Братья Стругацкие - Ант Скаландис

Тяжело с талантливыми писателями. У каждого — свои закидоны. Уговорить не удалось. Отдали другому. Другой совсем не понял. Или наоборот — слишком хорошо понял и зарубил. Издание отложили лет на шесть или семь.

Но у истории этой было забавное продолжение.

Семёнов всегда работал по ночам. Привычка осталась с тех пор, когда жил в большой семье, в коммуналке и писалось ему только, если все засыпали. Бывало, он будил жену свою Лену среди ночи, прочтёт ей абзац, другой, получит от неё заслуженное восхищение и продолжает, а она засыпала. И вот как-то после очередных возлияний в ЦДЛ вместе со Стругацким накатило вдохновение, и он писал, не глядя на часы. Ночь была ясная, лунная. И вдруг… Открывается балконная дверь, и входят оттуда двое. Вроде люди как люди, но ведь десятый этаж… А у самого ни страха, ни тревоги, и совершенно ясно, что это — пришельцы. Ну, здравствуйте. И они ему так заботливо, по-отечески объясняют, в чем причина всех его бед и неудач. А он слушает и верит им. Да и как не поверить, когда всё так понятно и просто! Спасибо, говорит, вам, спасибо. И они ушли. Семёнов потом клялся, что он не засыпал за столом, что это не во сне было, рукопись свою показывал, на которой и записал всё самое главное. Первый, кому он позвонил утром, был, конечно, Стругацкий. Ну а с кем ещё можно всерьёз поговорить о пришельцах.

- Аркаша, — проговорил он с ужасом и восторгом, изложив предысторию. — Они мне сказали, что Я НЕДООЦЕНИВАЮ КВАНТОВУЮ ЭНЕРГИЮ ОТРАЖЁННОГО ЛУЧА. В этом всё дело. И ночью это было так понятно! А теперь…

- Квантовую, говоришь? — солидно запыхтел Аркадий. — Интересно. Очень интересно. Я тебе вот что скажу, энергию отражённого луча ты и в самом деле сильно недооцениваешь, я бы сказал, очень сильно.

Сердце писателя Георгия Семёнова застучало часто-часто и ухнуло куда-то вниз живота. Подумалось: «Ну, вот и всё…»

— Однако, видишь ли, — продолжал Стругацкий, — поскольку ОНИ говорили о квантовой энергии, дело намного проще. Намного, — он выдержал театральную паузу. — Пить надо меньше. (Тишина в ответ.) Але, Жора! Надо меньше пить.

Глава шестнадцатая

ИСТОРИЯ ОДНОГО ОДЕРЖАНИЯ

«Будьте прокляты, поклонники серятины!»

Принято считать, что 60-е годы были для АБС сплошь удачными, а 70-е — наоборот несчастливыми. По формальным библиографическим данным так и получается. Да и главную свою битву с Системой — за «Пикник на обочине» они вели аккурат с 1970-го (заявка) по 1980-й (выход книги). Однако, по сути, в начале 70-х ничего принципиально нового не происходило. Просто усиливалась напряженность, происходила какая-то концентрация отрицательной энергии вокруг АБС. Конкретные же события грянули в 1974-м, вот почему именно этот год мы и считаем пограничным, переломным. Стругацкие написали свой «Миллиард», а Система не выдержала, наконец, ощерилась яростно и начала плеваться оргвыводами. И никакой мистики тут не было, даже никакого совпадения по датам. Просто так уж вышло. 1974-й — год написания одной из лучших повестей и он же — год окончательного развала прежней редакции фантастики в «МГ».

Вот что пишет АН брату 10 июня:

«Жемайтиса ушли с работы. На его место назначают болвана Медведева — помнишь, он состряпал в „Технику — молодёжи“ идиотское интервью с нами».

Интервью (№ 7, 1967) и впрямь было глуповатое и фальшиво пафосное. Но тогда и в голову не могло прийти, что этот мальчонка, набивавшийся в ученики, уже планировал для себя роль Иуды. Медведев оказался не просто болваном. АН и сам подкорректирует свою оценку через три месяца, 22 сентября:

«Была у меня беседа с Медведевым. Как и ожидалось, он категорически против ДоУ („Дело об убийстве“ — первое название „Отеля „У погибшего альпиниста“. — А.С.). Я повторил ему всю аргументацию, которая нами выработана. Кажется, не помогает. Тогда я объявил, что иду в ЦК. Тут он съёжился, но храбро пискнул, что-де и в ЦК не побоится высказать своё мнение. Сволочь он, вот что. (Выделено мною. — А.С.) Сейчас он укатил в отпуск. Приедет — будут вместе с начальством плести козни. Это уж точно. Погром он в фантастике учинил дикий, оставил всего два названия на 75 год, а Беле на днях предложил искать другую работу. Конечно, у него за спиной все эти подлецы из руководства — от Ганичева до Авраменко“».

Валерий Николаевич Ганичев — это тогдашний директор «МГ», Авраменко — зам. главного редактора Осипова. Её имя и отчество выяснить «на раз» не удалось, а «на два»… стоит ли? Вот имя-отчество Медведева в кругах фантастов известно хорошо. Всё-таки ещё с начала 60-х Юрий Михайлович, уже в то время сотрудник редакции «ТМ», посещал семинар Клюевой и Жемайтиса. Взбалмошный и чересчур сладкий красавчик, как характеризует его Бела Григорьевна, отличался диссидентскими (или уже тогда провокаторскими?) замашками и приносил откуда-то перепечатанные на машинке экземпляры «Собачьего сердца» и «Доктора Живаго», не менее запрещённую «Лолиту» на английском. В общем, косил под своего. Но никогда таковым не был. Его литературные опусы коллеги всерьёз не восприняли. Отсюда всё и началось. Медведев полагал себя великим писателем, другие такого мнения не разделили, и он начал тихо ненавидеть всех мало-мальски успешных литераторов, а самых успешных ненавидел ну просто до икоты. Бывает белая зависть — зависть-восхищение, зависть как стимул к работе. Бывает чёрная зависть, зависть-обида, сжирающая изнутри, заставляющая желать худшего всем, кто тебя обошёл. А бывает ещё хуже, когда желание пакостить переходит в активные действия, когда завистник, терпеливо выждав момент и заняв выгодную позицию, начинает вредить всем, кто умнее, лучше, талантливее…

Медведев разогнал старый коллектив, набрал вместо опытных умных редакторов таких же остолопов, как он сам. Ни тщательный отбор, ни тщательная редактура больше не требовались. Принципы включения авторов и книг в издательский план стали совсем другими, их было несколько у новой редакции, и все — один гаже другого. Во-первых, мнение начальства и высшего партруководства — это, конечно, святое. Во-вторых, чем бездарнее, тем лучше: оно и безопаснее и зависть не так сильно ест глаза. В-третьих, «ну как не порадеть родному человечку»! И, наконец, в-четвертых, родным человечком мог стать любой, кто приходил с деньгами и подарками. Да, да, о взятках в новой редакции рассказывали многие, в ужасе закатывая глаза: ведь неслыханное дело для советского работника идеологического фронта!