Дух Зверя. Книга первая. Путь Змея - Анна Кладова

“А если это действительно был я? Что тогда? Ты меня возненавидишь, как Лиса?”

Она покачала головою, сил отвечать не было, тем более что сейчас она не была уверена в ответе.

— Ты знаешь, чей ты шептун?

Он внимательно посмотрел на нее.

“По-моему, ты сама уже догадалась”.

Она сжалась, как будто ее ударили по лицу: сильно, больно и обидно.

— Что в тебе от него? — скрежет мелка. — “Память”. — И ты имеешь к ней доступ? — “Только в определенных состояниях”. — Что ты знаешь о нем? — “Я изредка вижу его мать. И отца”. — Это все? — “Этого достаточно, чтобы понять некоторые его поступки”. — Ты недоговариваешь! — она с ожесточением оттолкнула протянутую руку. — Говори все, что знаешь. Я заслужила!

Дарим тяжело вздохнул. Видимо, он знал, что этот разговор рано или поздно состоится, но все равно ему было страшно. Мелок сухо застучал по гладкой доске, вырисовывая мысли:

“Память не принадлежит мне. Если я попытаюсь вскрыть ее, то она заполнит меня и, возможно, раздавит. Я снова сойду с ума. Мне запрещено касаться затвора”.

— Кем? Альбой? Этим мерзким лгунишкой и потворщиком своему брату?

“Ты слишком предвзято судишь. Прости меня, но я ничего не могу сказать тебе. Это чужая тайна”.

— А ты слишком доверчив! Убери от меня свои руки. Я очень злюсь на тебя. Почему? Потому что ты, как Лис. Все что-то скрывают, но хотят, чтобы я была честна с ними. Никто не говорит мне всей правды.

Он все же поймал ее в свои объятия, заглянул в глаза.

“А ты уверена, что сможешь здраво оценить истину?”

Она оттолкнула его, отвернулась, тяжело дыша. Он был прав, все они были правы, лишь она одна невменяема и узколоба из-за своей ненависти. Конечно, что бы Дарим ни говорил о Лисе, как бы не оправдывал его, в ее глазах нелюдь навсегда останется самым последним ублюдком из всех, рожденных на земле. Потому что есть такое свойство у человеческой памяти: особо отмечать лишь плохое, отбрасывая хорошее. И потому что нет прощения тем мерзостным поступкам, что он совершил с ней и при ней. А раз знание сейчас ничего не изменит, лишь усилит боль и неприятие, то зачем оно нужно? Правильно, незачем, только ради праздного любопытства.

— Ты прав, — сухо проговорила она, — не смогу. Собирайся, нам пора ехать.

* * *

Северный мыс был совсем близко от бухты Синих скал, часа полтора ходу. Там, как сказывал трактирщик, жил ремесленный люд. Даже в таком месте требовались мастера, думала Олга, хмуро глядя на разбитую дорогу. Конь — старый, отбегавший свое мерин — храпел под нею, в страхе кося мутным глазом на необычного седока. Даримова кобыла, понурая, как и наездник, шла тихо, безропотно повинуясь своей судьбе под чуть вздрагивающими поводьями — шептун, нахохлившись в седле, как кур на насесте, ушел в себя и, похоже, не видел ничего, кроме лошадиной холки. Спустя время, когда солнце, поднявшись над горизонтом, постепенно разогнало промозглую сырость, Олга придержала коня на изгибе дороги, где та давала отросток-тропку в чащу, что скрывала под сенью своею старую избенку. Деревня, Змея чуяла это, лежала чуть выше, здесь же, особняком, скорее всего жил местный знахарь или шаман, что в общем-то было одно и то же. Она соскочила на землю, всучила вожжи очнувшемуся Дариму и зашагала к дому. Точно не понимая, что именно движет ею, она все же отворила калитку, окликая хозяев.

— Эй, есть кто дома?

В будке зашевелилась огромная псина, заурчала недовольно, высунув лохматую слюнявую морду, да так и улеглась, следя за гостьей умными усталыми глазами. Олга не обратила на собаку особого внимания.

— Эй, хозяин.

В окне мелькнуло чье-то лицо и голос, знакомый и не слишком приятный, позвал ее в дом:

— Входите.

Олга переступила порог и попала в обширные темные сенцы, устроенные как торговая лавка. За столом, склонившись над бурлящей в колбе жидкостью, сидел человек.

— Извини, сударыня, но знахарь в отъезде. Я сам гость, так что не обессудь — помочь ничем не смогу.

Он не узнал ее, чье лицо почти полностью скрывал узорчатый шелк наличника, зато она сразу же признала его. Белослав, каменский воеводич, мало изменился за полтора прошедших года. Седая голова, уродливые шрамы, дурной, неприветливый нрав, вот только… откуда столько тоски?

— Белян.

Он повернул к ней безучастное лицо с холодными серыми глазами. Пустой, безжизненный взгляд. Еще хуже чем раньше.

— Кто ты, что знаешь мое имя?

Она откинула с лица покрывало и подошла ближе. Княжий Ловчий сначала сощурил воспаленные от долгой работы глаза, вглядываясь, а потом выпучился удивленно и испуганно.

— Ольга! — он не сказал — выдохнул имя, пораженный неожиданной встречей, и смолк. Чего он боится?

— Что ты тут делаешь, позволь узнать? Хотя… — она принюхалась, улавливая горький запах полыни, курящийся над ретортой, — и так ясно. Значит, не смог бросить ты этого дела? Все гоняешься за… призраком?

Белян безрадостно хмыкнул.

— Бросил бы, да не позволено.

— Кем? Князем? С каких это пор князь стал тебе указом?

— С тех самых, как я сделался единственным, знающим формулу этого треклятого зелья.

— Интересно, — она внимательно вгляделась в … нет, не лицо — маску. — И как же это так случилось?

— А вот так, — Белян с силою оттолкнулся от стола, кресло под ним заскрежетало, оказавшись тележкой, и Олга с ужасом воззрилась на ноги воеводича, точнее то, что от них осталось — жалкие культи до колен.

— Как?

Белослав тяжело вздохнул и принялся излагать.

Через полмесяца после ее исчезновения из столицы на княжеский архив был совершен налет. Кто-то похитил все документы, связанные с зельем, задушил переписчиков и архивариуса — всех, кто хоть раз прикасался к бумагам и мог запомнить, что в них значилось. Спустя неделю такарского посла по пути домой прирезали в его же постели, вместе со всей командой ладьи, когда та пересекала линию реки Гюрзы, то есть условную водную границу. Политических причин на то не было, переговоры кончились мирно. Еще две недели спустя трагически погиб единственный брат князя, выпав, якобы во хмелю, из окна и сломав себе шею. И опять никого, никаких следов. Но вот когда убийца покусился на святая святых — Кимчанский монастырь — порешив пятерых послушников и нескольких ученых-травников, что работали на его территории, тут-то его и опознали.

— Сынишка одного моего старого друга, Велидара, того самого, что это зелье разведал первым, признал в убийце нашего общего знакомого, — тихо и как-то отрешенно повествовал Белослав. — Нелюдь вручил несчастному мальчишке голову его собственного отца и просил