Старый Иерусалим и его окрестности. Из записок инока-паломника - Леонид Кавелин

Когда мы приехали в Рамлю, застали здесь ректора Халкинского богословского греческого училища епископа Типальдоса. Он по приглашению Иерусалимского Патриарха гостил целое лето в Иерусалиме, занимаясь устройством здешнего богословского училища, основанного Патриархом Кириллом в Крестном монастыре (за четверть часа ходу от Иерусалима). Старец епископ считается одним из ученейших людей в греческом духовенстве, но к сожалению известен в то же время, как ненавистник славян. Выехав с ночлега в Рамле в семь часов, мы в десятом часу благополучно приехали в Яффу, где и остановились в здешнем греческом монастыре; он построен на высоте берега над самым морем и отсюда открывается превосходный вид на Яффскую гавань, одну из самых опаснейших во всей Сирии, ибо весь берег усеян подводными камнями и гряда их тянется вдоль гавани, выказывая свои черные вершины; с шумом и пеною перекатываются через них волны, и при сильном ветре нельзя безопасно ни выйти из гавани, ни попасть в нее с моря, ибо для подхода к берегу есть только несколько узких проходов между скалами, а сообщение с стоящими на открытом море на якорях судами производится посредством больших лодок (магон). Обедали в этот день (16 октября, четверг) с епископом Типальдосом, который остановился здесь отдохнуть в ожидании австрийского парохода. Вечером выходили из города прогуляться по морскому берегу, близ развалившегося карантина, в котором, как повествуют, герой прошедшего времени (Наполеон I) приказал отравить несколько тысяч своих зачумленных солдат, чтобы они не достались в плен неприятелю, – неужели и здесь цель оправдывает средство? В Яффе, несмотря на близость моря, было днем до крайности душно и вообще жарче, чем в Иерусалиме, и только вечером можно вздохнуть свободнее. Набравши на берегу моря разноцветных ракушек, мы поспешили в город из опасения, что скоро запрут городские ворота.

17 октября в пятницу были у обедни в Яффской православной греческой церкви. Священник-араб служил по-гречески; церковь просторна и украшена прилично; в иконостасе иконы местные русского письма. После обедни пригласил нас к себе в гости здешний купец из арабов, который занимается поставкою припасов для Иерусалимской Патриархии, – зовут его Жорж Халиби. Угощение состояло из глико (варенья), рюмки раки (виноградной водки) и наконец пампушек или оладьев с медом. Мы хотели ограничиться двумя-тремя, но это оказалось положительно невозможным. Хозяин, сам участвовавший в завтраке, своеручно макал оладьи в мед и подавал нам, а отказаться от такой чести значит оскорбить гостеприимство, и так мы принуждены были съесть штук по десять каждый. Хозяин представил мне всех членов своего семейства, прося благословить их и дом его, а вечером он же явился сопровождать нас в сады, которыми справедливо славится Яффа. Теперь (в октябре) остались на деревьях лишь доспевающие финики и переспелые гранаты, но другие деревья уже обременены зелеными лимонами, померанцами и апельсинами. Сады эти имеют искусственное орошение, и вода из бассейна проводится посредством водоподъемных машин самого простого устройства. Некоторые сады дают от 5000 до 10 000 пиастров доходу своим владельцам. Из сада, где Жорж Халиби угощал нас зелеными, а потому еще очень кислыми апельсинами и превосходными гранатами, мы опять прошли на морской берег и, погуляв здесь, возвратились в город. Яффский базар чрезвычайно живописен и оригинален; за городом есть особый фруктовый рынок: гранаты, лимоны, апельсины, финики, орехи всех сортов и сахарный тростник, все это навалено грудами и дает выгодное понятие о богатстве здешней природы. В этот же день поутру пришел в яффскую пристань французский пароход и несколько наших богомольцев отправились на нем до Александрии с целью посетить Синайскую гору. 18 октября в субботу поутру пришел в Яффу австрийский пароход «Италия», на котором мы намеревались отправиться до Кайфы. Мы переехали на пароход засветло. К вечеру сгустились облака и над нашими головами разразилась сильная гроза, но море оставалось тихо; гремел гром, молния сверкала беспрерывно и чудное зрелище представлялось глазам, когда среди вечернего сумрака она освещала расположенную амфитеатром на высоте берега Яффу – древнюю Иоппию. Сидя задумавшись на палубе, я вспоминал события из апостольской истории, ознаменовавшие это место: явление плащаницы апостолу Петру, его здесь пребывание у Симона усмаря и воскресение Тавифы. Возле меня шептались о чем-то между собою два францисканца, ехавшие на Кармил в свой монастырь. Поодаль сидел епископ Типальдос, разговаривавший с своим спутником профессором Тандалиди – слепцом-поэтом, произведения которого так восхищают греков, его соотечественников. По палубе ходили пассажиры-европейцы, а на другой стороне сидели и полулежали мусульмане и арабы, заняв заранее места и устроясь на них совершенно по-домашнему. Когда гроза усилилась, я сошел в каюту и долго не мог уснуть от чрезвычайной духоты; но заснув однажды, уже не слыхал, как пароход снялся с якоря и шел до Кайфы. Проснулся поутру на рассвете, когда мы уже были в виду этого маленького городка. Перед нами возвышался величественный Кармил, на котором подобно крепости белелись стены Кармильского францисканского монастыря; но по краткости времени я не успел посетить его, хотя на этой горе, освященной именем пророка Илии, есть довольно замечательных мест.

