Путешествие на Запад. ТОМ IV - У Чэн-энь

Танский монах то и дело выражал свой восторг и был очень доволен. Он достал свое монашеское одеяние, облачился в него, поклонился изваянию Будды и вошел в молельню. О том, что он увидел там, лучше рассказать в стихах:

Дым волной ароматнойПлывет в этом маленьком храме,И сквозь легкое маревоЯркие свечи горят.Зал блестит позолотойИ пышно разубран цветами,И узорчатых стенПоражает роскошный наряд.Здесь для мирной молитвыВсе смогут найти богомольцы,Красной киноварьюПерекладин покрыты ряды,Из червонного золотаБлещут на них колокольцы,Колыхаясь вверху,Как в саду – наливные плоды.В глубине, на подставках,Сверкающим лаком покрытых,Барабаны узорныеДруг против друга стоят,Сотни Будд золотых,Как живые, повсюду глядят,И ковры дорогиеПестреют на мраморных плитах,А на пышных хоругвях,Цветными шелками расшитых,Реют восемь «сокровищ»[68],Расцветкою радуя взгляд.Много утвари древней:Курильниц и ваз вереницы,Старой бронзой блестя,Протянулись вдоль каждой стены,В темных чашах курильницСандал благовонный дымится,И тяжелые вазыЖивых ненюфаров полны.А на пестрых столах,Изукрашенных лаком цветистым,Дорогие шкатулкиСверкают искусной резьбой.Здесь предаться ты можешьРаздумьям глубоким и чистым,Благородных куренийВдыхая туман голубой.Полон пышных святынь,Изваяний и знаков заветных,День и ночь этот залДля молитв и гаданий готов:На столах нарисованыПять облаков разноцветных,А шкатулки полныЛепестками душистых цветов.Вот стеклянные чаши:Чиста и прозрачна, сверкаетВ них святая вода.Вот напевно и мерно звенитЗолоченое билоИ словно наш дух окликает,И от грешной землиУвлекает в небесный зенит.И не трудно поверить,Что много столетий не гасло –С той поры, как повсюдуСвятое ученье царит, –Это яркое пламяДушистого, чистого масла,Что в хрустальных лампадахПред ликами Будды горит.Право, можно сказать,Что чудесная эта молельняОт мирской суетыСловно стенами ограждена.Пусть не в храме, а в доме,Но святость ее беспредельна,И любой монастырьКрасотой превосходит она.

Танский монах вымыл руки, взял благовонные свечи и стал молиться, отбивая земные поклоны. По окончании молитвы он повернулся к хозяину дома и поклонился ему.

– Постой! – остановил его хозяин. – Давай войдем в зал для чтения священных книг и там представимся друг другу.

О, какой это был зал!

На изукрашенном помосте,Широком, четырехугольном,Вниманье сразу привлекаютРяды высоких поставцов[69].Откроешь – и на каждой полкеУвидишь кипы книг старинных,Все истины земли и неба –Творенья древних мудрецов.А рядом с ними на помостеИграют золотом и яшмойЛарцы и ларчики резные,Расставленные там и сям:В них свитки ценные хранятся,Собрания старинных грамот –На радость мудрому владельцу,На удивление гостям.На хрупких столиках узорных,Покрытых лаком драгоценным,Сверкают тушечницы с тушью,Бумага, кисти для письма,И все, что видишь в этом зале,Как в лучшем из книгохранилищ,Полно приятных развлеченийДля просвещенного ума.Вот перед ширмой ярко-красной,Перцового, густого цвета,Изящно выгнутые лютниРасставлены невдалеке,Вот в удивительном порядкеРазложены картины, книги,А вот точеные фигурыБлестят на шахматной доске.И тут же золотой отделкойБлистает яшмовое било,Чей величавый, звучный голосК священным помыслам зовет.А рядом со стены свисаетГустая «борода дракона»[70],Что охраняет от соблазнов,От праздных мыслей и забот.Струится в окна свежий воздух,Вселяя и покой и бодрость,Душе усталой помогаяСвои тревоги превозмочь.Здесь каждому на ум приходятОдни возвышенные мысли,А все желания мирскиеНевольно отступают прочь.

Войдя в этот зал, Танский наставник хотел было опять приветствовать хозяина, но тот снова удержал его:

– Прошу прежде снять с себя дорогое облачение, – сказал он.

Танский монах снял рясу, и тогда только хозяин обменялся с ним положенными поклонами. Затем позвали Сунь У-куна и остальных учеников, чтобы те тоже могли представиться хозяину. После этого хозяин велел накормить коня, сложить поклажу под навесом и лишь тогда завел беседу с гостями, поинтересовавшись, кто они такие и откуда идут.

– Я, бедный монах из восточных земель, – начал Сюань-цзан, – посланец великого Танского государства. Прибыл в вашу благодатную страну, чтобы посетить чудесную гору Линшань, поклониться Будде и испросить у него священные книги. Узнав, что в твоих драгоценных хоромах уважают монахов, я явился сюда поклониться тебе и попросить накормить нас, чтобы мы тотчас же могли отправиться дальше.

Лицо хозяина при этих словах просветлело, и он, радушно посмеиваясь, стал рассказывать о себе.

– Меня, недостойного, зовут Коу Хун, – сказал он, – а прозвище мое «Великодушный». Вот уже шестьдесят четыре года зря живу на свете. Сорока лет я дал зарок принять и накормить ровно десять тысяч монахов. Нынче исполнилось ровно двадцать четыре года, как я дал свой обет. У меня ведется книга записей, в которую я заношу имена монахов, облагодетельствованных мною. Недавно на досуге я сосчитал монахов, которым дал приют, – за все это время их оказалось девять тысяч девятьсот девяносто шесть человек. Не хватало еще четырех монахов. И вот сегодня небо как раз и ниспослало мне вас, четверых. Заветное число десять тысяч, таким образом, завершается. Прошу тебя, уважаемый наставник, сообщить мне ваши имена. Вы уж как хотите, но поживите у меня с месяц или подольше, а затем я велю подать паланкин и коней, чтобы проводить тебя на гору, почтенный наставник. Отсюда до чудесной горы Линшань всего только восемьсот ли. Теперь совсем недалеко.