Падение титана, или Октябрьский конь - Колин Маккалоу

IX

НАСЛЕДНИК ЦЕЗАРЯ

Апрель — декабрь 44 г. до P. X

1

Легаты, военные трибуны и префекты всех рангов, даже контуберналы, если они были из влиятельных семей или сумели каким-то образом отличиться, не подвергались ограничениям или наказаниям, накладываемым на рядовых солдат и центурионов. Например, они имели право покидать военную службу в любое время.

Таким образом, прибыв в Аполлонию в начале марта, Гай Октавий, Марк Агриппа и Квинт Сальвидиен не обязаны были жить в огромных палаточных лагерях, которые длинной цепью уходили на север от Аполлонии вплоть до Диррахия. Пятнадцать легионов, набранных Цезарем для новой кампании, занимались своими обыденными делами, не обращая никакого внимания на аристократов, которым потом предстояло взять на себя командование в боях, иногда чисто номинальное. Помимо боев, эти две касты редко где соприкасались.

Для Октавия и Агриппы расквартировка не являлась проблемой. Они пошли в дом, назначенный Аполлонией Цезарю, и поселились в небольшой, довольно неудобной комнате. Бедный Сальвидиен, будучи на восемь лет старше приятелей, но не зная своих обязанностей и даже своего ранга, поскольку Цезарь этого еще не определил, сообщил о своем прибытии генерал-квартирмейстеру Публию Вентидию. Тот отвел ему комнату в доме, арендованном для младших военных трибунов, то есть офицеров достаточно перспективных, но еще недостаточно взрослых, чтобы носить это звание без приставки. Трудность состояла в том, что в комнате уже находился жилец, тоже младший военный трибун Гай Меценат. Этот Гай пошел к Вентидию и заявил, что не хочет делить свою комнату с кем бы то ни было, а особенно с выходцем из Пицена.

Пятидесятилетний Вентидий тоже являлся выходцем из Пицена, и его собственная история была намного более унизительной, чем история Сальвидиена. Еще совсем юнцом он, как пленник, принимал участие в триумфальном параде отца Помпея Великого, отмечавшего свои победы над италийцами в Италийской войне. Дальнейшая жизнь сироты также не была сладкой, и только брак с богатой вдовой из плодородной области Розея дал ему шанс всплыть наверх. Поскольку Розея славилась лучшими в мире мулами, он тоже занялся их выведением. Выращивал армейских мулов и продавал генералам, таким как Помпей Великий. Отсюда и его презрительное прозвище Мулион, «погонщик мулов». Без образования и хорошей родословной он все же мечтал стать командиром. Знал за собой такие способности. Но мечтания казались несбыточными, пока Цезарь не перешел Рубикон. К тому времени он уже хорошо знал Вентидия. Вентидий встал на сторону Цезаря и принялся ждать. К сожалению, Цезарь предпочел сделать его квартирмейстером. Как человек педантичный и добросовестный, Вентидий хорошо справлялся с работой, будь это устройство жилья для младших военных трибунов, раздача еды либо обеспечение легионов техникой или вооружением. Но в душе он все-таки надеялся стать подлинным генералом. И был уже совсем близок к заветной цели. Цезарь обещал ему преторство в следующем году, а преторы командовали армиями и не служили квартирмейстерами.

Вполне понятно, почему Вентидий не повел и бровью, когда богатый, привилегированный Гай Меценат пришел жаловаться, что жалкий мужлан из Пицена вселяется в его комнату.

— Ответ прост, Меценат, — сказал он. — Сделай то же, что делают в подобных случаях остальные. Арендуй себе дом за свой счет.

— Ты думаешь, я не сделал бы этого, если бы было что арендовать? — рассердился Меценат. — Мои слуги живут в сарае!

— Какая жалость, — жестко ответил Вентидий.

Реакция Мецената на такое отсутствие понимания была типичной для богатого, привилегированного молодого человека. Не впустить Сальвидиена он не мог, но и стеснять себя не захотел.

— В результате я занимаю пятую часть комнаты, достаточно большой для двух обычных трибунов, — пожаловался Сальвидиен Октавию и Агриппе.

— Я удивляюсь, что ты не задвинул его на его половину и не посоветовал ему проглотить это, — сказал Агриппа.

— Если я это сделаю, он обратится в высший офицерский совет и обвинит меня в нарушении порядка, а я не хочу заслужить репутацию скандалиста. Вы не видели этого Мецената. Пижон с большими связями, — сказал Сальвидиен.

— Меценат, — задумчиво произнес Октавий. — Необычное имя. Звучит так, словно он из этрусков. Интересно было бы посмотреть на него.

— Замечательная идея, — оживился Агриппа. — Пошли.

