Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Авдеенко Александр Остапович

У клеток для хищников супруги замедлили шаг. Клетки оказались открытыми. Зверей не было, остался неприятный запах. Неподалёку зияла глубокая воронка.

— Тут были львы, — сказала фрау Эльза. — Я хорошо помню.

Львы валялись мёртвые в нескольких шагах от своей клетки…

Супруги шли по дорожке, мощённой квадратными плитками. У живописных серебристых елей их остановил резкий гортанный крик. В ветвях мелькнула чья-то тень.

— Обезьяна, — с облегчением проговорил профессор, присмотревшись, — голодная, наверно. — Он нащупал в кармане огрызок галеты. Повизгивая, обезьяна протянула лапы и, выхватив еду из рук человека, скрылась.

У пустого орлятника дверцы были открыты. У корытца копошились разноплемённые голуби и воробьи. В других птичниках валялись пёстрые трупики пернатых. Здесь хозяйничали два крючконосых ястреба.

В ветвях кустарника перед супругами Хемпель возник чёрный силуэт мужчины с надвинутой на глаза шляпой и поднятым воротником — это плакат.

«Пст! Молчи, нас подслушивают», — предупреждал он немцев.

На обезьяннике и аквариуме вкось и вкривь намалёваны фашистские приветствия и оптимистические лозунги: «Мы все-таки победим», «Мы не погибнем».

И повсюду белые стрелы, указывающие бомбоубежище.

На все это было грустно смотреть. Но солнце светило ярко и весело. Небо казалось особенно синим. Разноголосо щебетали весенние птахи. Деревья зоопарка стояли голые, неприветливые; доктор Хемпель чувствовал тонкий аромат набухших древесных почек.

Супруги подошли к разрушенному бомбой зданию. До войны здесь был ресторан с открытой верандой. С другой стороны, у входа в подвальное помещение, валялись окровавленные бинты, поблёскивал брошенный хирургический инструмент.

Вдруг фрау Эльза вскрикнула, испуганно прижавшись к мужу.

Из-за угла ресторана-лазарета появилась огромная морщинистая туша на коротких толстых ногах. Это был бегемот. Он остановился и глядел на супругов Хемпель красными глазами.

— Он скучает, бедный Ганс, — профессор безбоязненно погладил зверя по шершавой коже, — наверное, голоден. — Бегемот покрутил коротким хвостом.

Супруги Хемпель двинулись дальше. Бегемот, словно большая собака, тяжело переступая, следовал за ними.

Вот и мост. Недавно здесь кипел бой. На дне оврага, у маленькой речушки, в талом грязном снегу валялись трупы немецких солдат, искалеченные пушки, автоматы, обоймы и пустые патронные гильзы.

Стволы деревьев повреждены осколками, кора оборвана, деревья истекают соком. А на ветках весело трещат разыгравшиеся по-весеннему воробьи.

У развороченных танком ворот бегемот остановился, словно понимая, что переступать границы зоологического парка ему нельзя. На прощание он с шумом раскрыл и закрыл огромную пасть.

— Бедный Ганс, — вздохнула фрау Эльза, — скоро ли найдётся хозяин, который тебя накормит?

Напротив зоопарка среди развалин высилось уцелевшее здание. Этот большой кирпичный дом цвета синего баклажана принадлежал страховому обществу «Норд-Штерн». На нем сохранилась даже неоновая вывеска. У дома толпились люди, освобождённые советскими войсками из фашистских лагерей. Здесь русские и украинцы, французы и поляки, югославы, англичане. Их можно было различить по национальным флажкам, пришитым на груди. Опознавательные буквы, унижающие человеческое достоинство, сорваны. Много девушек и женщин с радостными, улыбающимися лицами. Слышатся музыка, песня, смех. Кто-то даже танцует.

Тут же прохаживались виновники торжества — советские солдаты.

Здание немецкого военного госпиталя по Ландштрассе, где когда-то размещалось финансовое управление Восточной Пруссии, тоже не разрушено.

Профессор Хемпель вспомнил разговор с врачом-эсэсовцем Клюге. Рассказывая о решении военного командования выложить на крыше госпиталя красный крест, Клюге утверждал: русские не обратят внимания и разбомбят госпиталь.

Но здание оказалось целым, и профессору было почему-то приятно, что русские пощадили госпиталь.

Вот и бронзовая статуя великого Шиллера: она повреждена осколками снарядов.

