СОЧИНЕНИЯ В ДВУХ ТОМАХ. ТОМ 2 - Клод Фаррер

Ничтожный и одинокий «Горностай» отважно продвигался вперед под всеми парусами. Со времени ухода с Тортуги не было взято ни одного приза. Фрегат по-прежнему полностью нес на себе свой воинственный груз — триста тридцать шесть флибустьеров, решивших победить или погибнуть. Конечно, это было много, и все же это было ничего, если принять во внимание число противников, которых надлежало победить, и силу укреплений, которые надо было одолеть. Тома Трюбле, сосчитав по пальцам, прикинул соотношение того и другого, и определил, что каждому авантюристу придется побороть сорок или пятьдесят противников. Такой подсчет в день атаки галиона вызвал в нем колебания. Но тогдашний Тома Трюбле и Тома Трюбле теперешний, очевидно, были уже совершенно разные люди, потому что тот, который теперь прогуливался по своему ахтер-кастелю, переходя от одного борта к другому нервными шагами и смотря вперед с каким-то яростным нетерпением, не колебался совершенно и даже время от времени смеялся смехом диким и как бы сумасшедшим — смеялся над теми опасностями, навстречу которым он шел.

— Эти камешки, — заявил Лоредан-венецианец, говоря со своей обычной беспечностью, — эти камешки, которые вы видите вон там на островах устья, это все крепости, будто бы возбраняющие неприятельским эскадрам приближаться к Сиудад-Реалю. Их всего шесть, и от первой до последней придется пройти фарватером около двух миль. Та, что ближе всего к нам, на три румба впереди по левому борту, называется фортом святого Иеронима. Это, собственно говоря, батарея, окруженная стенами с парапетом, если я не запамятовал, шириной в пять футов, с гласисом в три с половиной фута. Здесь имеется восемь железных пушек, стреляющих двенадцати- восьми- и шестифунтовыми ядрами, с караулом в пятьдесят человек. Вторая крепость, святой Терезы, оснащена двадцатью пушками. Это совершенно новое сооружение с четырьмя бастионами и сухими рвами. Кроме артиллерии, в ней имеется десять органных орудий, каждое по двенадцать мушкетов, девяносто ружей, двести гранат и соответственное количество пороха, свинца и фитиля. Далее идут платформа Непорочного Зачатия и платформа Спасителя…

— Достаточно, — перебил Тома Трюбле. — Занять все эти плохенькие укрепления мы, конечно, можем! Но это большая возня! Разве нет пути, ведущего ко рву самого города, помимо устья?

— Возможно, — беззаботно произнес венецианец. — Но я никогда не слышал о таком пути.

Все помощники Тома толпились вокруг Краснобородого, уроженца Дьеппа, Олеронца и Мэри Рэкэм, которая все так же носила мужское платье и ругалась, и клялась одна за четверых флибустьеров, вместе взятых, и даже похуже.

Тома, размышляя, устремил пристальный взгляд на серую линию крепостей и вдруг решился, не спросив ни у кого совета.

— Пленных! — сказал он внезапно. — Пленных, вот что нам надо. Если путь, который мы ищем, существует, мы таким образом его узнаем, или я не я!

Стремительный, он сам бросился к румпелю и отвел руль, как было нужно, чтобы править прямо на форт святого Иеронима.

— Эта развалина, — продолжал он, — не выдержит и одного нападения. Караул насчитывает всего пятьдесят ружей, это нам только на зубок. Если они сразу сдадутся — пощадим их! Если будут сопротивляться — убьем эту сволочь, кроме десяти, двенадцати негодяев, которые послужат нам проводниками.

— А если они не захотят? — спросил авантюрист из Дьеппа.

— Не захотят? Кишки дьявола! Не захотят, так их повесят, и не за шею, а за кое-что другое!.. — ответила Мэри Рэкэм, хохоча во все горло.

— Захотят! — уверенно произнес Тома Трюбле.

И Братья Побережья еще лишний раз полюбовались на искусство маневрирования своего капитана и командующего. Фрегат так тонко лавировал, что пристал левым бортом во время отлива всего в ста саженях от форта святого Иеронима, но все же вне обстрела испанских пушек. Дело в том, что в море выдавалась песчаная коса, к северо-востоку от верка, и бойницы восьми орудий не были рассчитаны для нападений на эту косу. В этой-то защищенной зоне и остановился «Горностай». И сто флибустьеров, заранее намеченных Тома и лично им руководимых, могли, таким образом, достигнуть гласиса без боя.

Тогда осажденные заняли свои бойницы и стали стрелять из мушкетов, но довольно вяло, так как с первого же выстрела ответ авантюристов, стрелявших, как ни один солдат в мире, сшиб всех испанцев, головы которых хоть сколько-нибудь возвышались над стеной. Не успели четверо из них свалиться, как остальные уже старались просто высовывать одни только мушкеты на вытянутых руках, стреляя как попало, лишь бы не подставлять под пули собственную шкуру. Эти плохо направленные выстрелы не могли причинить флибустьерам большого вреда. Все же они скоро привели Тома в раздражение. Соскочив в ров во главе двух десятков своих людей — остальные продолжали защитную стрельбу, — он влез по живой лестнице, втихомолку перебрался через стену и один вскочил в укрепление. Через мгновение половина его людей присоединилась к нему, и этого короткого мгновения оказалось достаточно, чтобы шесть испанцев, пораженных абордажным палашом корсара, очутились на земле. Уцелевшие, думая, что видят черта, побросали оружие. Большую часть этих несчастных сразу же прикончили. Тома вспомнил тут, что ему нужны пленные, и приказал пощадить необходимых ему восемь человек, которых со связанными руками немедленно отвели на фрегат. Во время сражения начался прилив, и «Горностай» был уже на плаву в стороне от косы, готовый двинуться к новым победам…

Но раньше, чем распустились паруса, уроженец из Дьеппа, ведавший рулем и парусами, направился к Тома Трюбле узнать, на какой курс лечь, раз для того и взяли форт, чтобы «достать языка» и узнать из уст испанцев, какой путь наименее труден.

Но Тома, по своему обыкновению, вышел из битвы, кипя мрачной яростью. Сначала он был раздражен оказанным сопротивлением, затем трусость врага обратила это раздражение в гнев. Наконец, взобравшись сам на стену и лично приняв участие в битве, он сильно разгорячил себе кровь; и последовавшее избиение не только не успокоило этого дикого волнения, но, напротив, усилило его до исступления. Победителю потребовалось даже некоторое усилие, чтобы перестать убивать и дать пощаду восьмерым пленникам, которых он хотел взять в проводники.

Поэтому, как только уроженец из Дьеппа спросил его, куда держать путь, Тома, разразившись хохотом, с глазами, светящимися, как раскаленные угли, громовым голосом отдал приказание вывести упомянутых пленников на палубу фрегата и выстроить их в шеренгу позади грот-мачты. Множество флибустьеров собралось вокруг. Тогда Тома, заметив авантюриста с Олерона, говорившего по-испански не хуже испанского короля, приказал ему объяснить понятным образом пленным, какой услуги от них ожидают, а именно сведений, как провести армию к городу, избегая огня укрепленных островов.