— Нет, — возразил Октавий. — Я лучше сделаю это один. А вы пока можете устроить междусобойчик или соорудить небольшой пикничок.

Итак, Гай Октавий вошел в комнату в одном из зданий для младших военных трибунов. Гай Меценат, который что-то писал, недовольно поднял голову.

Четыре пятых пространства было занято его мебелью. Хорошая кровать с перьевым матрацем, портативный ящик с отделениями для свитков и для бумаг, ореховый рабочий стол с весьма неплохой инкрустацией, такое же кресло, ложе и низкий обеденный стол, консольный столик для вина, воды и закусок, походная кровать для личного слуги и дюжина больших деревянных, обитых железом сундуков.

Владелец всего этого хаоса, Меценат, был явно человеком не военного типа: маленького роста, толстый, с обыкновенным лицом, одет в тунику из дорогой узорчатой шерсти, на ногах фетровые шлепанцы. Темные, искусно постриженные волосы, темные глаза, влажные красные губы, постоянно надутые.

— Приветствую, — сказал Октавий, садясь на сундук.

Одного взгляда было достаточно, чтобы Гай Меценат понял, что перед ним равный ему. Он встал, приветливо улыбаясь.

— Приветствую. Я — Гай Меценат.

— А я — Гай Октавий.

— Из консулярской семьи Октавиев?

— Семья та же, да, но другая ветвь. Мой отец умер претором, когда мне было четыре года.

— Вина? — предложил Меценат.

— Благодарю, нет. Я не пью вина.

— Извини, я не могу предложить тебе кресло, я вынужден был его вынести, чтобы освободить место для одного мужика из Пицена.

— Ты имеешь в виду Квинта Сальвидиена?

— Да, его. Тьфу! — Меценат состроил презрительную гримасу. — Денег нет, слуга только один. Он даже не сможет вложить свою долю в приличный совместный стол.

— Цезарь очень ценит его, — как бы вскользь заметил Октавий.

— Это пиценское ничтожество? Чепуха!

— Внешность бывает обманчива. Сальвидиен командовал кавалерийской атакой при Мунде и завоевал девять золотых фалер. Когда мы двинемся в поход, Цезарь возьмет его в свой штат.

«Как приятно обладать информацией», — подумал Октавий, кладя ногу на ногу и обхватывая руками колено.

— Ты уже участвовал в сражениях? — любезно спросил он.

Меценат покраснел.

— В Сирии я был контуберналом у Марка Бибула, — ответил он.

— О, ты республиканец!

— Нет. Просто Бибул был другом моего отца. Мы решили, — холодно добавил Меценат, — не принимать участия в гражданской войне, поэтому я возвратился из Сирии домой в Арретий. Но теперь, когда Рим стал спокойнее, я намерен сделать карьеру государственного деятеля. Мой отец посчитал… э-э… политически правильным, если я поначалу наберусь военного опыта в войне с иноземцами. Поэтому я здесь, в армии, — беззаботно закончил он.

— Но ты неудачно начал, — сказал Октавий.

— Неудачно?

— Цезарь не Бибул. В его армии ранг стоит мало. Даже старшие легаты, например его племянник Квинт Педий, не пребывают в такой роскоши, какой ты себя окружил. Готов поспорить, что у тебя здесь имеется и конюшня. Но поскольку Цезарь ходит пешком, пешком ходят и все остальные, включая его окружение. Один конь для сражения — это обязательно, но два или больше вызовут осуждение, как и большая повозка, полная личных вещей.

Взгляд влажных глаз, устремленных на этого более чем необычного юношу, выразил крайнюю степень смущения. Меценат налился краской.

— Но я — Меценат из Арретия! Моя родословная обязывает меня подчеркивать мой статус!

— Но не в армии Цезаря. Посмотри на его родословную.

— Да кто ты такой, чтобы меня поучать?

— Друг, — ответил Октавий. — Который очень хочет, чтобы ты правильно начал свою службу. Если Вентидий решил, что ты и Сальвидиен должны делить одну комнату, тебе придется делить ее с ним многие месяцы. Единственная причина, почему Сальвидиен не вышиб из тебя душу, кроется в том, что ему до начала кампании очень не хочется получить репутацию скандалиста. Подумай об этом, Меценат. После пары сражений мнение Цезаря о Сальвидиене возрастет многократно. А когда это случится, он с удовольствием вышибет из тебя душу. Может быть, твоя мирная внешность и скрывает воина-льва, но я в этом сомневаюсь.

— Что ты знаешь? Ты же еще мальчишка!

— Правильно, но я знаю, каков Цезарь как генерал и как человек. Видишь ли, я был с ним в Испании.