Наполеоновские войны - Виктор Безотосный

31 марта (12 апреля) покинутый почти всеми соратниками Наполеон попытался отравиться, приняв яд, который всегда имел при себе после Малоярославца. Причем неизвестно, какой яд он принимал: многие пишут про цианистый калий, другие называют различные смеси из опиума, белладонны и чемерицы, некоторые авторы вообще сомневаются, а был ли на самом деле факт попытки самоубийства. Но то ли яд со временем выдохся, то ли организм оказался очень сильным, но после ночи мучений, французский император уже не предпринимал более попыток покончить с собой. 8 (20) апреля, после знаменитого прощания с гвардией в Фонтенбло Наполеон в сопровождении союзных комиссаров отправился править своим миниатюрным государством на о. Эльба. Императрице Марии–Луизе, которая уже так и не встретилась со своим мужем, отдавались во владение герцогства Парма, Пьянченца и Гвастало, их после ее смерти должен был унаследовать сын Наполеона – герцог Рейхштадтский.

Странствовавшие двадцать три года в изгнании Бурбоны с кичливой кучкой дворян–эмигрантов вернулись во Францию, где уже мало кто их помнил. Этот момент, возможно, даже сыграл им на руку. Многие ошибочно полагали, что хуже, чем было, быть уже не может. Справедливости ради укажем, наполеоновский режим за время своего существования зачистил политическое поле, поэтому в стране не было политической партии или силы, способной взять на себя бремя ответственности руководства государством. Трудно сказать, что было, если бы власть получил Бернадот или Э. Богарне, смог бы кто–нибудь из них умиротворить страну и политически организовать общество после десятилетия войн. Но то, что выбор Бурбонов как политической силы, долгое время оторванной от Франции и не знавшей сложившихся французских реалий, был неудачен, это очевидно. Бурбоны прибыли победителями во Францию, потерпевшую поражение. Они фактически не знали страну, за двадцать три года она значительно прогрессировала во всех областях, а спесивые дворяне–эмигранты «ничего не забыли и ничему не научились», только жаждали мести. Во Францию вернулось около тридцати тысяч бездомных эмигрантов, которые все потеряли и хотели вернуть беззаботную дореволюционную жизнь. Это был вопрос времени, когда произойдет конфликт Бурбонов с послереволюционной Францией, построенной Наполеоном. Надо сказать, что Александр I это отлично понимал, не раз при личном общении имел возможность убедиться, что Бурбоны «неисправившиеся и неисправимые, полны предрассудков Старого режима». Да и у него не только не сложились отношения с Людовиком ХVIII, но и обострились. Новоиспеченный король, обязанный русскому монарху водворением на утраченный престол, имел слишком завышенное представление о значимости французского королевского дома, считал себя чуть ли не первым государем в Европе и проявлял «неуместное величие» при общении с царем. Кроме того, он завидовал популярности Александра I в Париже, с неодобрением относился к его контактам с императрицей Жозефиной, сближению с ее дочерью Гортензией, посещению либерального салона известной писательницы мадам де Сталь. Поскольку король постоянно затягивал вопрос о конституции, которую он обещал принять, то Александр I вынужден был заявить, что союзные войска покинут Францию не прежде, чем будут выполнены обязательства, данные Бурбонами французскому народу. Поэтому Людовику ХVIII скрепя сердце все же пришлось даровать конституцию, известную под названием «хартия». Как многие отмечали, заставить это сделать короля было намного труднее, чем России подписать мирный трактат с Францией.

Французское правительство заключило со странами – участницами 6-й антифранцузской коалиции 18 (30) мая Парижский мирный договор. Собственно, условия мира были оформлены серией отдельных договоров с представителями Австрии, Великобритании, Пруссии и России, с одной стороны, и Франции, с другой. Впоследствии к договору присоединились Швеция, Испания и Португалия. Со стороны России Парижский мир подписали статс–секретарь по иностранным делам граф К. В. Нессельроде и граф А. К. Разумовский, со стороны Франции – министр иностранных дел князь Ш. М. Талейран.

Парижский мирный договор основывался на статьях Шомонского трактата, где не затрагивались спорные вопросы. Но в ходе переговоров, предшествовавших заключению мира, между странами–союзницами возникли разногласия. Англичане, австрийцы и особенно пруссаки добивались максимального ослабления Франции и превращения ее во второстепенную державу. Александр I, напротив, стремился сохранить ее в качестве противовеса усиливавшемуся влиянию Австрии, Великобритании и Пруссии в Европе. В результате Талейран при поддержке Александра I сумел значительно смягчить первоначальные условия мира.