На пьедестале памятника выведено мелом: «Шиллер — памятник мировой культуры».

Профессор долго стоял возле бронзового поэта, пытаясь понять, что значат эти слова, написанные по-русски.

Полуразрушенное здание радио, вплотную к нему — уцелевший дом прусского архива. У сохранившегося огромного здания судебных учреждений по-прежнему стояли бронзовые зубры, свирепо нагнувшие головы. На площади, у здания вокзала, изрядно пострадавшего, раскачивались на ветру повешенные за ноги немецкие солдаты: дезертиры, казнённые немецким командованием. Лица мертвецов синие, руки протянуты к земле.

Супруги Хемпель свернули на Врангельштрассе, с трудом пробираясь среди бесконечных развалин, танков, пушек, надолбов и ежей. Не дойдя до Верхнего озера, они решили вернуться. Дорога на Врангельштрассе оказалась непроходимой.

Профессор Хемпель взобрался на кучу кирпичных обломков, откуда хорошо было видно озеро, окружённое деревьями. Тёмный от копоти пожаров лёд ещё не совсем растаял. В разводьях торчали дула орудий, колёса военных повозок, кузова машин. Многие деревья на берегу озера изувечены артиллерийским огнём. На противоположном берегу, среди развалин, виднелось здание больницы, размалёванное серо-зелёными пятнами.

Над круглым кирпичным фортом Дердона на ветру развевался красный флаг.

Профессор шёл молча, фрау Эльза, взглянув на мужа, как всегда, разгадала его мысли.

Недалеко — королевский замок, и Альфред обязательно вспомнит про свои дела, и это отвлечёт его от грустных мыслей.

— Эльза, дорогая, — произнёс, наконец, профессор.

— Да, Альфред!

— Мне нужно посмотреть замок.

— А там не опасно сейчас, мой милый?

— Не более, чем везде. Мы прошли через весь город, встретили много русских солдат, а нас никто не обидел.

— Это правда. Наверное, такие старики, как мы, никому не нужны.

Супруги шли среди руин и выгоревших каменных коробок. По-прежнему встречались переселенцы с детьми и скарбом на тележках.

Замок был пуст. Гулко раздавались шаги. Звуки проникали внутрь сквозь пустые глазницы окон и разносились эхом по пустым дворцовым залам. Нижнее окно круглой дворцовой башни, в углу, курилось едким, синеватым дымом: там дотлевала бумажная рвань.

Во дворе среди брошенного оружия лежали трупы солдат.

Повсюду кучи расстрелянных гильз и патронные ящики. Снова надпись на стене: «Мы никогда не капитулируем».

И никого живого.

Профессор вдруг представил себе, что он попал в заколдованный город из какой-то страшной сказки.

И робость незаметно вошла в сердце. Профессор стал говорить тише. Он нервничал, озирался по сторонам. Вдруг ему почудилось, что один из мертвецов зашевелился. Но нет, это не мёртвый, раненый. Солдат приподнялся и пополз, молча упираясь руками в булыжник, медленно волоча неподвижные ноги.

Профессор нагнулся над ним.

— Господа! Ради бога, сжальтесь, — прохрипел солдат. — Нужен врач… Рана в бедро, перебиты ноги. Я услышал немецкую речь. Пить, каплю воды…

— Я принесу воды, — предложила фрау Эльза и, взглянув на мужа, быстро пошла к воротам.

— Но почему вас не взяли в лазарет русские? — спросил профессор, в ужасе глядя на изуродованное тело солдата.

— Я спрятался, они добивают раненых, нас предупреждали…

— Это ложь, русские не добивают раненых.

Солдат поднял голову и внимательно посмотрел на старого учёного. Глаза раненого, тонувшие в глубоких чёрных провалах, были широко открыты, выпуклый лоб покрывался капельками пога, сухие губы растрескались.

Профессор вынул платок и вытер лоб солдату.

— Я вас знаю. Вы профессор Хемпель.

Учёный кивнул головой, мучительно стараясь сообразить, где он встречал этого человека.

— Я портной Ганс Фогель, — напомнил раненый, — два десятка лет я шил на вас. В сорок третьем году вы заказали однобортный серый костюм в полоску…

Теперь учёный узнал портного. Это был хороший мастер и честный человек. Но, боже, как он изменился! Это серое лицо, заросшее седой щетиной, лихорадочные глаза!