Великие зодчие Санкт-Петербурга. Трезини. Растрелли. Росси - Юрий Максимилианович Овсянников

с семьями, гостят неделями. Читают обществу свои произведения, участвуют в маскарадах, совершают лодочные прогулки, играют с хозяевами на бильярде, встречаются со всеми придворными. Но никто никогда не вспомнит позже о российском дворянине, неаполитанском подданном, архитекторе Карле Росси, создавшем этот дворец.

Впрочем, и этому удивляться не следует. Припомним, что Пушкин, так живо и много интересовавшийся жизнью своего прадеда — арапа Петра Великого, совсем не ценил его строительные и фортификационные способности, хотя Абрам Петрович Ганнибал был «первым и лучшим инженером в России». По сословным дворянским понятиям сей род деятельности не мог идти ни в какое сравнение с должностью придворной или службой в армии. Архитектура приравнивалась к инженерии. Дворянин Карл Росси занимался не положенным дворянину делом.

Неужто одиночество без друзей и собеседников? Нет, все же был в Твери человек, с которым зодчий, вероятно, часто встречался, а может, и дружил, — Иоганн Буле. В недавнем прошлом профессор Гёттингенского университета, известного в Европе своим либеральным духом (именно этот университет кончали в свое время будущий декабрист Николай Тургенев, его брат Александр — близкий друг Пушкина, любимец лицеистов преподаватель словесности Александр Куницын). В тот год, когда Росси вернулся из Франции в Петербург, Буле возглавил кафедру философии Московского университета. Вплоть до 1808 года он читал на французском языке лекции по истории права, логике, психологии, истории изящных искусств и мифологии. Однако взгляды профессора стали неугодными, и Буле вынужденно принял предложение Екатерины Павловны стать ее личным библиотекарем. В 1811 году ученый поселился в Твери. Вряд ли мог найти Росси в маленьком городе более интересного и нужного собеседника, лишенного вдобавок сословных предрассудков. Можно только представить, сколько долгих часов провели они в увлекательных разговорах…

В конце декабря 1811 года у профессора по дороге из Москвы в Петербург остановились погостить два молодых человека — братья Михаил и Петр Чаадаевы. Еще три года назад они слушали лекции Буле в Московском университете и числились его любимыми студентами. Теперь они отправлялись на службу в лейб-гвардии Семеновский полк. Росси мог видеть их и поразиться остроте суждений младшего — Петра. Возможно, через девять лет он снова вспомнит этого оригинального юношу, но это — только догадки…

Итак, свободные вечера, вероятно, в обществе профессора Буле, а все остальное время — любимому делу. Тем более что числился Росси членом созданного Комитета по благоустройству Твери. Даже краткий перечень замысленных зодчим и построенных им зданий в самой Твери и городах губернии заслуживает почтительного удивления:

проекты театра, зданий для губернской канцелярии, для экспедиции округа путей сообщения и для семинарии в Твери;

проект тверского военного госпиталя — ансамбля из одиннадцати корпусов на правом берегу Волги;

сооружение торговых рядов в Твери — протяженного здания с аркадой и дорическими портиками по углам (увы, разрушено в 60-х годах XX столетия);

перестройка церкви Трех Святителей, что стояла в Твери на левом берегу Волги на площади перед существовавшим тогда наплавным мостом;

сооружение там же, в Твери, на берегу речки Тьмаки собора Крестовоздвиженского монастыря (это был огромный куб с дорическими портиками с четырех сторон и торжественным пятиглавием); сооружение такого же собора в Торжке;

сооружение здания присутственных мест в Старице и гостиных дворов в Бежецке и Рыбинске;

проекты каменных и деревянных жилых домов для помещиков, мелких чиновников, торговых людей. (Дома одноэтажные с мезонином и без, дома двух- и трехэтажные и даже городские усадьбы.)

Кое-какие строения по этим проектам дожили до наших дней. Несколько домов уцелело в Твери, Рыбинске и Кашине. Знакомство с ними, а также с рисунками и чертежами тверского периода, хранящимися в архивах, позволит уяснить творческую манеру архитектора и направление его поисков.

Росси придерживается канонов классицизма: строгость архитектурных форм, четкость и ясность пространственных композиций, стилистическое единство каждого здания, минимум декоративных украшений. Уже в этих работах проглядывают черты, которые найдут дальнейшее развитие и воплощение в торжественных ансамблях Петербурга: сочетание арочных и прямоугольных завершений оконных проемов, лоджии с колоннами на втором этаже, обработанные под руст первые этажи. Но это частности. Главное, что поражает и восхищает в проектах этих лет, — удивительное чувство ансамбля. Замысливая новое строение — храм, жилой дом, общественное здание, — архитектор всегда видит улицу или площадь, а порой и весь город в целом. Творение Росси может предстать красивой сольной партией в общем архитектурном хоре или мощным аккордом, но никогда — диссонансом: свидетельство высокого вкуса и большой внутренней культуры мастера.

Тактичное, уважительное отношение к людям, к их творчеству, к наследию прошлого — отличительная черта Карла Росси. Основа его огромного обаяния. Поэтому с ним охотно работают его помощники. Потому с мнением Росси очень считаются заказчики.

15 марта 1811 года в Тверь с очередным визитом приезжает император. Событие, оказавшее влияние на судьбу самого императора, историка Карамзина и, как ни странно, архитектора Росси. Пути этих трех людей снова пересеклись. Государь и историк живут в покоях, сооруженных Росси, гуляют в парке, разбитом по его замыслу, любуются созданной им набережной. Очень возможно, что вечерами они встречаются на балах и маскарадах, которые так любит государь.

Страсти кипят в жарко натопленной гостиной принцессы. Здесь говорят о политике, о предстоящей войне с Наполеоном, дыхание которой все ощутимей. Здесь Екатерина Павловна успешно плетет интриги против ненавистного Сперанского. Его отставка, которая изменит движение России, уже предрешена. Здесь же Александр слушает Карамзина. Историограф читает свою «Записку о древней и новой России». Эпиграф к ней многозначителен: «Нет лести в языке моем». Нелицеприятный текст вызывает раздражение и гнев государя, но Екатерина Павловна знает, когда надо пустить в ход все свое влияние на брата. Гнев сменяется милостью, предложением высочайшей дружбы, просьбой о переезде в Петербург, намеками на министерский пост. И как ни удивительно, стараниями хозяев дворца не остался в эти дни обойденным высочайшей милостью не любимый императором зодчий.

19 марта Александр I подписывает рескрипт:

«Его Императорскому Высочеству Главному директору путей сообшения принцу Георгию Гольштейн-Ольденбургскому.

Находящегося при Главном начальнике Кремлевской экспедиции архитектора надворного советника Росси дозволяю… согласно желанию его определить в Ваш штат к таковой же должности, оставляя ему и то жалованье, какое получает он ныне из Кабинета.

В Твери

Александр».

Первое признание, первая награда. Получен следующий чин — надворного советника (VII класс по «Табели о рангах»). Заметим для себя, что «профессорам при Академии» и «докторам всяких факультетов, которые в службе обретаются», давался чин IX класса — титулярного советника. Но для Росси особенно важно другое: помимо жалованья из Кабинета, он будет теперь получать дополнительно, пусть небольшое, жалованье из Дирекции путей сообщения. Это уже позволит решить кое-какие житейские проблемы, приносившие до того огорчения.

Точно предчувствуя трагические события грядущего года, Росси спешит составить альбом всех своих тверских проектов. Экземпляр его находится сейчас в Москве, в Центральном государственном военно-историческом архиве. На