Новая граница Франции в целом совпадала с ее границами, существовавшими на 1 января 1792 г. Восстанавливалась независимость Швейцарии, Голландии (к ней присоединялась Бельгия), а также большинства немецких и итальянских государств, аннексированных Францией в результате войн конца 1790-х – 1810-х гг. Франции возвращались почти все отторгнутые у нее после 1792 г. колонии (за исключением о–вов Тобаго, Мальты, Маврикия и Капской колонии, которые оставались за Великобританией). В секретных статьях было зафиксировано согласие на передачу окончательного решения вопросов послевоенного устройства Европы (судьбы ранее оккупированных Францией земель) международному конгрессу. Ломбардия и Венеция отходили к Австрии, Генуя – к Сардинскому королевству.

За это время все французские воинские контингенты признали новую власть, за границей блокированные гарнизоны сдали и вышли из 54 крепостей, а французские военнопленные были освобождены союзными державами и отправились на родину. Например, уже 13 (25) мая 1814 г. по приказу Александра I в Петербурге было издано «Распоряжение об отправлении в отечество военнопленных всех наций, в России находящихся». Формально война союзников с Францией закончилась. И Франция еще легко отделалась, сохранив свой суверенитет и территориальную целостность, а благодаря энергичной позиции, занятой Александром I, не выплачивала контрибуций и даже не возвратила вывезенные из европейских стран произведения искусства. Безусловно, русский монарх руководствовался не только чувством благородства (о чем особенно любили упоминать отечественные дореволюционные авторы), но и трезвым политическим расчетом. В его планы не входило иметь в центре Европы бессильную и униженную Францию. В какой–то степени сказывался и элемент честолюбия – он стремился показать европейскому общественному мнению разницу между поведением «цивилизованных» французов в Москве и через полтора года русских «варваров» во время пребывания в Париже. В любом случае, сам факт взятия важнейшего европейского центра русскими войсками, показывал на будущее, что впредь никому не будет позволено безнаказанно овладевать древней столицей России, а вслед за этим неминуемо последует ответный визит. К этому имеют отношение патриотические стихи Федора Николаевича Глинки, в которых он адресуется к Западу, напоминая о том, чему он являлся свидетелем:

…И видел, что за наши градыИ за Москву – наш царь не мстилИ белым знаменем пощадыСтолицу Франции покрыл.

И видел, что коня степногоНа Сену пить водил калмыкИ в Тюльери у часовогоСиял, как дома, русский штык!

И сын пределов Енисейских,Или придонский наш казакВ полях роскошных ЕлисейскихПоходный ставил свой бивак…

Русская армия в кампании 1814 г.

Первая империя пала, и в этом заключалась огромная заслуга русской армии. К 1814 г. русские уже обладали колоссальным опытом боевых действий, во многом благодаря своим учителям – французам. Не случайно Александр I, проходя мимо Аустерлицких ворот в Доме Инвалидов в Париже, заметил генералу князю А. Г. Щербатову: «Без этого и мы не были бы теперь здесь»[597]. Генерал К. Ф. Толь, по словам А. И. Михайловского–Данилевского, проезжая поле Аустерлицкого сражения, вспоминал о том, «как тогда весьма немногие из наших генералов имели понятия о военном деле, а теперь… мы служим примером всей Европе, и перемена сия совершилась менее, нежели в десять лет»[598]. Русские корпуса показали, что могут воевать бок о бок с лучшими европейскими армиями. Сравнивая их с пруссаками и австрийцами, необходимо признать, что это были лучшие и самые боеспособные войска коалиции. При этом стоит отметить ряд поразительных моментов, может быть раньше слабо проявлявшихся в русской армии. Даже не резко возросшую тактическую подготовку войск, а организацию тыловой службы и поступление резервов. Ведь армейские базы снабжения отстояли в России на значительном расстоянии (и даже не в Пруссии и не в Австрии), а резервы готовились в Польше и бесперебойно поступали в армию. Не случайно именно после окончания военных действий Александр I щедро наградил генералов, готовивших пополнения в 1812 – 1814 гг., – главнокомандующего Резервной армией князя Д. И. Лобанова–Ростовского орденом Св. Андрея Первозванного, а командовавшего кавалерийскими резервами А. С. Кологривова орденом Св. Владимира 1-й степени. Тыловые службы смогли удовлетворительно поставлять в армию все необходимое в кампании 1813 и 1814 гг., частично делая закупки за границей и постоянно испытывая трудности с денежными средствами при пустой государственной казне. Необходимо отметить и хорошую подготовку рекрут в тылу офицерским и унтер–офицерским составом в этот период, новобранцы постоянно вливались в войска и очень быстро приобретали боевые навыки.