Эйфельхайм: город-призрак - Майкл Флинн

Том проснулся в холодном поту. Нет, это невозможно! Абсурдно, смешно. Но все совпадало. Все вставало на свои места. Или нет? Ответ на его дилемму, или же эта химера имела смысл только в беспокойном сне?

Он бросил взгляд на Шерон, спавшую прямо в одежде рядом с ним. Она, наверное, поздно вернулась из лаборатории и отключилась. Обычно Том просыпался, когда она входила в квартиру, неважно, который был час и как крепко он спал; но этой ночью не помнил ее прихода. Женщина слегка повернулась, и на ее губах заиграла улыбка. Хрононы снятся, не иначе.

Он вылез из кровати и на цыпочках вышел из комнаты, осторожно прикрыв дверь. Сел за CLEODEINOS и открыл файл «Эйфельхайм». Тщательно проверил и пометил перекрестными ссылками каждый пункт, создавая связную картину. Информация заключается в установлении связи между фактами, а не в самих фактах. Свяжи их по-другому; и — кто знает? — значение может стать совершенно другим.

Том расположил события в хронологическом порядке, размещая недатированные, исходя из контекста или логической связи, а это не всегда легко. В то время календарь еще не реформировали, да и год начинался в разное время. В империи его отсчитывали с праздника Воплощения, тогда как годы царствования, например Людовика IV,[278] начинались на светский Новый год. Тому это казалось абсурдным, но Джуди уже как-то высмеяла его за это: «Кесарево кесарю, Том. Папы и императоры, может, и пытались на протяжении веков возвыситься друг над другом, но никто не забывал, что области их полномочий различны».

В результате все происшествия с 1 января до 25 марта 1349 года в современном исчислении записывались просто как относящиеся к 1348 году нашей эры.

Том вставил даты, когда «черная смерть» поразила Базель и Фрайбург, и внес все другие связанные по контексту события, которые могли дать актуальную информацию. Сведения оставались разнохарактерными и неполными. Если странники прибыли осенью, почему на протяжении шести месяцев или более слухи о колдунах и демонах в Оберхохвальде так и не появились? Неизвестно, когда Дитрих купил проволоку и когда «путешественники решили попытаться отправиться домой». Как сюда укладывается Оккам? Папа пригласил его в Авиньон на 8 июня 1349 года, но существовали сведения о том, что он покинул Мюнхен раньше, перед тем как там началась чума. Больше о нем никто не слышал. Историки полагали, схоласт умер от чумы по дороге. Его путь мог пролегать рядом с Оберхохвальдом. Остановился ли Оккам там повидать «друга, doctor seclusus»? Принес ли с собой чуму из Мюнхена? Не там ли он и умер?

Том покусал кончик светового пера. Он завидовал физикам. У них ответы всегда находились «в конце книги». Если физик был достаточно настойчив и умен, то мог заглянуть в нее, раскрытую во Вселенной. Клиологам везло меньше. Факты сами по себе не всегда сохранялись до наших дней; а те, что доходили до нас, выживали случайно, а не в соответствии со своей значимостью. Никакое упорство не могло восстановить запись, погибшую давным-давно в пожаре. Если ты не мог жить с этим — со знанием того, что в конце книги нет ответов, — то лучше было бы и не заниматься историей вообще.

Том тщательно исследовал свой список и диаграммы, время от времени справляясь по источникам, освежая в памяти детали. По карте проверил направление полета «Фельдбергского демона» из монастыря Св. Блеза «в сторону Фельдберга». На пути того лежал Оберхохвальд. В конце концов, он не видел другого объяснения; более того, сейчас спрашивал себя, почему же не заметил его раньше. Что он сказал Шерон в тот день в ресторане? Может, подсознание действительно умнее, чем мы думаем.

А может, и нет. Том откинулся в кресле и уставился в потолок, подергивая себя за губу. Сколь-нибудь явного изъяна в логике вроде не находилось, но какое это имело значение? Иногда очевидное — это когда всего лишь выдаешь желаемое за действительное. Ему нужно мнение со стороны. Того, на чье суждение — или рассудительность — можно положиться. Он скопировал файлы и добавил свои краткие выводы. Когда взглянул на старые настенные электронные часы с жидкокристаллическим монитором, те показывали 3.20. То есть 9.20 во Фрайбурге. Том глубоко вздохнул, помедлил и затем, прежде чем успел передумать, отправил все на мой электронный ящик в другом уголке мира. Файл сопровождал один-единственный вопрос: Was glaubst du? Что ты об этом думаешь?

Послание Тома разожгло мое любопытство. Я написал ему по электронной почте, что мне потребуется несколько дней, чтобы все проанализировать, и отправился в библиотеку университета Альберта-Людвига. Там отыскал некоторые из документов, о которых он спрашивал, и сравнил их с присланными. Затем нашел еще несколько, сдул с них вековую пыль и также внимательно изучил. После, уединившись, я закурил тяжелую резную schwartzwalder[279] трубку и в табачном дыму все взвесил. Мы берегли репутацию ради нашей старости и честно заработали все, чего добились в этом отношении. И все же Том едва ли был из тех, кто делает скоропалительные выводы или любит разыгрывать приятелей.

Но друг есть друг, и вы, возможно, заметили, что мы с ним duzende.[280] Мы с ним были на «ты», а это серьезно.

Поэтому два дня спустя я отсканировал найденные документы, заархивировал их и проделал все те чудеса, что позволяет современная техника; затем прикрепил файлы к электронному письму. Осторожно — очень осторожно — набросал свое заключение. Даже если бы у Тома вместо головы был кочан капусты, он и то с легкостью прочел бы между строк. Именно для этого и существует «интеллект».

— Что ты здесь делаешь в такую рань?

Том резко вздрогнул, кресло чуть не выкатилось из-под него. Он ухватился за край стола и, обернувшись, увидел стоявшую в дверях спальни Шерон, протиравшую глаза.

— Не подкрадывайся так ко мне!

— Вот как? А как я должна к тебе подкрадываться? Кроме того, к тебе и грузовик может подкрасться, так ты сосредоточился на принтере. — Она зевнула. — Вот что разбудило меня. Принтер.

Она прошлепала босиком на кухню и включила электрический чайник.

— Все равно пора вставать. Ты чего вскочил в такую рань?

Том вытащил последний листок из принтера и быстро пробежал его глазами, прочтя мое послание, как только оно пришло.

— Я связался с Антоном. Мы с ним переписывались допоздна.

— Антон Ценгле? Как старик поживает?

— У него все хорошо. Хочет, чтобы я прилетел во Фрайбург. — Том пролистал пачку распечаток, отсчитывая пальцем. — Судя по всему, у него есть для меня хорошая приманка.