуя тело в проживании эмоций («порвать как Тузик грелку»), складываешь в огромный мусорный мешок, несешь на природу и сжигаешь. И в тот миг, когда дым поднимается от пепла к небу, отпускай – пускай он несет Богу – богово, пусть он с этим разбирается.

Или можно этот самый рулон бить ракеткой и выкрикивать все, что хочет сказать ваша злость.

Вообще хорошо гнев не задерживать в теле – он часто живет невысказанностью в горле и мышечным напряжением или, наоборот, слабостью в ногах (бежать) или руках (бить, защищаться), вот нужно это все и задействовать, способов много. Можно бежать и кричать (в поле, если есть такая возможность), бить воду в море ладонями и снова кричать, сделать кричальную коробку!

Это вообще мегатема, спасибо за нее огромное Мэрилин Мюррей! Берется обувная коробка, набивается плотно обрезками ткани или скомканной бумагой, заклеивается скотчем, делается круглая дырочка (если ее там изначально нет), обклеивается бумагой или раскрашивается (вот интересно, какую расцветку для коробки с такими целями выберете вы?..) и… готово! Туда можно кричать во все горло, и вас никто не услышит, она поглощает звук. Такая коробочка и в материнстве еще пригодится, да-да. Знаете, как в махровой, но точной интернетовской шутке про «Дети, я делаю вам хорошую маму», вот так – взяла коробку, закрылась в комнате – прооралась и вышла вся такая блаженная…

Как звучит ваша обида? Смотрим глубже

Думаю, такое всегда есть смысл делать, чтобы оставаться в ясности с собой и своей жизнью.

Если бы ваша обида могла говорить, как бы она звучала? Все ли оттенки чувств мы обнаружили? Если пробовать эту конкретную ситуацию – обиду – изложить максимально емко, схематично – как бы она звучала?

И тогда, сформулировав это, попробуйте абстрагироваться от ситуации и задаться вопросом – а вам знаком такой сценарий? Что-то он вам напоминает?

Очень часто болезненные ситуации во взаимоотношениях с близкими людьми, которые нас цепляют и задевают чувства, оказываются вовсе не про «здесь и сейчас», а про какое-то базовое травмирующее переживание, с которым ты могла иметь дело в детстве как хронически, постоянно, так и разово, но очень ярко. И тогда не так важно, что происходит снаружи, с этим конкретным человеком, мы реагируем на какие-то маркеры – тип реакции другого человека, мимику, слова, и их мы трактуем однозначно, подгоняя под смыслы, которые звучали в базовой травматической ситуации. То есть, например, если папа в детстве высоко поднимал правую бровь или поджимал губы, подразумевая в этот момент, что ты непроходимая дура и сама во всем виновата, то, если то же самое в конфликтной ситуации сделает муж, мы ощутим то же, что и в детстве, – чувство одиночества и покинутости без идеи, что в данном случае высоко поднятая бровь – это признак удивления, и нам и в голову не придет, что он нас ни в чем не обвиняет вообще. Это так называемый наш «паттерн» или «триггер».

Когда мы сталкиваемся с чем-то подобным, разум затмевают те самые непрожитые из боли чувства, и наши слезы, крики, обиды адресованы в этот момент не к мужу, как часто бывает, а к маме или папе. Им мы кричим о непризнанности и незначимости, а для мужа мы при этом можем быть очень значимыми и ценными, а наш фильтр сколько-нибудь-летнего раненого ребенка не позволяет это даже просто увидеть и поверить в это.