Хроники Дебила. Свиток 1. Волшебный Меч - Егор Чекрыгин

Кстати, о троглодитах.

— Лга’нхи, — с очень серьезным видом обратился я к своему спутнику. — Коли Осакат теперь «люди», — значит, ее враги — наши враги. Раз верблюжатники убили ее родича, значит, мы теперь с ними воюем. Потому ты можешь убивать их, не спрашивая разрешения… духов. (Поспешно уточнил я.) Но зря в бой тоже не бросайся, помни о нашей великой миссии… в смысле — о нашем деле. Мы должны выжить! Так духи говорят. (Хорошо, когда есть на кого всю ответственность свалить.)

А еще хочу спросить тебя как опытного воина — не следует ли одному из нас пойти на разведку и посмотреть, нет ли в округе еще этих верблюжатников? Давай я по-быстрому сбегаю, а ты пойдешь вместе с девчонкой… А я пока оббегу округу и посмотрю… Пожалуй, проверю возле реки. Им ведь надо где-то поить скотину. А заодно уж и воды принесу, чтобы пожрать приготовить…

Ну естественно, Лга’нхи чуть не лопнул от возмущения! Да как же так, я, сявка подзаборная, побегу на разведку, а он, великий воин, останется тут улиток (вернее одну улитку) пасти. В ответ я приниженно вякнул насчет воды. Но мой вяк был раздавлен сброшенным с высоты евоного величия: «Сам принесу!» «Ну чисто дите», — подумал я, глядя вслед стремительно удаляющемуся гордому воину. А потом, уловив направленный на меня взгляд, глянул на девчонку. Она смотрела на меня с большущим подозрением.

— Ешь, говорю тебе. Это тоже еда!

— Да какая же это еда… — брезгливо повел носом Лга’нхи, глядя в горшок с разваренными зернами чего-то, щедро сдобренные мясом и жиром притащенного Лга’нхи сурка. — Это гадость, на дерьмо похоже…

— А я говорю, ешь! — рявкнул я на него, необычайно довольный собой. — Дурень, привыкай к еде этих людей. Возможно, в их землях другой и не будет. А как мы найдем меч и оберег, если ты не сможешь есть и умрешь с голоду?

Последний аргумент подействовал. Еще бы, скажи я ему, что ради поисков этих волшебных предметов надо жрать грязь, он будет жрать! Надежда отыскать чудесные предметы — это единственное, что еще удерживало моего приятеля на этом свете. Так что он взял предложенную ему Осакат ложку, неловко зачерпнул из стоящего между нами котелка кашу и начал брезгливо пережевывать. Я веселился, глядя на этого неженку и брюзгу. Я вообще жутко веселился последние два часа. Да и как было не веселиться — жизнь, кажется, наконец-то повернулась ко мне лицом, а не задницей. По дороге я хорошенько расспросил Осакат, мучительно пробираясь сквозь лингвистические барьеры. В языке степняков практически не было слов, обозначающих какие-либо технические приспособления. Они даже слова «печь» не знали. Металлы называли «блестящий камень» и не особо разбирались, чем отличается железо от бронзы… Так что узнавать о техническом уровне народа Осакат было весьма и весьма не просто. В основном я показывал на то или иное изделие и спрашивал: делают ли они такое. И всегда слышал ответ: «Да». Я даже заподозрил, что она меня банально дурит, набивая цену, пока не услышал «Нет», после демонстрации лука. Да, похоже, луков не знали и горцы, зато они плавили металлы, строили дома и выращивали на своих полях и огородах разные корнеплоды и овощи, в том числе и это вот зерно, которое я почему-то назвал «рожью», хотя настоящую рожь никогда в глаза не видел. Так что это была цивилизация, и тут я вполне мог подняться по карьерной лестнице малость повыше должности водоноса и говновоза. Оставалось только до нее добраться. Ведь пока между нами и ею стояло немалое войско завоевателей.

