Цмцерон - Пьер Грималь

Были и другие причины сожалеть о том, как складывались дела; главная — поведение друзей Цезаря. Плутарх приводит некоторые примеры их поступков, вызывавших неодобрение и даже ярость римлян: разгульные безумства Долабеллы, алчность Амантия (о котором нам известно лишь, что именно ему написал Цезарь после победы над Фарнаком свое знаменитое «пришел, увидел, победил»), пьянство Антония, экстравагантные строительные планы того же Корнифиция. Порочные наклонности друзей вызывали у Цезаря отвращение, но, как говорит Плутарх, он вынужден был их терпеть. В эти дни Цицерон писал своему другу Пету, что, в сущности, о намерениях Цезаря никто ничего не знает. Может быть, он и в самом деле желает восстановить республику, но в настоящее время не может это сделать: мы подчиняемся его распоряжениям, а он подчиняется обстоятельствам; будучи главой государства, он не представляет себе, чего потребуют от него обстоятельства, а мы не представляем себе, что он думает. Цицерон все еще не утратил надежды на восстановление гражданской общины. Пока что надо ждать и мало-помалу восстанавливать дружеские связи, на которых зиждется общественная жизнь римской общины. И Цицерон старается их восстановить. Он счастлив, что выжил, сохранить жизнь — великое благо, но этого мало; научные занятия тоже не полностью его занимают. Он хочет действовать и потому ведет на редкость интенсивную переписку с людьми, располагающими хоть какой-то властью. Интересны письма его Публию Сервилию Исаврийскому; то был один из немногих представителей старой знати, последовавший за Цезарем, за что получил совместное с Цезарем консульство 48 года. С 47 года Сервилий управлял провинцией Азией. Отец его, Сервилий Ватия, еще до Помпея одержал значительные победы над киликийскими пиратами; он был еще жив; благодаря славе отца и древнему благородному происхождению Сервилий, казалось, мог бы сыграть роль примирителя противоречивых политических сил. Он находился в родстве с Сервилией, матерью Брута, женат на Юнии, которая приходилась Бруту сводной сестрой (или, как полагают другие авторы, племянницей). Честный и талантливый Сервилий прекрасно управлял провинцией, где и оставался вплоть до смерти Цезаря. Цицерон полностью доверял Сервилию и считал его в числе тех, кто будет содействовать восстановлению республики. Пока что Цицерон ждет от него сведений о состоянии Азии, «этого больного члена государственного организма». Было бы, разумеется, преувеличением полагать, что Цицерон организовывал некое «политическое бюро» или тем более «теневой кабинет», но в общем деятельность его шла в этом направлении. Вряд ли просто из любопытства он постоянно стремится составить себе возможно более полную картину того, что происходит в империи Рима. Престарелый оратор не хочет отойти от дел, входивших в прошлом (и, как он надеется, имеющих войти в будущем) в компетенцию сената. Он поддерживает с Сервилием систематическую переписку, под предлогом рекомендации отпущенников, которые занимаются в Азии имущественными делами друзей Цицерона — Тита Ампия Бальба, Курция Постума, Цереллии и других. Рекомендуя того или другого отпущенника, Цицерон ни на минуту не забывает, что в восстановленной республике такой человек, как Сервилий, будет играть немалую роль. В сенате благодаря своему родству с Брутом он войдет в группу, которая объединит старую знать. Дружескую привязанность Брута Цицерон себе уже обеспечил. Дружба Сервилия не менее ценна.

Во многих письмах этой поры Цицерон защищает интересы не отдельных лиц, а целых общин Италии — Волатерры в Этрурии или Ателлы в Кампании. Во времена республики он уже выступал их защитником. И после гражданской войны по-прежнему считает себя их покровителем и честно выполняет свои обязанности. Зачем? Хочет показать, что располагает еще некоторым влиянием? Очень может быть, такой ответ еще раз доказывает, насколько справедлив упрек Цицерону в тщеславии; но вероятнее все же другое, более серьезное объяснение: Цицерон готовит свершение своих планов и стремится привязать к себе узами благодарности возможно больше людей. В 57 году, когда речь шла о возвращении из изгнания, Цицерону очень помогла поддержка провинциальных городов; столь же драгоценной может оказаться она и теперь. А, кроме того, римскому государственному деятелю и консулярию всегда очень важно иметь обширную провинциальную клиентелу. Это — свидетельство его dignitas, а главное — реальная опора в политической деятельности.

Летом и осенью 46 года нашему герою снова пришлось пережить немало горьких минут. В июне Долабелла вернулся из Африки, возобновил супружескую жизнь с Туллией, но вскоре неизбежность развода стала очевидной; молодой женщине, беременной, пришлось, кажется, перебраться в дом отца на Палатине. Она как будто относительно легко переносила свои беды, и Цицерон о ней не беспокоился, хотя видел ясно, что семейная ее жизнь расстраивается. Его заботило, согласится ли зять вернуть приданое Туллии. Развод стал свершившимся фактом, когда в начале ноября Долабелла уехал в Испанию, сопровождая Цезаря, выступившего на борьбу с Гнеем Помпеем, старшим сыном своего давнего противника, разбитого при Фарсале. (По принятой сейчас системе соответствий между римским календарем и современным отъезд состоялся в декабре.) Войне в Испании суждено было продлиться еще почти целый год.

Сын Цицерона Марк жил с отцом в Италии и явно тяготился своим положением; он считал, что настала пора начать жизнь независимого мужчины, и стремился в Испанию, за Цезарем. Для Цицерона то был новый источник неприятностей, такой шаг никак не совмещался с его убеждениями и надеждами. К счастью, молодой человек не стал упрямиться. На следующий год он уехал в Грецию и там, в безопасности, должен был ждать восстановления республики, которого так страстно желал его отец. Впрочем, пока что восстановления республики не предвиделось. Цезарь оставался единственным консулом, других магистратов не выбирали. Рим жил в условиях единодержавия, в зависимости от любого каприза властителя. Война вновь разгорелась в Испании, что усиливало чувство неуверенности, ощущение непрочности. Тотчас после отъезда Цезаря Цицерон отправляется в Тускул, где много читает и пишет, принимает друзей, а иногда обедает у них, что подчас имеет для его пищеварения самые драматические последствия. «Я съел слишком много овощей, — пишет он однажды, — дабы исполнить законы Цезаря против роскоши». В эти последние дни истекавшего долгого года Цицерон вновь обрел некоторое внутреннее спокойствие. Он перестал за себя опасаться. Всю вторую половину ноября он проводит в поездке по Кампании, посещает Кумы, Помпеи, навещает в Стабиях своего друга Пета и через Арпин возвращается в Тускул. Он подумывает о кое-каких перестройках на виллах, устраивает экседры в одном из портиков Тускульской виллы. Для их украшения разыскивает статуи, но те, что воплощают образы, ему чуждые — вакханок или бога войны Марса, покупать отказывается. Он —- мирный философ, что у него общего с этими мятущимися созданиями? Произведение искусства, на взгляд Цицерона, предназначено не только услаждать взоры, оно должно что-то говорить уму и сердцу, излипать в душу мир, возвышать ее до духовного созерцания идеала. Вот почему статуя или картина подобны произведению ораторского искусства: и в том, и в другом человек выражает себя полностью, внутренние диссонансы здесь нежелательны.