Падшая женщина - Маша Трауб

После свадьбы Вероника сделала молодым царский подарок – квартиру, в которую сама отвезла Наташу.

– Она смешная была. Мне ее даже жалко было. Как будто ее в пионерский лагерь отправили, а не замуж, – сказал Давид.

– Прямо Средневековье какое-то, – ужаснулась Вика.

– Почему Средневековье?

– Ну ладно она – девочка, перепуганная, потерявшая мужа, но вы-то! Вы же ее старше! Зачем вам понадобилась эта женитьба? – ахнула Вика.

– А почему нет? Мне было уже тридцать. Мать только и мечтала меня женить – ей перед соседками, видишь ли, неудобно! – Давид опять улыбнулся. – Наташа была красивая, умная. Почему нет?

– А любовь? – Вика не заметила, что почти кричала от возмущения.

Давид не ответил. Только пожал плечами и замолчал.

– И что было потом? – спросила Вика, выдержав паузу.

– Ничего не было. Плохо жили. То есть никак. Наташа на меня смотрела как на чужого, а я и не особо старался ее завоевать. Даже Вероника признала, что брак был ошибкой. А потом Вадик родился. Дальше ты, наверное, знаешь – Наташа рассказала. Мы жили между жизнью и смертью. Два года. Когда нам сказали, что Вадик не выживет и умрет, мы с Наташей решили, что разведемся, отпустим друг друга, когда с нами не будет сына. Потом врачи сказали, что Вадик может выжить, есть надежда, и мы решили, что будем надеяться на чудо. И если сын выздоровеет, то все равно отпустим друг друга. Мы и родным об этом объявили. Они нас поняли, поддержали. Вероника тогда для нас много сделала. Так за Вадиком и Наташей ухаживала… Откуда у нее только силы брались? Наташа уже не выдерживала, а она сильная, терпеливая оказалась, но все равно сдавалась. Вероника же ее на ноги ставила. И Вадика она выходила. А когда сын пошел на поправку, выздоровел, все стало сразу ясно. И никаких сомнений не осталось. Сразу и сердце очистилось, и на своих местах все оказалось. Так, как и должно было быть. Мы за это время с Наташей полюбили друг друга. В радости не смогли, а в горести полюбили. Родными стали. Потом я своих родителей похоронил. Наташа была рядом. Можно уйти от женщины, которая родила тебе ребенка, но нельзя уйти от женщины, которая похоронила твоих родителей. Вот так и живем до сих пор.

Вика задумалась. В этих бесхитростных словах была какая-то правда, такая, до которой она никогда бы не додумалась сама.

– А Вероника? – спросила, наконец, она.

– Удивительная женщина, – искренне восхитился Давид, – прекрасно выглядит. Годы она обманула, уж не знаю как. Наташа ее очень любит. И Вадик тоже. Да и я. Ведь это она мне, можно сказать, дорогу проложила, жизнь построила. Когда Вадик только родился, Вероника говорила: «Невестка родила мне внука». Она мальчика своим считает. По крови. Она с ним через Наташу сроднилась. Потеряла сына, но обрела дочь. И дочь родила внука, ее, Вероники, продолжение.

– Почему вы называете ее Вероника? Без отчества? – удивилась Вика.

– Есть женщины, которым отчество не нужно. Достаточно имени. Вероника из таких женщин, – ответил с гордостью Давид.

Остаток пути они проделали в полном молчании. Вика думала о Наташе, о Веронике, которую никогда не видела, но уже заочно восхищалась ею. Неужели так можно? Столько выдержать? Справиться с таким горем? И добиться своего. Так себя устроить, так внутренне договориться, чтобы обрести и невестку, и внука, и зятя? Потерять единственного сына и думать о том, что делать дальше? И как можно было так угадать, так почувствовать, что Давид будет именно тем мужчиной, которого ищешь не для себя, а для молоденькой девочки, которая даже не была родной? И знать заранее, быть уверенной в том, что он окажется настолько порядочным, верным? Вот как можно это чувствовать, просчитать? По каким флюидам? Или это и вправду вера в Бога или в судьбу? Ведь Давид тоже покорился чужому выбору, тоже не стал спорить и идти наперекор, и, выходит, правильно сделал? Вика вдруг подумала, что тоже хотела бы так – чтобы за нее все решили. Чтобы Вероника нашла мужа и для нее и устроила ей судьбу. Сказала, куда идти. Но не знала, выдержала бы она то, что выдержала Наташа. Потерять любимого мужа, выйти снова замуж без любви, родить ребенка и опять столкнуться со смертью. Неужели у человека столько сил? И если это Бог, то почему он наказывает и забирает тех, кто невинен – девочку, почти ребенка, мальчика, который только стал мужчиной, младенца, едва появившегося на свет?

Они подъехали к гостинице. Попрощались без слов. Давид лишь кивнул и улыбнулся. Он занял привычное место на стоянке и стал рассматривать горизонт.

