Запрещенная реальность. Одиночка. Смерш-2 - Василий Головачёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Парни дружно насели на него, хватая за руки и ноги, но быстро поняли, что их захваты не достигают цели: жертва ускользала как угорь. Затем Матвей показал туйфа – технику ног, отбросив всех четверых за доли секунды. Коренастый сразу же вскочил и согнулся в тансине[46], видимо, он имел какой-то дан, скорее всего третий – сандан, однако в награду за это Матвей показал ему дальний тэнти-нагэ[47], или, говоря по-русски, «бросок за тридевять земель», в результате которого парень улетел метров на шесть и застрял в желобе для подачи воды.
Все это время участковый простоял столбом, выпучив глаза и не веря им, потом цапнул с пояса штатный «макаров». И Матвей влепил ему полновесный еко-гэри, не оставляющий на теле следов, но запоминающийся надолго. Подобрал выпавший пистолет, вынул оттуда обойму и вернул оружие инспектору, сидящему на земле с разинутым ртом. Сказал участливо:
– Водички дать, Константин Кириллович?
Участковый с шумом выдохнул, хотел что-то ответить, но лишь хрипло выматерился.
Выбежавшая спасать брата Лидия с изумлением глядела на компанию ковылявших со двора гостей. Подозрительно посмотрела на Матвея:
– Ты что с ними сделал?
– Пальцем не тронул, – засмеялся тот. – Ничего, уважать будут.
Словно в ответ участковый оглянулся за калиткой, сунул пистолет в кобуру.
– Уезжай отсюда, каратист хренов! Завтра за тобой приедут из округа, посмотрим, как ты их встретишь.
– А пусть приезжают, – беззаботно откликнулся Матвей. – Вместе поищем солярку и мотоцикл. За место не боишься, Константин Кириллович? Аль рука есть повыше? Так я ту руку найду. Адью, господа.
Участковый со свитой ушел. Лидия повернулась к брату:
– Ты что же, успел с ним познакомиться?
– И с ним, и с председателем. Интересные люди. Ничего, Лидуха, хуже не будет, а меня им не достать.
– В спецназе, что ли, работаешь?
– Где же еще. – Матвей снова засмеялся и увлек сестру за собой: – Пошли чай с вареньем пить. Варенье ты варишь классное!
В душе он далеко не был уверен в действенности своих «воспитательных» мер, но твердо знал, что отпор беспределу – на всех уровнях – должен дать.
Наутро Лидия, вставшая с петухами, обнаружила на дальнем конце поля украденный мотоцикл. А после обеда примчался Леонид и ошарашенно заявил, что председатель вызывает фермеров на совещание по оплате долгов. Матвей, собравшийся продолжать в том же духе, с облегчением признался себе, что не рассчитывал на такую скорую победу. И вообще на победу. Председатель оказался трусливее, чем он ожидал, решив, что гость, действующий столь открыто и нагло, имеет достаточно высоких покровителей. Впрочем, узнай он правду, едва ли сделал бы больше.
Уезжал Матвей на четвертый день, отдохнувший и посвежевший. Но на душе у него лежал камень. В селе сны его не беспокоили, как раньше, но психика чуяла чей-то зов. Кто звал – Кристина, Тарас или Илья Муромец, Матвей не разобрался, но знал, что он кому-то сильно нужен.
Кое-что о внутреннем круге
Где-то в глубинах мироздания родился низкий вибрирующий гул. Содрогнулись галактики, звезды, туманности, планеты сбились со своего извечного пути вокруг звезд, их материки, как и твердь земная, отозвались колоколами родившихся трещин и ущелий, передали гул, грохот и толчки стенам зданий; задребезжали стекла, бокалы, рюмки, закачались люстры, лампы, бра; дрожь вошла в кости черепа, тела, в позвоночник, заставила заговорить язык, исчезла… Гул стих. И Великая Тишина обрушилась на мозг Тараса – он вышел за пределы всех человеческих чувств, достиг мугамуси[48] – полной отрешенности от земного бытия – и слился с полем информации большой живой системы под названием «биосфера Земли».
Контакт длился неимоверно долго – больше десяти секунд, пока «И» Тараса, его «разум-воля», искала нужные узлы эйдетической, целиком эмоциональной информации среди сплетений полей и тончайших, непередаваемых ощущений, доступных словесному выражению и логическому определению еще в меньшей степени, чем такие явления, как звук, цвет и линия. Тарасу открылись так называемые «каналы информации скрытой реальности», доступные лишь истинно Светлым иерархам: Мастерам, Адептам, Ангелам – и реже – Посвященным в дела и заботы Внутреннего Круга. Он увидел сложнейшее поле взаимодействий всех крупных физических систем – от человека до «социальных фигур» сфер политики, экономики, науки и паразитирующих на них «вампиров»: мафии, коррумпированных и бандитских формирований, правозащитных институтов. Закрытыми остались лишь области «запретного смысла», то есть зоны деятельности иерархов и противодействующих им «тарантулов» и «монархов тьмы». Принадлежавшие иерархам имели необычайно красивые гармоничные формы и светились нежным опалом; те же, коими владели властители тьмы – угрюмые, бесформенные горы, – то казались состоящими из грязного тумана, то открывались безднами, объять и понять которые не смог бы ни один разум во Вселенной. Одна из таких «гор» подмяла под себя Москву и словно почувствовала, что в нее пытается проникнуть враг: из глубокой размытой «инфрасерым» цветом бесформенности на Тараса глянули бешеные, полные злобного недоумения глаза.
Лишь короткий миг Тарас сдерживал давление взгляда – не взгляда, конечно, – коллективного психического противодействия, и отступил, ушел «под горизонт событий», спрятался за блоком интенсивной пси-защиты. И все же остался доволен: он успел подсмотреть кое-какие детали чужеродного поля взаимодействий и определить возможные траектории событий между «индивидуальными пространствами». То есть между людьми и их поводырями. Что ж, мозаика складывается по крупицам, по кусочкам, и важен каждый, даже самый малый обломок.
Выход из ментала в астрал сопровождался бурей не слышных человеческому уху звуков, а из астрала в мир внешних проявлений, мир известных реалий, – знакомым гулом электромагнитных колебаний, порожденных ансамблями клеток напряженной нервной системы. Тарас осознал себя лежащим на чем-то твердом, с закрытыми глазами, в традиционной моку-со[49]. Открыл глаза.
Он лежал на плоском камне в глухом «кармане» оврага, недоступном зрению практически со всех сторон, даже из самого оврага. Спуститься в «карман», образовавшийся в результате обрушения стенки оврага, можно было только сверху, через заросли черемши и лещины. Тарас отыскал его случайно, по возрастанию положительного потенциала этого уголка природы, словно специально созданного для уединения и медитаций.
Оставаясь неподвижным, он пролежал еще несколько минут, вслушиваясь в тишину вокруг. Существовала, конечно, опасность, что его в конце концов запеленгуют, но излучение выбранного «узла напряжений», приходившегося на овраг, в немалой степени помогало маскироваться, отстраиваться от потока излучений тупой и злобной силы «монархов и тарантулов».
В памяти всплыло нежное и печальное лицо последней жены.
– Елинава! – невольно прошептал Тарас, расслабляясь на миг.
Два года назад они убили ее! Убили, имитировав ограбление, когда он находился
