Красный дракон - Томас Харрис

По ночам Грэхем подолгу лежал без сна, изнывая от жары, и думал, думал… Он пытался довести себя до состояния такого возбуждения, за которым, как он знал по опыту, следует внезапное озарение, но, увы, безрезультатно.

Тем временем напряжение в городе росло. В Атланте были зафиксированы четыре случайных ранения, одно со смертельным исходом – люди стреляли в членов собственной семьи, поздно возвращавшихся домой. Страх распространялся по городу быстрее вирусной эпидемии.

К концу третьего дня из Вашингтона вернулся Крофорд. Он зашел к Грэхему, когда тот стягивал с ног влажные от пота носки.

– Уработался?

– Возьми завтра портрет и сам обойди квартал.

– Завтра это будет уже неактуально. Смотри вечерние новости. Информация пройдет по телевидению. Ты что, весь день провел на ногах?

– По этим задворкам никакая машина не пройдет.

– Так я и предполагал, что из этого опроса толку будет кот наплакал, заметил Крофорд.

– А ты думал, я тут чудеса сотворю?

– Лично я рассчитывал на то, что ты сделаешь все, что можешь. – Крофорд поднялся, собираясь уйти. – Между прочим, ничего плохого в том, что занимаешь себя какой-нибудь дурацкой механической работой, нет. Я втягиваюсь в работу, как в наркотик, особенно с тех пор, как бросил пить. Думаю, тебе подобное занятие тоже не противопоказано.

Грэхем с досадой был вынужден признать, что его приятель прав. По своей природе Грэхем относился к тому типу людей, которые любят все откладывать на потом. Он знал за собой эту черту. В молодости, еще будучи студентом, умел компенсировать этот недостаток тем, что очень быстро справлялся с делом, за которое брался после долгой подготовки. Но из студенческого возраста он уже давно вышел.

Сейчас, например, он все чаще вспоминал об одном деле, с которым долго откладывал. Да, можно потянуть еще, и тогда придется сделать это в последние оставшиеся до полнолуния дни.

Никуда не денешься. А можно решиться на это сейчас – глядишь, что-нибудь полезное и выйдет.

Он должен выяснить мнение еще одного человека. Мнение весьма неординарное, которое неизбежно ввергнет его в то давно забытое состояние души и ума, от которого он отвык за эти спокойные годы жизни на отмели Сахарная Голова.

"За" и "против" этого шага, сцепившись между собой, скрежетали, точно вагонетка аттракциона, натужно ползущая вверх, чтобы потом обрушиться с высоты. За миг до падения в головокружительную пропасть Грэхем непроизвольно схватился за живот и у него вырвалось:

– Ou должен встретиться с Лектором.

Доктор Фредерик Чилтон, начальник тюремного госпиталя для душевнобольных, вышел из-за стола, протягивая руку Уиллу Грэхему.

– Мне по поводу вас звонил доктор Блум, мистер Грэхем. Или правильнее обращаться к вам доктор Грэхем?

– Нет, я не врач.

– Очень было приятно побеседовать с доктором Блумом. Мы с ним не первый год знаем друг друга. Садитесь сюда, пожалуйста.

– У нас высоко оценивают вашу благодарную деятельность, доктор Чилтон.

– Откровенно говоря, иной раз мне кажется, что я больше напоминаю личного секретаря Лектера, нежели человека, который несет ответственность за заключенного Лектера. Вы бы видели, какую почту он получает. Среди определенного круга ученых стало высшим шиком находиться с ним в переписке. Не поверите: своими глазами видел на факультетах психологии университетов собственноручные письма Лектера, оправленные в рамку, словно ценнейшие экспонаты. Одно время каждый диссертант-психолог считал своим долгом упомянуть о своей беседе с Лектером. Впрочем, с доктором Блумом, ну и с вами, конечно, мне всегда приятно работать.

– Я должен поговорить с доктором Лектором как можно в более конфиденциальной обстановке. Вероятно, придется наведаться к нему еще раз, но не исключено, что я ограничусь телефонным звонком.

Чилтон кивнул.

– Начнем с главного. Доктор Лектор не покинет своей камеры. Это единственное место, где с него снимают смирительную рубашку.

Стена камеры, выходящая в коридор, представляет собой двойной барьер. Вам поставят стул в коридоре. Если хотите, можем поставить ширмы.

Убедительно прошу вас, кроме бумаги, на которой ни в коем случае не должно быть скрепок, не передавать ему никаких предметов. Никаких ручек, карандашей, ластиков. У него есть мягкие фломастеры.

– Я должен буду показать ему кое-какие материалы, чтобы разговорить его, сказал Грэхем.