Вика не призналась ему в том, что тоже переняла эту привычку – рано утром, перед завтраком, она выходила на общий балкон и подолгу смотрела вдаль. Вид с балкона был так себе, не самым примечательный – новостройки, крыши старых домов, улица, но если взглянуть чуть выше и чуть дальше, то там открывалось небо. Разноцветное, с сияющей каждый день, будто нарисованной радугой, летящими с небывалой скоростью облаками. Вика смотрела вдаль и в этот момент ни о чем не думала – голова была пустой и ясной. Мысли не набегали одна на другую, не набрасывались, не вклинивались, а уходили куда-то далеко. Не мешали. И Вике от этого становилось хорошо и спокойно. На балконе она не чувствовала себя загнанным пони, который вынужден ходить по одним и тем же дорожкам парка, не в силах свернуть ни вправо, ни влево. Она чувствовала, что может все, что в ее силах справиться со всеми невзгодами, со всеми неприятностями, и ее жизнь только начинается. Стоит только захотеть.

Вика прошла через металлоискатель и предъявила охраннику, который до этого махнул Давиду рукой в знак приветствия, карточку гостя. Она направилась к лифту, но оглянулась. Женщина-регистраторша буравила ее взглядом. Она ее не окликнула, но, когда Вика посмотрела в ее сторону, кивнула головой в направлении бара. Вика перевела взгляд, надеясь, что ей показалось, но она увидела того, кого ждала и о ком невольно думала все это время – за одним из столов сидел Захаров Дмитрий Иванович. Он сидел очень ровно, держа спину. На нем был парадный костюм, туго затянутый галстук, белая рубашка. Вика подошла к столику и без приглашения уселась.

– Здравствуйте, – сказала она, не зная, чего ожидать.

– Вот, смотрите. – Дмитрий Иванович не удивился ее появлению. Он полез в портфель и выложил на стол старую картонную папку на тесемках.

– Что это? – спросила Вика.

– Документы. Приказ об увольнении вашего деда. Вот, смотрите, читайте. Не по собственному желанию. По статье. Со строгим выговором. За несоответствие занимаемой должности. Здесь же протокол партсобрания. И его признательные показания.

Вика смотрела на потертые, пожелтевшие листы с размашистыми подписями свидетелей, ответственных лиц, членов комиссии и едва видимыми печатями и ничего не понимала.

– И что? Зачем вы их привезли?

– Чтобы вы знали.

– Хорошо. Теперь я знаю, – кивнула Вика. – И вы хранили эти документы столько лет? Зачем?

Дмитрий Иванович не ответил. Он встал из-за стола. Аккуратно собрал документы в папку и пошел к выходу, не прощаясь.

Вика поднялась в номер и набрала номер бабули. Та долго не отвечала.

– Да, – наконец услышала она голос.

– Почему ты не отвечаешь? – спросила Вика.

– Я не знаю, что ты еще скажешь. Ничего не хочу слышать. Ни хорошего, ни плохого, – ответила бабуля.

– Я в монастыре сегодня была, – сказала Вика.

– И что, тоже поверила в эту легенду? Река все беды уносит, земля излечивает, дети рождаются, и всем наступает счастье. – Бабуля явно язвила, причем зло, чего Вика за ней не замечала раньше. Бабуля могла пошутить, но шутила всегда по-доброму, можно сказать, с нежностью.

– Да, я поверила, – призналась Вика.

– Ну и дура. Я думала, ты умнее. Они эту историю всем рассказывают. Столько лет прошло, хоть бы что-нибудь новенькое придумали.

– Мне там было хорошо. И легко.

– Конечно, легко. Уехала, проблемы все оставила и стой себе, смотри на воду. Чего сложного-то? Ты жить попробуй, а не пейзажами любоваться!

– Бабуль, там новый монах, совсем молоденький, с математическими способностями. Говорят, гений. Считает все до копейки. – Вика хотела немного развеселить бабулю, отвлечь ее.

– Викуль, ну что ты как юродивая. Когда я в твоем возрасте была, там тоже такой же служка был. А до этого мальчик, который вообще считать не умел, но лавка доход приносила. А с этим математиком – одни убытки и очереди. Ну, скажи, не так тебе рассказали?

– Все так. Слово в слово, – вынуждена была признать Вика.

– Вот поменьше слушай, а побольше думай. Зачем ты мне позвонила? Чтобы про монастырь рассказать? – Бабулю обмануть было невозможно. Она, как всегда, все чувствовала наперед.

– Нет. Опять Захаров приезжал. Только что. Привез приказ об увольнении деда и другие документы. У него целая папка. Показывал мне. Сказал, что я должна знать.

– А ты что?

– Ничего. Только удивилась. Зачем он столько лет эти бумаги хранил? Папка старая, листы пожелтевшие. Получается, что он всю жизнь обиду хранил, как эти бумаги. И вот дождался. Меня. Показал, как будто склеп вскрыл. Страшно все это. Мне его даже жалко стало.