Остров - Робер Мерль

Парсел ожидал, что Тетаити останется в пристройке, невидимый для них, а сам будет видеть все, что происходит. Однако Тетаити пожелал выйти и стал перед дверью, а за ним выстроились три его женщины. По правде говоря, он не приблизился и держал ружье под мышкой, как бы случайно направив дуло прямо в живот Омааты. Но лицо его оставалось спокойным, и когда Омаата опустила ружье дулом вниз, он тотчас последовал ее примеру.

Омаата произнесла речь в пользу мира. Кончив речь, она разбила ружье о ствол дерева и бросила обломки к ногам Тетаити. Вождь подал знак, что собирается говорить, и, помолчав с большим достоинством, действительно заговорил. Он похвалил женщин за их благоразумие. Поздравил их с тем, что они показали себя такими мудрыми. Он надеется, что и впредь у него всегда будут с ними добрые отношения. Что касается Адамо, то он перитани. Адамо должен уехать. Но он, Тетаити, вождь и сын вождя, дал обещание дочери великого вождя Оту и сдержит свое обещание: если Адамо уедет в им самим назначенный день, его жизнь до того времени будет табу.

Эти слова произвели на женщин сильное впечатление. Они не ожидали, что Тетаити пойдет так далеко. Но тут не могло быть сомнений: он объявил Адамо табу, сделавшись на Оту, чью серьгу сейчас носит в ухе Адамо. Значит, Адамо дважды табу: благодаря серьге, которая касалась щеки великого вождя Оту, и благодаря слову Тетаити, сына вождя и племянника великого вождя Оту.

Когда волнение улеглось, Тетаити снова взял слово. Он победил всех угнетателей и потому считает себя владыкой острова, Согласно обычаю, он, как вождь, тоже объявляет себя табу. Один лишь Парсел способен был понять смешную сторону подобного заявления. Но оно было встречено вполне серьезными кивками и одобрительным ропотом. Потом снова заговорила Омаата. Она произнесла множество любезных слов и заверила Тетаити в своем уважении и дружбе. Затем напомнила, правда без особой настойчивости, что по таитянскому обычаю табу теряет силу, если вождь запятнает руки кровью своего родича. Этот намек был всем понятен. Ивоа доводилась двоюродной сестрой Тетаити, значит, ее танэ мог считаться родичем нового вождя.

Вряд ли такое ограничение его собственного табу обрадовало Тетаити. Однако он ничем этого не показал. С тех пор как он провозгласил себя владыкой острова, лицо его сделалось еще более суровым, черты более жесткими, а осанка еще более величественной. После того как Омаата кончила речь, Тетаити повторил свои похвалы женщинам, варьируя их на разные лады, и когда все уже решили, что теперь вождь удалится, он вдруг сделал паузу и попросил женщин оставить его наедине с Адамо.

Последовало общее замешательство. Тетаити подождал несколько секунд и, видя, что женщины не собираются уходить, широким жестом протянул свое ружье Рахе, а нож — Фаине. Затем медленной, торжественной поступью приблизился к женщинам и остановился прямо перед ними.

Парсел почувствовал, что движения Тетаити немного наигранны, но ведь во всякой политике, и хорошей и дурной, всегда есть известный элемент театральности. А политика Тетаити хороша, раз она ведет к переговорам. Женщины отступили. А Парсел в свою очередь приблизился к Тетаити, с досадой ощущая, что сам он гораздо ниже ростом и в его движениях значительно меньше изящества. К тому же ему пришлось покинуть сень бананового дерева, и солнечные лучи всей тяжестью легли ему на затылок.

В лице Тетаити не было ни вызова, ни враждебности. Его суровые черты оставались бесстрастными. И когда он заговорил, Парсел заметил, что голос Тетаити менее сух, чем при их последнем свидании. Однако говорил он короткими фразами, не стараясь быть красноречивым. Он обращался с Парселом не как с пленником. Но и не как равный с равным.

— Когда будет закончена пирога? — спросил он после долгого молчания.

— Меньше чем через одну луну.

Снова последовало молчание.

Парсел чувствовал палящее солнце на затылке. Свинцовый обруч сдавил ему голову.

— Нужна тебе помощь?

— Нет. Только когда я буду спускать пирогу на воду.

Снова молчание.

Тетаити переступил с ноги на ногу, и Парсел подумал: «Вот теперь он заговорит».

— Где Тими?

Парсел прищурился. Ему было невыносимо жарко. В висках стучало.

— Умер.

И сам удивился своему ответу. Решил ли он заранее, сам себе не признаваясь, что откроет Тетаити всю правду, или всему виной эта жара?

— Кто его убил?

— Никто. Он убил себя собственным ружьем.

И так как Тетаити молча смотрел на него, Парсел рассказах ему, как все произошло.

— Что ты сделал с телом?

Парсел ответил неопределенным жестом. Он не хотел вмешивать в это дело Омаату.

— В море.

Тетаити наполовину прикрыл глаза тяжелыми веками и спрoсил равнодушным тоном:

— Что ты сделал с ружьем?

Так вот оно что! Это и хотел узнать Тетаити. Для того и затеял разговор с Парселом, чтобы задать ему этот вопрос. Что толку уничтожать ружье Ивоа, если где-то на острове имеется еще одно ружье, кроме его собственного?

— В пещере есть колодец. Я бросил ружье туда.

— В какой пещере?

— В пещере Меани.

— Хорошо, — сказал Тетаити.

И повернулся к нему спиной. Парсел тотчас возвратился под банановое дерево, прижался головой к стволу и опустил веки. В глазах у него помутилось, и казалось, голова разламывается на части.

Он почувствовал свежее дуновение на лице и открыл глаза. Ивоа обмахивала его веткой. Он улыбнулся ей.

— Мне уже лучше.

Вокруг него послышался шепот дружеских голосов. Ауэ, бедный Адамо! Он не выносит солнца, у него такая нежная кожа. Парсел заметил, что женщины вокруг расступились, должно быть чтобы дать доступ свежему воздуху.

— Адамо, — шепнула ему на ухо Ивоа, — что он у тебя спросил?

— Где ружье Тими.

— Ты ему сказал?

— Да. Ивоа с восхищением покачала головой.

— Он очень хитрый. Знал, у кого спросить…

Вернувшись в хижину, Парсел едва притронулся к еде, лег на кровать рядом с Ивоа и заснул тревожным сном. В пять часов он проснулся, чувствуя тяжесть в затылке и боль в висках, но все же решил пойти на берег. Ивоа отпустила его одного. Она чувствовала себя усталой и считала, что срок ее приближается. Итиа и Авапуи остались с ней.

Парсел был удивлен, что в бухту Блоссом его сопровождает одна Итиота. По-видимому, охрана была отменена и его эскорт распущен. Когда он появился на петлявшей береговой тропе, прихрамывая и опираясь на руку Итиоты, ваине выбежали ему навстречу, и он с удивлением отметил отсутствие Омааты.

После купания он почувствовал себя значительно лучше, отправился в грот и принялся за работу. Он был один. Солнце уже начало спускаться за остров, и ваине, чтобы подольше наслаждаться его лучами, расположились у самой воды.