Когда вернулся Лга’нхи с бурдюком воды, тушкой сурка и свежими новостями, у нас уже было все готово. Лагерь мы разбили в некотором отдалении от повозки (зачем смущать Осакат близостью трупа ее родича. Да и мне наличие этого трупа особого аппетита не прибавляло). Впрочем, к повозке пришлось все же сходить, чтобы забрать мешки с зерном и еще разную мелочь, вроде горшка, кисета с солью и еще какой-то дребедени, что девчонка нарыла в недрах этого колесного монстра. Я тем временем оттащил труп в сторону, замотав в кусок выданной мне шкуры… Оказалось, горцы, как и местные, захоронением трупов не занимаются. Просто оттаскивают тело в степь или на край дороги и позволяют природе сделать свое дело. (Запрятать многочисленных духов, обитающих в теле человека под землю? Какой ужас, они же потом отомстят!) На обратном пути я набрал сухой травы и отбил камнем от повозки несколько посаженных на деревянные нагели грубых досок (значит, у них есть как минимум коловороты, отметил я с радостью). Так что запас дров у нас был вполне достаточный. И вскоре маленький костерок затеплился в выкопанной (чтобы не заметил противник) яме. Принесенную воду мы налили в добытый из недр повозки глиняный горшок (их делают на гончарном круге, как я выяснил. Й-е-е-е-с!!!). Тушку покромсали ножом Осакат (это вам не с кремневым рубилом мучиться) и швырнули в горшок, насыпав сверху зерна, соли и каких-то травок, спасенных из повозки. А пока наш «цивилизованный» ужин готовился, мы с Лга’нхи (бабе не место на совете воинов) сели обсуждать новости. Новости, правда, были сплошь старыми. Войско все еще было между нами и горами. Хотя какие-то передвижения оно совершало, но то ли двигалось очень медленно, то ли это были сугубо внутренние передвижения, типа ротации частей или подвоза провианта… (Ай какие слова я знаю!) Но так или иначе, пока между нами и горами стояли эти ребята. И не то чтобы они стояли сплошной стеной. Нет, вражьи войска разбились на множество отрядов, и каждый поставил свой лагерь в некотором отдалении друг от друга. Что, видно, было логичным решением, учитывая, что вокруг каждого отряда паслось небольшое стадо верблюдов, овцебыков и еще каких-то животных, напоминающих коз. Тут мы с Лга’нхи, ясное дело, как обычно, поспорили. Он утверждал, что это разные рода и каждый идет хоть и вместе с другими, но сам по себе. Я же отстаивал концепцию единого войска, разбитого на множество отрядов, находящихся на самообеспечении. Спор, как обычно, кончился ничем, потому что я отчаялся вбить в голову этой дубине возможность существования иных форм социального объединения человеческих особей, кроме как маленькое племя, кочующее вслед за стадом овцебыков. А он устал спорить с Дебилом, который ни хрена не понимает в жизни и несет какую-то откровенную чушь. Но так или иначе, а если мы хотим попасть в горы, то нам надо пройти через это войско. Я, опять же, искренне считал, что это возможно… Мол, идем ночью. Осторожненько и неслышно. На день забиваемся в какие-нибудь овраги под корягу и тихонечко отсыпаемся… За пару-тройку дней (учитывая скорость передвижения Осакат) дойдем до гор, а там уж… Но убедить Лга’нхи, что подобное возможно, мне не удавалось. Для него даже стоящие в отдалении километров трех-пяти друг от дружки вражеские лагеря казались жуткой теснотой. И что вражеские воины не будут так же бдительны, как и стражи «людей», охраняющие одинокий лагерь на сотни километров пустоты, вслушиваясь в шорох тигриных лап или вражеских ног, он не верил. Сколько я ни убеждал его, что большое количество людей лишь сыграет нам на руку (никто не станет обращать внимание на три идущие по своим делам фигуры посреди многолюдного лагеря), в такую чушь он поверить не мог… Так мы ни к чему и не пришли, и спор плавно перешел в ругань на гастрономическую тему.

Каша и впрямь на вкус была своеобразная. Ни на гречку, ни на рис, ни на пшенку не похожа… Я раньше такой точно не пробовал… Какой-то своеобразный привкус, но по мне так вполне даже приятный. Ежели бы еще ее на молоке сварить, соли добавить, а может, еще и сахару, так и вообще объеденье будет. Так что я вовсю уминал ее выданной мне ложкой и радовался жизни. А вот Лга’нхи ел непривычное блюдо, кривя рожу и строя из себя принцессу на горошине, которой подали на обед дохлую крысу. Выковыривал, засранец этакий, из общего котелка куски мяса и корчил страдальческую рожу каждый раз, когда язык его величества соприкасался с прилипшим к мясу разваренным зерном… Смотреть на это было весьма ржачно. Так что спать я лег в очень благодушном настроении. А вот проснулся…

Проснулся я глубокой ночью от жутких резей в брюхе. Дабы не было конфузу, стремительно умчался в степь и, быстро скинув штаны, присел в гордой позе орла. Глянул в сторону — при свете луны, чуть в отдалении виднелся силуэт другого орла… Была его очередь сторожить… Вот он и сторожил… в весьма своеобразной манере. Судя по всему, у Лга’нхи были те же проблемы. Кажется, его желудок к кашам приспособлен не был. А мой давно отвык. Так что остаток ночи мы провели в забегах…

Утром Лга’нхи со мной не разговаривал. Я ведь не только заставил его жрать немыслимую гадость, так еще и отравить пытался. Как всякий человек, обладающий безупречным здоровьем, мой приятель был крайне мнителен в отношении малейших признаков возможного покушения на эту безупречность. Шарахни я его промеж глаз дубиной или копьем ткни, он бы, наверное, и то так на меня не обиделся. Хреново было только то, что подобная обида у местных могла затянуться чуть ли не на годы. Обычно они, обитающие в тесной коммуне, легко прощали друг другу разные мелочи либо быстро разрешали недоразумения свирепой дракой. Обида же, нанесенная мной Лга’нхи, была слишком сильная, чтобы не обращать на нее внимания, он ведь небось реально верит, что я это специально сделал. Тем более что раньше он, лопавший только свежую пищу, никогда не травился и потому наверняка был до смерти перепуган. А свой испуг «бесстрашные воины» никогда не признают и предпочитают вымещать его на других. Ан хренушки! Избавиться от страха и обиды, хорошенько отметелив меня, он тоже не мог, давал слово, и вообще, духам это не понравится. Так что у нас намечался серьезный кризис в отношениях.