Цмцерон - Пьер Грималь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так или иначе, Цезарь в строгом соответствии с принятой процедурой опрашивал сенаторов одного за другим; когда очередь дошла до Цицерона, он произнес целую речь, которая вошла в историю под названием «В защиту Марцелла», речь эта не похожа на защитительную речь перед судом, а представляет собой скорее «сентенцию», произнесенную в курии, она полна благодарностей Цезарю. Через несколько дней, между 23 сентября и 3 октября, должен был состояться четвертый триумф победителя, сопровождаемый играми в честь победоносного Гения полководца; все с нетерпением ожидали обещанного блистательного зрелища. Соответственно, Цицерон в своей речи не жалеет красок, превознося славные победы Цезаря, но как истинный философ замечает, что одержать победу над самим собой — дело более трудное и важное, чем победа, достигнутая оружием. Не божественное — человеческое величие являет тот, кто способен на настоящее великодушие.
Речь Цицерона содержит программу правления и совет правителю; главное, за что хвалит он Цезаря, — спасение рода древнего и благородного, рода Клавдия Марцелла. Забота о сохранении семей, из которых вышли национальные герои Рима и которые некогда содействовали величию города, стала в дальнейшем одним из важных слагаемых политики Августа, Хотя Цезарь и распространял широко сенатское достоинство на новых людей, стараясь восполнить утраты, причиненные гражданскими войнами, но и он использовал каждую возможность привлечь на свою сторону представителей старой знати, если они выражали готовность с ним сотрудничать. Ведь надо же было обеспечить провинции опытными наместниками! Наибольшее восхищение, говорит Цицерон, вызывает милосердие Цезаря. Современные историки и комментаторы часто задаются вопросом, чем вызывалось пресловутое милосердие Цезаря, отражало ли оно подлинные его чувства или было лишь лицемерным политическим ходом. Некоторые замечают, что в ходе галльской кампании Цезарь отнюдь не проявлял милосердия; конечно, так оно и есть, но милосердие к согражданам для римлянина столь же обязательно, как суровость к врагу — ни то, ни другое ни в малейшей степени не было велением сердца. Такое же удивление мы, современные люди, испытываем, читая сцены «Энеиды»: Эней проливает слезы, проявляет сочувствие, он, судя по всему, человек мягкий и чувствительный, а при этом на протяжении всей первой половины поэмы Эней предстает перед нами в виде героя, который в сражении не ведает чувства жалости. Законы войны для римлянина жестоки и неизменны, война идет как бы в другом пространстве, под взглядом других богов. Когда война торжественно объявлена, когда исполнены все обряды, между римлянином и врагом («враг» по-латыни hostis — буквально: «человек извне») не остается никаких связей, и jus больше не существует. Но связи между гражданами, те, что лежат в основе гражданской общины, не могут разрушиться, они постоянно находят в общине опору и новые силы — pietas и fides. Сулла пытался игнорировать эти непреложные требования римского сознания и потерпел поражение. Сторонники Помпея, как, впрочем, и он сам, пошли по тому же пути. Цезарь был более проницателен. Его милосердие имело целью не столько завоевать сердца, сколько включить себя как диктатора в систему гражданских традиций и норм. Согласно этим нормам подвергнуть человека смертной казни можно лишь по решению народного собрания, да и сама казнь считалась своеобразной милостью сравнительно со смертью па чужбине. Цезарь заявил себя сторонником такого взгляда еще во времена консульства Цицерона — он требовал не казнить участников заговора Катилины. По своей натуре, писал Цицерон в 46 году, Цезарь не был свободен от склонности к жестокости, но он понял, что безудержное насилие оскорбляет глубинные чувства народа, убежденного, что jus provocations, право апелляции к народному собранию, остается главной преградой на пути тирании.
