Журнал «Вокруг Света» №05 за 1962 год - Вокруг Света

Письмо было составлено как увлекательная кладоискательская история, с легким запахом блаженных времен кольтов, квадратных челюстей и таинственных злодеев в масках. Уваров собрал сведения о том, как при Александре III была сделана попытка заплатить чукотским серебром ясак, в письме фигурируют «чукотский король» Шитиков (кстати, историческая личность), канадец Шмидт, пытавшийся добывать серебро в компании с одной американкой, и много других, не менее экзотических личностей. В целом оставалось впечатление заманчивой, но малодостоверной истории. Правда, мы знали, что указанный Уваровым район и по настоящее время был охвачен лишь рекогносцировочной геологической съемкой, при которой даже «валяющееся на поверхности» месторождение могло, вообще говоря, остаться незамеченным. Но вряд ли это было так. Скорее всего, основанием для возникновения легенды послужило одно из месторождений отдаленно похожих на серебро минералов: антимонита или галенита. Они, кажется, встречались в указанном Уваровым районе довольно часто. Остальное же можно было отнести за счет времени и воображения.

Но тут на сцену выступает вторая папка. Кандидат исторических наук Баскин обратил внимание на часто упоминаемые в записках землепроходцев слухи о серебре где-то к востоку от Колымы.

Это была уже своя, не менее увлекательная для любителей старины повесть. Знаменитые землепроходцы Елисей Буза и Лавр Кайгородец, Посничка Иванов и Иван Ерастов. Таинственное племя наттов, неизвестные сейчас названия рек, показания аманатов князца Шенкодея и шаманов Порочи и Билгея, племя «писаных рож», то есть людей с татуированными лицами, рассказы о неведомом яре, откуда серебро свисает «соплями», а сбивают его стрелами с костяными наконечниками. Все это было когда-то задокументировано, и мы сами могли убедиться в этом, достав сборник с опубликованными актами времен землепроходцев. Очевидно, удалым покорителям Сибири не пришлось в свое время найти серебро, и слухи о нем были забыты. Баскин не пожалел трудов и заново собрал и сгруппировал все древние сведения. По его мнению, серебро должно находиться в долине реки Баранихи, расположенной между Чауном и Колымой. Однако отправленный по этой заявке отряд не нашел ни грамма серебра.

Для нас важно было другое. Важно было то, что это было второе и независимое упоминание о залежах серебра в месте, близком к указанному Уваровым, и то, что здесь уже речь шла о реальном, увиденном в ушах и на одежде юкагиров серебре. Трудно поверить, чтобы землепроходцы спутали этот металл с каким-то другим.

Итак, снова серебро и снова в том же районе. Два независимых источника.

«Не тот ноне пошел романтик...»

А ведь раньше люди тоже слегка привирали, — сказал Старик.

— Даже больше, чем теперь, — тоненько поддакнул я.

Итогом прогулочной сессии явился конкретный план экспедиции. Мы понимали: одно только содержимое папок, давность времени, неизбежные искажения в передаче информации, разноголосица старых и современных названий рек — все это может привести к далеко ошибочным выводам.

Мы обратили внимание на то, что в качестве ориентира, близкого к горе, Уваров указывает озеро, «постоянно покрытое какой-то нетающей окисью». Возможно, Уваров просто не понял, что в данном случае речь шла об озере, постоянно покрытом льдом. Тогда это, несомненно, Эльгытгын, высокогорное нетающее озеро, как раз расположенное там, где сходятся верховья Анадыря, Чауна, Анюя и Баранихи, то есть всех связанных с серебряной загадкой рек.

Мы учли также, что трудно самодеятельной группе рассчитывать за короткое время обследовать обширный, в тысячи квадратных километров, горный район. Гораздо целесообразнее на первом этапе уделить время расспросу населения. Из нашего поселка вверх по Чауну, потом в район озера Эльгытгын, потом вниз по Анадырю — таков и будет маршрут «поперек всей Чукотки».

Личный состав экспедиции сформировался с подозрительной быстротой. Были два журналиста, призванные увековечить наши дела на страницах центральной и местной прессы, был старый товарищ по работе в геологических партиях, был знающий чукотский язык работник из красной яранги, но самой колоритной фигурой, конечно, оставался Старик. Он действительно был старше всех нас по возрасту. Зимовал на Тикси, был снайпером во времена Халхин-Гола, семь лет бродил по степям Монголии, остальное время делил между Москвой и Памиром, пока тревожный ветер приключений не занес его на Чукотку. Старик — кадровый военный, вторая его специальность — охота. Мы потихоньку завидовали его ста восьмидесяти сантиметрам и прямой, как лыжная палка, фигуре.

