Серафим Саровский - Наталья Горбачева

Святитель Митрофан был первым епископом Воронежским. Задолго до его прославления, когда еще не было ни откровений, ни чудесных исцелений, ни явлений у гроба будущего святителя, отец Серафим Саровский собственноручно написал письмо в несколько строк епископу Антонию в Воронеж и поздравил его с открытием мощей и с церковным прославлением угодника Божия Митрофана.

После кончины старца Серафима архиепископ Воронежский Антоний говорил про него: «Мы как копеечные свечки. А он как пудовая свеча, всегда горит пред Господом как прошедшею своей жизнью на земле, так и настоящим дерзновением пред Святой Троицей».

Еще одним великим подвижником, с которым в духе общался отец Серафим, был старец из крестьян Даниил Ачинский, родом из Малороссии, скончавший свои дни в далекой Сибири. В молодости его отдали в военную службу, на войне с французами в 1812 году он был застрельщиком, его ранило. После войны были вызваны охотники учиться грамоте. Уже фельдфебелем Даниил, скопивший триста рублей денег, пошел учиться. Когда он научился грамоте, встретился с одним дьяконом доброй жизни, который дал ему изрядное понятие о Священном Писании. Фельдфебель начал читать священные книги и жития святых. Это ему понравилось, и он вознамерился во всем следовать их жизни. Прослужив семнадцать лет царю, Даниил сказал полковому командиру, что хочет совсем оставить службу. Его стали уговаривать продолжить служить по данной царю и отечеству присяге, а в противном случае грозили наказанием.

Обвинили его в противлении власти или кто-то оклеветал Даниила — неизвестно, но посадили его под строгий арест. За это он день и ночь хвалил Бога. Долгое время страдалец находился под судом, потом ему сказали, что его должны расстрелять. Он ответил: «Буди воля Господня». Через несколько дней расстрел заменили на шпицрутены. Даниила должны были провести через строй в 2000 человек. Он сказал: «Мало мне этого за грехи». В конце концов, отменив все наказания, сослали в Сибирь, в Томскую губернию на винокуренный завод в вечные работы. Там над ним много издевались, направляли на самые тяжелые работы.

Даниил днем работал, ночи простаивал на молитве, за что дразнили его святошей. Но однажды случилось так, что за все издевательства смотрителя завода Афанасьева ему свернуло голову набок. Жена стала укорять его за неповинного старца. Тогда позвали Даниила, и смотритель просил у него прощения, после чего выздоровел. Были и еще подобные случаи, которые многим стали известны. Афанасьев написал губернатору, что старец неспособен к работе. Его уволили на собственное пропитание.

Даниил перебрался в Ачинск и построил себе наималейшую келью — совершенный гроб с окном в медный гривенник. Праведник много работал на огороде, иногда занимался рукоделием, шил простую одежду. Плату не брал, только хлеба на день. Милостыни не принимал и не давал, потому что нечего было подавать, жил в совершенном нестяжании, подобно птице, работал безвозмездно, ходил к бедным жать и косить — в ночное время, чтобы его мало видели.

Старец двадцать лет носил железные вериги, потом снял их. Когда его спросили, почему он это сделал, ответил: «Не стали они уже приносить пользы. Тело мое к ним так привыкло, что отнюдь не чувствует их тяжести, ни боли, потому и не стали они приносить никакой пользы моей душе. Пусть люди лучше говорят, что Даниил ныне разленился, вериги с себя скинул, это будет для меня полезней».

Начали стекаться к нему люди, заметив его прозорливость. Говорил он больше притчами и намеками, чтобы понятно было одному тому, с кем беседует. Но когда было полезно другим — говорил прямо.

Проездом по епархии был у старца преосвященный Михаил, архиепископ Иркутский. Владыка долго беседовал с ним о разных духовных предметах. Старец рассказывал о великом его сане и о его духовных обязанностях, о том, как ему должно управлять своей обширной паствой, чтобы ни одна овца не погибла от нерадения или беспечности пастыря, и как он должен всех исправлять, наказывать бесчинников, которые подают соблазн прочим. Владыка рыдал, слушая его.

Архиепископ стал предлагать Даниилу деньги на его нужды и на масло для лампады, но он отказался. Когда они начали прощаться, владыка подал старцу просфору. Тот же, разделив просфору надвое, верхнюю часть оставил себе, а нижнюю вернул. От старца не скрылось, что в нижнюю часть архиепископ искусно вложил пятирублевую ассигнацию. Даниил сказал: «Владыка святый, на что мне деньги? Я их отнюдь не имею, пропитание получаю от рук своих, ты сам раздай, кому знаешь и кто имеет в них нужду. Равно и лампадку для чего мне иметь, когда в душе моей тьма? А когда бывает в душе моей свет, то кольми паче мне не нужна лампадка, ибо и без того светло и радостно».

В великих трудах ради Бога провел старец Даниил более тридцати лет. С этим-то тружеником батюшка Серафим был также в духовном общении. В доказательство приведем рассказ томской мещанки старицы Марии Иннокентьевны.

«Вот я, великая грешница, много по свету пространствовала, но без всякой душевной пользы. Раз пять была в Киеве, ходила и в другие российские монастыри и к святым мощам. Была и в Иркутске у святителя Иннокентия. Много слышала я доброго про старца Даниила, и вот по пути из Иркутска, бывши в городе Ачинске, зашла повидать и старца Даниила, принять от него благословение на будущее странствие. Он же, мой батюшка, взглянул на меня с самым гневным и сердитым видом и громким голосом упрекнул меня:

— Что ты, пустая странница, пришла ко мне? Я давно тебя ожидал, вот, будешь меня помнить!

А сам палкой грозил на меня. Я вся от страха затрепетала, чуть не упала, язык оцепенел, и не могу ни бежать, ни слова сказать, ибо знаю свою вину. Он же начал говорить следующее:

— Зачем ты бродишь по свету и обманываешь Бога и людей? Тебе дают деньги в Киев на свечку и на молебны, а ты их тратишь на свои прихоти.

И начал он обличать, что, мол, много станций ехала на подводах, нанимала их, тратя данные Богу деньги. А в таком-то месте вино пила и столько-то его купила. А в таком-то месте пустое празднословила. И так он, мой батюшка, рассказал мне то, что я и сама позабыла. Как будто со мной сам ходил и дела мои записывал. Я же стою ни жива ни мертва. Он сказал еще:

— Теперь уже полно тебе ходить по свету, ступай и живи в Томске. Питайся от своего рукоделия, вяжи чулки, а когда устареешь, тогда для пропитания собирай милостыню, да слушай же! Больше не ходи в Россию.

Потом он пошел в свою келью, а я поклонилась и ушла, не сказав ему ни слова. Пришедши в Томск, я отложила попечение о странствовании и начала жить дома и рукодельничать.

По прошествии полугода мои сродники и знакомые молодые люди начали собираться в Киев на поклонение и стали звать меня с собой, чтобы их про водить до Киева, потому что мне дорога была знакомая. Я долгое время не соглашалась, потому что старец Даниил не благословил больше странствовать. Но по усиленной просьбе родственников согласилась, и отправились мы в путь.