Реакция Путина. Что такое хорошо и что такое плохо - Олег Кашин

Как Удальцов стал Зюгановым

С некоторых пор (с прошлого года точно, а может, и раньше) о Сергее Удальцове самым популярным слухом стал слух о его желании занять место уходящего на покой Геннадия Зюганова. Может быть, Удальцов хочет стать не буквально председателем ЦК КПРФ, но, по крайней мере, общепризнанным коммунистом номер один в России — такие амбиции, как считается, у Удальцова есть. Геннадий Зюганов, в «Анатомии протеста» вздыхающий, что Удальцов не замечает, как его пассионарность используют враги, — может быть, это выглядит как добродушное предостережение младшему товарищу, но если посмотреть на отношения Зюганова и Удальцова, как на конкуренцию двух лидеров, все становится даже более логично: конкурента лучше топить, не подавая вида, что ты считаешь его конкурентом.

Если предположить, что 35-летний Удальцов действительно хочет подсидеть 68-летнего Зюганова, то стоит признать, что за последний год молодой коммунист добился в этом смысле заметного успеха. Но обязан он этим успехом не столько себе и даже не столько Зюганову, сколько власти — той, которая на пике декабрьских митингов держала его несколько 15-суточных сроков подряд за решеткой, потом обличала в «Анатомиях протеста», а теперь чуть не посадила в тюрьму «вплоть до пожизненного» (как пригрозил представитель СК Владимир Маркин), но после нескольких часов саспенса ограничилась задержанием заложника Константина Лебедева, отпустив Удальцова под подписку. У кремлевских политтехнологов есть такое любимое слово «масштабирование», и вот Удальцова за последний год смасштабировали дай бог каждому. Посмотришь телевизор и поймешь, как зовут главного лидера «несистемной оппозиции», и никаких выборов в координационный совет для этого не нужно. Главный оппонент Владимира Путина — это Сергей Удальцов.

А это, в общем, и есть то самое место Геннадия Зюганова, которое, по слухам, хотел занять Сергей Удальцов. Когда-то ведь именно Геннадий Зюганов много лет работал главным оппонентом действующего президента (тогда — Бориса Ельцина). После разгрома всей антиельцинской оппозиции в октябре 1993-го только компартии Зюганова и потешной ЛДПР Жириновского было позволено участвовать в выборах Госдумы, а к президентским выборам 1996 года роль Зюганова как главного антиельцинского оппозиционера не оспаривалась уже никем ни по ту, ни по эту сторону баррикад.

Теория заговора в этом случае, может быть, даже и имела право на существование — Ельцин и Зюганов с середины восьмидесятых жили на одной лестничной площадке цековского дома на 3-й Тверской-Ямской, но даже без конспирологии очевидно, что благодаря Зюганову Ельцин из авторитарного вождя, готового на что угодно ради удержания власти, превратился в человека, сдерживающего коммунистический реванш, пугавший даже многих из тех, кто понимал, что Ельцин и демократия — вещи в действительности трудносовместимые. В самом деле, лучше Борис Николаевич со всеми его недостатками, чем возвращение обкомов, ГУЛАГов и комсомолов?

«Анатомия протеста» и уголовное дело по ее итогам не могут не возмущать. Все слишком очевидно: власть расправляется со своим оппонентом, отбросив всякий стыд, откровенно и цинично. Сегодня Сергей Удальцов — самый преследуемый из лидеров Болотной. А если самый преследуемый — значит, главный.

И значит, главный оппонент путинского Кремля — левый радикал, не скрывающий своих симпатий к Сталину и всему советскому. Вы думали, Путину противостоит европеизированная интеллигенция с Болотной, но посмотрите на главного путинского оппонента — это же настоящий большевик, архипелаг ГУЛАГ во плоти. Между Путиным и этим сталинистом вы кого выберете? Дальше уже можно дословно цитировать ельцинские агитролики 1996 года: «Не допусти красной смуты!», «Существует только один путь к коммунизму — гражданская война и голод!», «Не дай бог!».

Никто не знает, хотел ли Удальцов занять место Зюганова, но, кажется, он его уже занял.

Как будет выглядеть путинская либерализация

Объединение Верховного и Высшего арбитражного суда — это, конечно, «под Медведева». Конституцию поправят быстро; счастливая особенность российского законотворчества — закон можно считать принятым не тогда, когда за него проголосуют обе палаты парламента, а когда президент на экономическом форуме скажет, что неплохо было бы вот такую поправочку рассмотреть.

