Была ли альтернатива? (Троцкизм: взгляд через годы) - Вадим Роговин

Хамовническая конференция избрала комиссию для проверки заявления Сапронова, которая обратилась с запросом к членам Политбюро по поводу эпизода со статьёй Ленина (тогда ещё в партии существовали такие нравы, при которых подобный запрос в Политбюро со стороны районной партийной конференции был возможен). Комиссией были получены ответы от Куйбышева и Сталина. Первый был вынужден признать, что у него, как и у некоторых других товарищей, при первом чтении статьи возникли опасения, что «в статье получила отражение болезнь Ильича»[96]. Что же касается Сталина, то он в присущей ему манере назвал заявление Сапронова «чудовищной сплетней», хотя признал, что «вопрос о напечатании статьи Ильича вообще возник на заседании Политбюро в связи с той тревогой, которая была вызвана среди членов ЦК фразой в статье Ильича о расколе в ЦК»[97].

После инцидента со статьёй «Как нам реорганизовать Рабкрин» Сталин и его тогдашние союзники уже не решились препятствовать публикации следующей ленинской статьи «Лучше меньше, да лучше», где развивались идеи политической реформы и содержались два новых косвенных удара по Сталину.

Во-первых, Ленин подверг крайне резкой критике работу наркомата Рабоче-Крестьянской инспекции, который «не пользуется сейчас ни тенью авторитета. Все знают о том, что хуже поставленных учреждений, чем учреждения нашего Рабкрина, нет и что при современных условиях с этого наркомата нечего и спрашивать»[98]. Во главе Рабкрина вплоть до середины 1922 года стоял Сталин, и коммунистам было понятно, против кого были направлены эти ленинские слова.

Во-вторых, Ленин высказывал надежду, что новый, обновленный Рабкрин, «оставит позади себя то качество, которое… до последней степени на руку всей нашей бюрократии, как советской, так и партийной»[99].

Эти положения, развивавшие идеи, на которых должен был основываться блок «Ленин — Троцкий», прямо били по Сталину и возглавляемой им касте партийных аппаратчиков.

Спустя некоторое время после публикации двух последних ленинских статей триумвиры стали распространять слухи о том, что Троцкий якобы выступал против ленинского плана реорганизации ЦКК и РКИ. Касаясь этих слухов, Троцкий в октябре 1923 года заявил, что «этот вопрос не раз изображался и изображается, как предмет разногласий между мною и т. Лениным, тогда как этот вопрос, подобно национальному, даёт прямо противоположное освещение группировкам в Политбюро»[100]. Троцкий писал, что он действительно отрицательно относился к старому Рабкрину, «однако т. Ленин в статье своей «Лучше меньше, да лучше» дал такую уничтожающую оценку Рабкрина, какой я никогда не решился бы дать… Если вспомнить, кто дольше всего стоял во главе Рабкрина, то нетрудно понять, против кого направлена была эта характеристика, равно как и статья (Ленина. — В. Р.) по национальному вопросу»[101].

Изложив историю полемики вокруг вопроса о публикации статьи «Как нам реорганизовать Рабкрин», Троцкий подчёркивал, что в дальнейшем эта статья стала в руках тех, которые не хотели её печатать, «как бы особым знаменем с попыткой повернуть его … против меня… Вместо борьбы против плана т. Ленина был принят путь «обезврежения» этого плана»[102]. В результате, как недвусмысленно констатировал Троцкий, ЦКК отнюдь не приняла «характер независимого, беспристрастного партийного учреждения, отстаивающего и утверждающего почву партийного права и единства от всяческих партийно-административных излишеств»[103], на чем настаивал Ленин.

Характеризуя политическую атмосферу, в которой Ленин диктовал свои последние статьи и письма, Троцкий писал: «Ленин остро ощущал приближение политического кризиса и боялся, что аппарат задушит партию. Политика Сталина стала для Ленина в последний период его жизни воплощением поднимающего голову бюрократизма. Больной должен был не раз содрогаться от мысли, что не успеет провести уже ту реформу аппарата, о которой он перед вторым заболеванием вёл переговоры со мною. Страшная опасность угрожала, казалось ему, делу всей его жизни.

А Сталин? Зайдя слишком далеко, чтобы отступить; подталкиваемый собственной фракцией; страшась того концентрического наступления, нити которого сходились у постели грозного противника, Сталин шёл уже почти напролом, открыто вербовал сторонников раздачей партийных и советских постов, терроризировал тех, которые прибегали к Ленину через Крупскую, и всё настойчивее пускал слух о том, что Ленин уже не отвечает за свои действия»[104].

