Вампир. Английская готика. XIX век - Джордж Байрон

Едва вымолвив эти слова, графиня смертельно побледнела.

— О Боже! Кто там? — воскликнула она и проворно скользнула в узкую дверь, за которой находилась крохотная каморка без крыши, тесная, как усыпальница. Единственное окошко в ней было густо оплетено плющом, и плотные заросли не пропускали внутрь ни единого лучика света.

Я остановился на пороге и вгляделся в кусты, откуда послышались спугнувшие графиню шаги. Неудивительно, что бедняжка испугалась. К нам быстро приближались полковник Гайяр и его неизвестный спутник. До них оставалось не больше двадцати футов. Луна ярко освещала их, я же притаился в тени карниза. Не сознавая, что мраморная стена надежно укрывает меня от глаз полковника, я с трепетом ждал мгновения, когда он с воинственным кличем бросится на меня. Я отступил на шаг, достал из кармана пистолет и взвел курок. Стало ясно, что полковник меня не замечает.

Я стоял, держа палец на спусковом крючке. Если бы полковник приблизился к убежищу, где скрывалась графиня, я бы, не задумываясь, застрелил его на месте. Ради графини я был готов пойти даже на убийство. Так устроен человек: едва вступив тайком на неправедный путь, он готов совершить любые преступления, куда более тяжкие, чем сам готов признать.

— Вот эта статуя, — в своей обычной отрывистой манере бросил полковник. — Вон та.

— Это та самая скульптура, что упоминается в стансах? — спросил его спутник.

— Она самая. В следующий раз разглядим ее получше. Пойдемте, сударь, нам пора.

К моему облегчению, бравый полковник повернулся на каблуках и, приминая траву, зашагал прочь от замка, к парковой стене. По моим расчетам, они перебрались через ограду неподалеку от «Парящего Дракона».

Я вернулся к графине; она трепетала от непритворного ужаса, однако и слышать не хотела о том, чтобы я проводил ее до замка. Я заверил графиню, что ей нечего бояться: я не дам сумасшедшему полковнику вернуться в парк. Она немного успокоилась, нежным голоском пожелала мне доброй ночи и ушла, я же, с ключом в руке, долго смотрел ей вслед. Перед глазами у меня проносились картины одна другой фантастичнее; в состоянии, близком к безумию, я побрел в гостиницу.

О чем я только думал? Готовый идти наперекор всему свету, попрать все соображения чести и совести, презреть все опасности, пойти даже на убийство, впутаться в невероятную историю с непредсказуемыми последствиями — и ради кого? Ради женщины, о которой не знал ничего, кроме того, что она красива и несчастна! Впоследствии я не раз благодарил судьбу за то, что она благополучно вывела меня из трясины, в которой я по глупости едва не утонул.

Я выбрался на дорогу в двух-трех сотнях ярдов от «Парящего Дракона». Ну и приключение выпало на мою долю! А теперь меня, возможно, ждет в гостинице еще одна стычка с отважным рубакой, и трудно сказать, в чью пользу она завершится на этот раз. Я порадовался, что захватил с собой пистолеты. Ни в одном законе не написано, что я обязан без сопротивления отдать себя на растерзание разбойнику.

Полная луна заливала неширокую дорогу ярким серебристым светом. По одну сторону из-за парковой ограды свешивались ветви могучих деревьев, по другую высились стройные тополя.

Я медленно брел к незапертым еще дверям «Парящего Дракона». Мысли мои путались. События следовали друг за другом с такой быстротой, что я, невольный участник странного, неблаговидного действа, едва осознавал, что со мной происходит.

Полковника нигде не было видно. Я вошел в вестибюль и справился о нем у слуги. «Нет, — ответил он, — за последние полчаса в гостиницу никто не входил». Я заглянул в гостиную. Там никого не было. Часы пробили двенадцать, и я услышал, как слуга задвигает засов на входной двери. Я взял свечу. В этот час огни в сельской гостинице обычно бывают погашены, и в доме стояла тишина, словно все его обитатели давно погрузились в крепкий сон. Я поднялся по широкой лестнице. В окна лился холодный лунный свет. Я на мгновение остановился и окинул взглядом лесистые окрестности древнего замка, столь дорогие моему сердцу. Но тут мне подумалось, что полночный свет в лестничном окне «Парящего Дракона» может привлечь чей-нибудь излишне любопытный взгляд; старый ревнивец граф мог принять нечаянный огонек за тайный сигнал злоумышленников.

Приоткрыв дверь своей комнаты, я с испугом отшатнулся. На пороге стояла старуха, древняя, как мумия, с невероятно длинным лицом. На голове у нее красовался старомодный высокий чепец; рядом с кокетливой белой каемочкой желтовато-бурое морщинистое лицо казалось еще уродливее. Старуха расправила сгорбленные плечи и взглянула мне в лицо. Глаза ее, неестественно черные, горели диким огнем.

— Я тут разожгла очаг, сударь, ночь больно холодная.

Я поблагодарил старуху, но она не ушла. Пламя свечи, зажатой в трясущихся пальцах, трепетало, отбрасывая скачущие тени.

— Простите меня, старую дуру, — проговорила она, — но вы, сударь, знатный милорд из Англии, у ваших ног лежит весь Париж. Какая нелегкая занесла вас в «Парящий Дракон»?

Будь я еще в годах, когда верят в чудесные сказки, я бы принял это иссохшее существо за gеnius lосi, духа-хранителя этого зачарованного места, злобную колдунью, по мановению волшебной палочки которой исчезают один за другим злосчастные обитатели этой комнаты. Однако, хоть я и вышел из детского возраста, глаза старой ведьмы неотступно жгли меня, внушая ужас; в их черном пламени я прочел, что моя тайна хорошо ей известна. Я застыл в замешательстве; мне и в голову не приходило спросить старую каргу, какое ей до этого дело.

— Мои глаза хоть и старые, а видели вас в парке возле замка.

— Меня! — я постарался вложить в это слово побольше брезгливого удивления.

— Ни к чему отпираться, сударь. Я знаю, что вас здесь держит, и потому говорю: убирайтесь поскорее! Уезжайте завтра же утром и больше не возвращайтесь! — она взглянула на меня с невыразимым ужасом и предостерегающе подняла руку.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — ответил я, — и почему так печетесь обо мне.

— Не о вас, сударь, — мне до вас дела нет. Я тревожусь за честь знатных господ из старинного рода; я служила им в те лучшие дни, когда знатность была неотделима от чести. Но вижу, сударь, я напрасно трачу слова; вы упорствуете в своей дерзости. Да будет так; я сохраню свою тайну, а вы, если угодно, храните свою. Храните, храните; вскоре вам станет трудновато разгласить ее, даже если захочется.

Не успел я придумать, что ей ответить, как старуха медленно вышла из комнаты и захлопнула дверь. Я простоял еще минут пять, не в силах шелохнуться. Пожалуй, старая карга считает, что нет на свете ничего страшнее ревности господина графа. Как ни презирал я в душе те опасности, на которые смутно намекала старая леди, мне, как вы понимаете, отнюдь не нравилось, что первая же незнакомка, да к тому же приспешница графа де Сен-Алира, с такой легкостью разгадала мою тайну.