Вокруг центральной группы, как это бывает всегда и везде, крутилась легковесная оболочка болельщиков. Они давали советы, иронизировали и, разумеется, по долгу службы, играли в прокаленных жизнью скептиков. Это была старая как мир форма замаскированной зависти.

Мы сидели с картами и логарифмическими линейками. Цифры и бормотание висели в прокуренном воздухе. Все очень напоминало бухгалтерию в священные дни годового баланса. Только вместо сальдо и дебета фигурировали граммы масла, количество портянок и патронов, километры, пачки сухого спирта и неясные предпосылки типа «кто сколько-упрет на спине».

Однако объективная реальность, как всемогущий ревизор-контролер, быстро вмешалась в нашу бухгалтерию. Один из журналистов круто пошел вверх по службе, но с условием, что» он и заикаться не будет об отпуске, другой безнадежно застрял с экзаменами в далеком Хабаровске. Работнику красной яранги жена решила подарить сына именно в намеченное для экспедиции время, старый «боевой товарищ» неожиданно оказался на Колыме и там продолжал служить геологии. Между прочим, именно он должен был привезти из Магадана часть груза, в том числе и необходимые резиновые лодки. Был май. К концу июня телеграммы на Колыму стали составлять главную часть наших расходов. В начале июля стало ясно, что ждать больше нет смысла. И снова, одинокие, мы побрели в нашу избушку, чтобы взвесить создавшееся положение.

Было совершенно ясно, что осилить вдвоем такой маршрут по Чукотке будет невозможно. Мы не Геркулесы, и больше чем по тридцать килограммов нам не унести.

Самым разумным было купить лодку, добраться на ней до устья Чауна и по мере сил — своих и мотора — подняться вверх, а там уже пешком идти на озеро Эльгытгын. Полный же маршрут оставить до более удачных времен.

...Разыскать лодку оказалось не так просто, хотя, правда, бесчисленный любительский флот прямо-таки усеивал берега Чаунской губы. Моторы с марками всех заводов мира ревели в бухте днем и ночью. Топоры стучали на самодельных верфях. Однако в большинстве случаев это были легкоходные и ненадежные плоскодонки, а нам нужна была, лодка более солидная и недорогая.

«Солидная шхуна» нашлась лишь на пятый день. Корпус ее был, увы, сделан из фанеры и промасленного брезента, зато в основании лежали настоящие морские шпангоуты, снятые с разбитой шлюпки, и при одном взгляде на ее обводы хотелось писать стихи. Был у «шхуны» и мотор. К сожалению, после первого осмотра стало ясно, что эта проржавевшая смесь велосипеда, самовара и тракторного дизеля годится только на якорь.

Пустив в ход самые невероятные связи, Старик раздобыл совсем новый стационарный моторчик с одним цилиндром. Залихватский вид «малыша» сразу же внушал симпатию, а толстая пачка инструкций — и уважение.

— Стационарные моторы лучше подвесных, они здорово тянут, — сказал Старик.

— А знаешь, как их удобно ремонтировать дорогой, — сказал я.

Потом мы стали листать инструкции. В первый же вечер мы познакомились с бывшими до этого вне сферы нашего сознания понятиями: «жесткий фундамент», «вынос винта», «центровка вала».

Корабли приходили в поселок один за другим. По временам светило солнце, временами шел снег, штили сменялись штормами, а мы сутками копались на морском берегу, подгоняя центровку вала, соображая, как и где поместить выхлопную трубу, как сделать на фанере и брезенте «жесткий фундамент». Я молча тосковал по знакомым, капризным, но все равно милым подвесным моторам.

Никогда бы не подумал, что в одном поселке может быть столько досужих специалистов по центровке вала и установке стационарных двигателей. Говорят, что Эрик Бишоп, доведенный болельщиками до отчаяния, повесит над верфью, где сооружался его знаменитый плот, плакат: «Не тратьте время, пытаясь убедить нас, что мы сумасшедшие. Мы сами это знаем». Мне хотелось вывесить табличку с другим воплем: «Не покупайте стационарных моторов!»

Великий Чаун

Чаунская губа похожа на зазубрину, выбитую в широком клине Чукотского полуострова. С востока губу обрезают скалы Шелагского мыса, на западе отделяет ее от моря приплюснутый блин острова Айон. Названия эти знакомы еще со студенческих лет по книгам о полярных путешествиях. Хмурые берега Чаунской губы видели гибель первого из дежневских кочей и смерть Никиты Шалаурова, собачьи упряжки Биллингса и Врангеля, зимовавшую здесь шхуну Амундсена.