IX «Грузинский инцидент» и «держимордовский режим»

Между «Письмом к съезду» и статьями о реорганизации Рабкрина Ленин продиктовал письмо по национальному вопросу, волновавшему его не меньше, чем вопрос о внутрипартийных отношениях. Написанию этого письма, названного «К вопросу о национальностях или об «автономизации» предшествовала острая борьба Ленина со Сталиным по вопросу о путях образования СССР и в связи с событиями, получившими название «грузинский инцидент».

Этот «инцидент» начался 15 сентября 1922 года, когда ЦК компартии Грузии, обсудив тезисы Сталина об образовании СССР на принципах «автономизации», т. е. вхождения национальных республик в Советский Союз в качестве автономных, большинством голосов высказался за объединение республик в единый Союз «с сохранением всех атрибутов независимости».

22 сентября 1922 года Сталин направил Ленину письмо, где освещал свой проект «автономизации» и своё понимание «национал-уклонизма». «За четыре года гражданской войны, когда мы ввиду интервенции вынуждены были демонстрировать либерализм Москвы в национальном вопросе, — говорилось в этом письме, — мы успели воспитать среди коммунистов, помимо своей воли, настоящих и последовательных социал-независимцев, требующих настоящей независимости во всех смыслах и расценивающих вмешательство Цека РКП, как обман и лицемерие со стороны Москвы»[105]. Сталин рассматривал образование Союза независимых республик как «игру», которую коммунисты национальных республик восприняли всерьёз, «упорно признавая слова о независимости за чистую монету и также упорно требуя от нас проведения в жизнь буквы конституции независимых республик»[106].

Ознакомившись с этим письмом Сталина, Ленин 26 сентября направил письмо Каменеву для членов Политбюро, из которого видно: Ленин в то время ещё надеялся, что решение вопроса о добровольном объединении республик в Союз на основе их полного равноправия можно будет осуществить без серьёзной борьбы со Сталиным. Он предложил ряд формулировок текста Союзного договора, открывавших возможности «для большего равноправия». Внося поправки, кардинальным образом менявшие смысл сталинского проекта, Ленин тем не менее критиковал Сталина лишь за «устремление торопиться», очевидно, надеясь, что критика проекта, выраженная в мягкой и не задевающей самолюбие форме, побудит Сталина пойти навстречу его предложениям. Обвинение Сталиным лидера грузинских коммунистов П. Мдивани в «независимости» Ленин брал в кавычки, тем самым явно отмежевываясь от этого обвинения.

Ознакомившись с ленинским письмом, Сталин 27 сентября отправил Ленину и другим членам и кандидатам в члены Политбюро свой ответ на него, где обвинил Ленина в «национальном либерализме». На следующий день Сталин и Каменев, узнавшие от М. И. Ульяновой о новых соображениях Ленина по этому вопросу, обменялись на заседании Политбюро следующими примечательными записками:

«Каменев: Ильич собрался на войну в защиту независимости. Предлагает мне повидаться с грузинами. Отказывается даже от вчерашних поправок. Звонила Мария Ильинична.

Сталин: Нужна, по-моему, твёрдость против Ильича. Если пара грузинских меньшевиков воздействует на грузинских коммунистов, а последние на Ильича, то спрашивается — причём тут «независимость»?

Каменев: Думаю, раз Владимир Ильич настаивает, хуже будет сопротивляться.

Сталин: Не знаю. Пусть делает по своему усмотрению»[107].

Оставаясь несогласным с позицией Ленина, Сталин не решился открыто вступить с ним в борьбу и был вынужден переработать свой проект в духе ленинского понимания принципов образования СССР. 6 октября этот вопрос обсуждался на пленуме ЦК. Хотя Ленин отсутствовал на нём по состоянию здоровья, он поддерживал связь с партийными руководителями и грузинскими оппозиционерами и таким образом влиял на ход пленума. Рассказывая о событиях тех дней, Мдивани писал: «Сначала (без Ленина) нас били по-держимордовски, высмеивая нас, а затем, когда вмешался Ленин, после нашего с ним свидания и подробной информации, дело повернулось в сторону коммунистического разума… По вопросу о взаимоотношениях принят добровольный союз на началах равноправия, и в результате всего этого удушливая атмосфера против нас рассеялась; напротив, на Пленуме ЦК нападению подверглись великодержавники — так и говорили Бухарин, Зиновьев, Каменев и другие. Проект принадлежит, конечно, Ленину, но он внесён от имени Сталина, Орджоникидзе и других, которые сразу изменили фронт … Эта часть получила такую оплеуху, что не скоро решится снова высунуться из норы, куда её загнал Ленин… Да, атмосфера немножко рассеялась, но она может снова сгуститься»[108].