Дитя Всех cвятых. Цикламор - Жан-Франсуа Намьяс

Но, вернувшись в Париж, который они с Адамом решили более не покидать, Лилит резко похудела, высохла. Ее осунувшиеся черты стали жесткими, нос вытянулся, сделался крючковатым. Со своей черной гривой она приобрела окончательное сходство с ведьмой. Наконец-то Лилит и внешне превратилась в ту, кем была в действительности.

Она проводила дни, обдумывая способы отомстить Анну, а главное – пытаясь расшевелить совсем упавшего духом Адама.

Тот был убежден в том, что Анн сильнее его. Лилит же изо всех сил пыталась его разубедить. Они с Адамом еще не сказали последнего слова. Ведь ей уже удалось подвести их врага под смертный приговор. А вдруг этого Анна по неосторожности занесет в Бургундию? К тому же, если случится новая осада Парижа, молодой Вивре вполне может найти тут свою смерть.

Но в любом случае сюда он не войдет. Париж неприступен. Даже Девственница потерпела неудачу под его стенами, даже норманны, самые ужасные воители всех времен, даже кровожадный Аттила!

Адам слушал свою дьявольскую супругу не перебивая, но, похоже, все ее доводы не убеждали его.

Однажды ее осенило. Она вдруг вспомнила одну деталь, которая могла оказаться решающей.

– У Анна есть слабость, которой нет у тебя: головокружение от высоты! Однажды он уже чуть не погиб из-за этого во время своего неудавшегося побега. Но ведь ты-то не боишься высоты, верно?

В первый раз за многие месяцы Лилит показалось, что Адам воспрял духом. Он ответил задумчиво, с полуулыбкой:

– Нет, я к высоте совершенно нечувствителен.

Анн де Вивре и Филипп Мышонок добрались до окрестностей озера Орта в середине июня.

До этого Анн как-то не предполагал, что возврат в эти края станет для него испытанием. И вдруг осознал это, лишь увидев перед собой волны озера… Лето обещало быть восхитительным, воздух был пронизан светом, ветер доносил ароматы все новых и новых цветов, и зеленые берега безмятежно отражались в чистых водах… Ничто, ничто не изменилось!

Это оказалось невероятным потрясением. Все воспоминания, хранившие в себе образ этих мест, снова налетели на него, словно потревоженный пчелиный рой. Анну почудилось, что он умирает. Он зажмурился, но не смог удержаться и снова открыл глаза. Долго так продолжаться не может, он должен сделать что-нибудь! И тогда под взглядом ошеломленного Мышонка Анн снял с шеи свой серый шерстяной лоскут и завязал себе глаза.

Темнота положила конец его пытке. Запахи и пение птиц остались, но они причиняли гораздо меньше боли. Анн подождал, пока успокоился достаточно, и повернулся к своему спутнику:

– Веди меня, Мышонок. Берегом озера. Скоро заметишь замок.

Мышонок молча повиновался и вскоре объявил ему, что они уже перед подъемным мостом. Анн снова почувствовал, как силы оставляют его. Если он предстанет перед хозяином в таком виде, ему придется рассказать все, а для этого у него недоставало мужества. Значит, снять повязку? Нет, поступить так он тоже не мог.

Он опять прибегнул к помощи Мышонка. Попросил его пойти к сиру д'Орте, объявить о прибытии сира де Вивре – и все объяснить… Мальчик согласился, и Анн остался один. Спешившись, взял Безотрадного под уздцы и стал ждать.

Ожидая во мраке, Анн вспомнил те оба раза, когда завязывал себе глаза. Он не отгонял эти воспоминания: они были слишком дороги ему.

Он вновь увидел, как вжимается в скалу спиной к пропасти, обливаясь потом, как пробирается на дрожащих ногах за своей спутницей, которая, оторвав полосу от своего платья, подбадривает его спокойным голосом. Должно быть, именно в тот миг у него и появилось предчувствие, что она – вовсе не Альенора, английская шпионка, но существо из его грез, Теодора…

А потом, через несколько месяцев, – Иерусалим! Он кружит по Масличной горе с колотящимся сердцем, трепеща при мысли о том, что скоро должен будет прозываться «Анн Камень» или «Анн Червяк»… Воздух был почти таким же теплым, как сегодня, и запахи почти те же…

– Signor Анн Иерусалимский!

То, что Анн не видел сеньора д'Орту, сделало его присутствие еще более ощутимым. Молодой человек живо представил себе тонкое лицо, обрамленное седеющими волосами.

Голос хозяина звучал растроганно и чуть дрожал:

– Простите меня, я хотел сказать – «синьор де Вивре». Это привычка.

Анн повернулся на голос. Невольно напрягся и вздрогнул.

– Я стал Вивре благодаря вам… и не только благодаря вашей щедрости. Вы поклялись мне, что я верну свое имя: это и позволило мне сохранить надежду до конца.

В ответ Анн получил лишь несколько смущенных слов. Волнение явно мешало Виргилио говорить.

Поэтому молодой человек продолжил:

– Что я могу дать вам взамен? Никакой дар не вместит в себя всю мою благодарность. Так что я решил просто сказать вам спасибо. Спасибо, signor д'Орта. Будьте уверены в моей вечной признательности.

Он почувствовал на своем плече руку итальянского синьора.

– Вы вернулись сюда, несмотря на войну, что идет в вашей стране, и боль, которую причиняют вам давние воспоминания. Что же большее могли бы вы дать мне?

Оба, пожилой и молодой, один с завязанными глазами, другой с увлажнившимися, на миг застыли. Потом Виргилио д'Орта увлек гостя за собой.

– Идемте, amico mio… [26]

Запах парадного зала обрушился на Анна как пощечина. Снаружи все сливалось в едином благоухании, здесь же ему показалось, что он обоняет каждый предмет в отдельности: стены, бесчисленные статуи, стол из зеленого мрамора, на котором они ужинали в первый вечер. Это было еще ужаснее, чем если бы он имел возможность видеть.

– Не угодно ли присесть и подкрепиться, синьор де Вивре?

– С вашего позволения, я предпочел бы пойти в библиотеку…

Дверь за ними закрылась. Анн снял, наконец, повязку с глаз. Стопки книг, свитки рукописей – все осталось таким, как прежде. У Анна складывалось впечатление, что после долгого, утомительного плавания он добрался, наконец, до острова. Ибо здесь, в этом месте, где Теодора никогда не бывала, воспоминаний о ней можно было не опасаться.

Виргилио д'Орта улыбнулся ему. Им снова было хорошо в своей вотчине, где они провели вместе столько времени.

– А как же солдаты, синьор де Вивре? Вам их много попалось по дороге? Как подумаю обо всех опасностях, которым вы подвергли себя ради моей особы!

– Мы никого не встречали.

– Вам повезло, потому что война здесь все еще продолжается. Не так долго, как ваша, но все-таки!..

Виргилио д'Орта объяснил, что его сюзерен, Филиппо Мария Висконти, по-прежнему борется с коалицией Савойи, Флоренции и Венеции. И дела Висконти были даже довольно плохи…

Затем он спросил:

– Вы проведете в моем обществе какое-то время?