– Показывайте все, что хотите, только на мягкой бумаге. Документы просовывайте в отверстие на подносе для еды. Не пытайтесь ничего передавать ему через барьер и не вздумайте у него ничего брать. Бумаги пусть возвращает на том же подносе. Я категорически настаиваю на выполнении вами этих правил. Доктор Блум и мистер Крофорд заверили меня, что вы готовы выполнять все ваши требования.

Грэхем поднялся.

– Обещаю вам.

– Понимаю, вам не терпится скорее приступить к делу, но все же позволю себе задержать вас еще на несколько минут. То, что я расскажу вам, должно вас заинтересовать. Уж кого-кого, а вас предупреждать о коварстве Лектера было бы по меньшей мере странно. Но все равно не забывайте, он способен провести любого. Весь первый год здесь он вел себя безупречно, всячески подчеркивал свою готовность сотрудничать с нами. Создавалась иллюзия, что наши методы психологической коррекции дают результаты. В результате чего – здесь тогда был другой администратор – меры предосторожности несколько ослабили.

Восьмого июля семьдесят шестого года, в середине дня, Лектер пожаловался на боль в грудной клетке. В смотровом кабинете ему сделали кардиограмму, а для этого пришлось снять с него смирительную рубашку. Один охранник вышел покурить в коридор, другой на несколько секунд отвернулся. Слава Богу, дежурная сестра оказалась физически сильной, к тому же обладала отличной реакцией, благодаря чему ей удалось сохранить один глаз. Взгляните, любопытнейшая штука. – Чилтон достал из письменного стола ленту электрокардиограммы и разложил ее перед Грэхемом. Указательный палец Чилтона заскользил по зазубренной линии. Обратите внимание на этот участок кривой: наш пациент лежит на кушетке в состоянии полного расслабления. Пульс семьдесят два. И вот, пожалуйста, те же самые показатели, но здесь он уже хватает сестру за волосы и рывком притягивает к себе. Следующий участок не многим отличается от предыдущего, а ведь тут на него бросился охранник. Впрочем, Лектер даже не стал сопротивляться, хотя охранник постарался и вывихнул ему плечо. Обратите внимание, пульс не поднимается выше восьмидесяти пяти ударов в минуту. Даже когда Лектер вырывает у нее язык, его пульс почти не учащается.

Лицо Грэхема сохранило отсутствующее выражение. Чилтон откинулся в кресле, упершись подбородком в ладони. Руки у него были суховатые и безукоризненно чистые.

– Признаюсь, когда к нам доставили Ганнибала Лектера, у многих появилась такая мыслишка, что вот, мол, наконец есть возможность изучить психологию социопата в чистом виде. Подобные типы редко попадают в руки правосудия живыми.

Да и в остальном Лектер просто находка: все понимает, схватывает на лету, к тому же имеет не просто медицинское образование, а еще и специальную подготовку в области психологии. Он же одновременно и маньяк-убийца. Лектер демонстрировал согласие идти на контакт с нами. Тогда мы думали, что, наблюдая его, сможем заглянуть в неведомые глубины личности социопата. Ну, в общем, переплюнем Бомонта, изучившего пищеварительные процессы сквозь отверстие в желудке Сент-Мартина [Уильям Бомонт – американский врач, в 1822 г, лечивший пациента Алексиев Сент-Марка по поводу огнестрельного ранения. На месте раны в области желудка оказалось незарастающее сквозное отверстие диаметром 6,3 см. Через это отверстие Бомонт проводил исследование функций желудка, и в частности доказал присутствие желудочного сока.]. Но, как показала жизнь, мы и теперь ни на шаг не приблизились к постижению его природы. Вы не имели случая беседовать с ним подолгу?

– Нет. Я видел его только… Это не имеет значения. В основном я встречался с ним в суде. Доктор Блум показывал мне его статьи в журналах.

– А он вас хорошо знает. И много о вас думает.

– Вам удалось это установить на психоаналитических сеансах?

– Да. Я провел с ним двенадцать сеансов. Проникнуть в его душу невозможно.

Для человека с его изощренным умом наши тесты – детская игрушка. Точно таким же образом с ним потерпели фиаско Эдварде, Фабрэ и сам доктор Блум. Лектер остался загадкой и для них. Никогда не поймешь, то ли он говорит все, что думает, то ли что-то скрывает, но что именно – никто не знает. Уже находясь под арестом, он написал несколько блестящих статей в "Американский психиатрический журнал" и "Дженерал Архиве". Но вот что интересно, в них затрагиваются только проблемы, не имеющие к нему ни малейшего отношения. Мне кажется, этому есть объяснение: Лектер засекречивает доступ к своему "я" из элементарного страха оказаться забытым всеми, едва он перестанет быть загадкой для специалистов.