Милосердие, однако, было не только ценностью в глазах граждан Рима. Философы и риторы Греции давно включили его в число добродетелей, присущих «царственной душе». Быть может, похвалы, которые Цицерон расточает Цезарю, содержат скрытую угрозу или, во всяком случае, предупреждение. Цицерон восхваляет Цезаря как божество, поднявшееся выше людей и их страстей, восхваляет за добродетель, присущую царям. Нет ли тут намека па то, что Цезарь стал царем и самодержцем, к чьим ногам бросаются сенаторы? Речь Цицерона в прямом ее смысле была понятна каждому слушателю. Но разве не могли некоторые растолковать ее и несколько иначе?
Цицерон сообщил Марцеллу, что Цезарь разрешает ему вернуться, тот ответил благодарственным письмом, которое сохранилось, — дружественное, по без чрезмерных изъявлений радости. Роль, которую Цицерон сыграл в его деле, Марцеллу важнее, чем само возвращение и столицу. Он пишет об огромном значении дружбы в человеческой жизни: он может жить вне политики, но не может лишиться дружбы. Слова эти вряд ли навеяны философией Эпикура или стоиков; естественнее видеть в них дань римской традиции, в соответствии с которой на дружбе строились союзы сенаторов в курии и в народном собрании. Гражданская война развела союзников и друзей. Ныне настало время возродить солидарность «первых людей государства».
Марцеллу, однако, не суждено было вновь увидеть Рим. Он не торопился покинуть Митилену и взошел на корабль лишь 23 мая 45 года. Во время остановки в Пирее он был убит одним из своих спутников, Публием Магием Цилоном, который тут же покончил с собой. Тайна так и осталась невыясненной. Был ли Магий разгневан па Марцелла, который отказался ссудить ему денег? Странная ревность друга? Или тайное мщение Цезаря? Последнее предположение возникло сразу же после убийства, вероятность ему придавало сопоставление с еще одной смертью — проквестор Катона Луций Юлий, уцелевший в битве при Тапсе, вскоре был убит при невыясненных обстоятельствах. Убийство Марцелла могло быть делом рук Цезаря, но зачем было ему убивать Луция? Заботами Сервия Сульпицпя Марцелла похоронили в Академии, в месте, что навевало множество воспоминаний о философах.
Вторую речь Цицерон произнес в полном соответствии с нормами судебной процедуры на форуме, перед трибуналом Цезаря, отправлявшего правосудие единолично. Это происходило в октябре, за несколько дней до отплытия диктатора в Испанию. Героем речи был Квинт Лигарий, которому Цезарь даровал прощение, но который по-прежнему находился в изгнании вдали от Рима. Судьба Квинта Лигария — пример странных положений, в которые люди нередко попадали в условиях гражданской воины. В 50 году Лигарий был легатом наместника провинции Африка, а после отъезда последнего временно исполнял его обязанности. Неожиданно в провинции появился один из приближенных Помпея, Публий Аттий Вар, в прошлом также управлявший Африкой. Прибыл он из города Авгзима в Италии, спасаясь от наступавших войск Цезаря и ярости жителей. Вар решил по собственному почину создать и провинции Африке самостоятельную систему обороны; когда Элий Туберон, официально назначенный находившимся в изгнании сенатом управлять провинцией, показался на своих кораблях перед Утикой, Вар и Лигарий не дали Туберону и его сыну Квинту сойти на берег. Туберон с сыном отправились к Помпею в Эпир. Лигарий и Вар вступили в союз с царем Юбой и разбили Куриона, которого направил в Африку Цезарь. Для цезарианцев то было тяжелое поражение — проиграв сражение, Курион покончил с собой, и провинция приняла помпеянцев, хлынувших сюда после Фарсала. Во время африканской кампании Цезаря, которая закончилась битвой при Тапсе, Лигарий оказался в стане врагов диктатора; он был взят в плен в Гадрумете, и Цезарь пощадил его жизнь, как и жизнь других пленников, здесь захваченных. Разрешения вернуться в Рим, однако, Лигарий пе получил.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});