Примут, а дальше будет вот что. Понятно, что «под Медведева», и понятно, что все еще не раз напишут, что Медведева вот-вот назначат председателем объединенного суда, а Кудрина вместо него — премьером. Будут даже утечки из государственных информагентств, что соответствующая молния уже готова, но лежит пока под эмбарго. Но почему-то все как-то затянется. День проходит, два проходит, неделя, потом раз — и председателем суда становится Вячеслав Лебедев, которому заодно указом президента в очередной раз повышают пенсионный возраст. Все удивляются, но сходятся на том, что это временно. Медведев так и премьерствует. Кудрин так и ждет. Оба, как известно, терпеливые, никакой фантастики в этом нет.

Вышедших из тюрьмы по экономической амнистии показывают в программе «Время» — симпатичные, в основном, люди и простые человеческие истории, знаменитостей среди них нет, ни «Кировлеса», но и не «Оборонсервиса», вообще никаких сенсаций. Конечно, в контексте амнистии будут говорить о ЮКОСе, но закончится все тем, что Ходорковского и Лебедева повезут в Хамовнический суд на процесс по третьему их делу, и ждать их освобождения снова станет неприличным. Достаточно быстро словосочетание «экономическая амнистия» станет таким нуждающимся в пояснении полуанекдотом, как когда-то словосочетание «национальные проекты», ничего интересного.

«Народный фронт за Россию», наверное, не спеша и постепенно все-таки займет место «Единой России», которая на выборы 2016 года пойдет уже под маркой «Народного фронта» и, если совсем фантазировать, возьмет себе слоган «Против жуликов и воров»; популярной года полтора назад антикоррупционной теме как раз хватит оставшихся до выборов трех с лишним лет, чтобы, пропутешествовав по всем необходимым кабинетам, обрасти одобрительными резолюциями и стать нормальной, и всем понятной казенщиной.

Какого политического прогноза на ближайшие годы вы еще желаете? Мы живем с Путиным четырнадцатый год, и как-то странно было бы уже ждать от него сенсаций и сюрпризов. Даже знаменитая непредсказуемость (вау, он назначил Зубкова, кто такой Зубков?) давно стала предсказуемостью — когда заранее знаешь, что в конце концов все равно выйдет Песков и скажет, что иначе и быть не могло, перестаешь удивляться даже совсем безумным сюжетам, наподобие недавней драмы с поеданием глухаря. Ничего интересного не произойдет; добрые и злые начинания с равным успехом, пройдя через президентский фильтр, превратятся в вечное путинское ничего. «Министр Шойгу распорядился вернуть суворовцев на парад».

Лет десять назад, в первый путинский срок, из людей, готовых с азартом обсуждать политические прогнозы и ожидания, можно было составить город. Лет пять назад, когда президентом стал Медведев, людей, готовых обсуждать неизбежную модернизацию, хватило бы уже только на деревню. Людей, которые сегодня ждут перемен от путинского midterm, можно собрать в одной комнате. Это очень хорошая динамика. Еще немного, и политические сигналы из Кремля будут интересны только тем, кому Кремль напрямую за это платит, и больше никому — как в предперестроечном СССР. И вот тогда действительно можно будет всерьез ждать перемен.

Юрий Лужков, политтехнолог

Веселившее многих в прошлом десятилетии совпадение — Юрий Лужков и Владислав Сурков отмечают свое рождение в один и тот же день — 21 сентября, сейчас, когда оба уже в отставке, вряд ли произведет на кого-нибудь впечатление. Земная слава проходит, и ни до Суркова, ни до Лужкова давно уже никому нет дела. И если одного из них не жаль совсем, то второй, мне кажется, заслуживает того, чтобы вспомнить о нем, как о самом выдающемся политтехнологе постсоветской России.

Разумеется, я имею в виду Юрия Михайловича Лужкова.

Едва ли он мечтал именно о такой роли в истории. Но все, что когда-то ассоциировалось в Москве с его именем, теперь либо забыто, либо перешло по наследству к новому начальству — нет уже ни выражения «лужковский стиль», ни телепередачи «Лицом к городу», а казавшаяся сугубо лужковской внутримосковская вертикаль власти с управами, префектурами и мэрией на вершине безболезненно стала собянинской; роль личности в этой истории оказалась нулевой.

Зато Лужков-политтехнолог пережил Лужкова-мэра и, судя по всему, будет жить еще долго. Главному политтехнологическому достижению Лужкова исполнилось этой весной 23 года. В апреле 1990-го, когда депутаты демократического Моссовета решали, достоин ли он должности председателя Мосгорисполкома, Лужкову задали вопрос, на какой политической платформе он стоит, кто он — левый или правый. «Я стою на хозяйственной платформе», — ответил Лужков, и вот с этого и начался главный миф, на котором покоится вся политика в постсоветской России.