Вид Назарета

Съехав с парохода на боте, мы пошли прямо в дом к здешнему русскому консулу г. Аверино (грек), с которым виделись в Яффе, и вручили ему письмо от нашего консула в Иерусалиме. Мы хотели отправиться в путь как можно скорее, но едва-едва добыли лошадей и выбрались в 9 часов утра по дороге в Назарет. Дорога эта сперва шла невдалеке от морского берега у подошвы Кармильских гор, а после перешла через эти горы. Мы въехали в дубовый лес; здесь отдохнули и спустились в долину; близ Назарета опять началась гористая местность, укрывающая этот священный уголок, так что мы увидали его лишь тогда, когда взъехали на одну из гор, обрамливающих самый город. Прежде всего нам бросилась в глаза группа старинных зданий, – это латинский монастырь, построенный на развалинах древней церкви, воздвигнутой здесь еще в первые времена христианства благочестивою царицею Еленою. Оставив лошадей в доме рекомендованного нам кайфским консулом купца, мы пошли в этот монастырь поклониться месту Благовещения. Пройдя через первый двор, где сидело множество арабов в своих живописных абах (плащах), мы вступили на второй двор и в двери храма. У францискан в это время шла вечерня. Мы остановились посреди молящихся. К нам, впрочем, очень скоро подошел один из монахов (как оказалось после, пономарь), одетый поверх обыкновенной одежды в белый короткий стихарь, и предложил нам свои услуги для обозрения Святых мест. Спустившись по бывшей прямой пред нами (в церковном помосте) широкой мраморной лестнице вниз в пещеру, мы очутились в небольшой квадратной комнате, в глубине которой, прямо против лестницы, устроен престол, а под ним на полу мраморный круг, по обводу которого сделана золотом надпись латинскими буквами: «Слово плоть бысть». Над этим местом висит пять серебряных неугасимых лампад. Здесь, по преданию, молилась Пресвятая Дева Богородица во время явления Ей благовестника – Гавриила Архангела. Место, на котором стоял Архангел, означено гранитной колонною, которую арабы подрубили совершенно (в надежде найти будто бы сокрытое в ней сокровище), так что она теперь утверждена лишь сверху и висит на восемнадцать дюймов от полу. Эту колонну, висящую сверху как бы каким чудом, здешние жители признают универсальным лекарством во всех своих болезнях, и постоянно здесь можно видеть больных всякого рода, старающихся дотронуться больным членом до колонны. Поклонясь с тихою молитвою (по случаю богослужения нельзя было пропеть тропарь Благовещению) месту благовещения и облобызав колонну с мыслию, что здесь «совершися спасения нашего главизна и еже от века таинства явление», мы перешли в другую половину пещеры, отделенную от первой стенкою; она оставлена в своем натуральном виде; по преданию, тут была кухня и прочие принадлежности хозяйства Святого Семейства. Далее этой пещеры есть сход в другую, меньшую, где, по преданию, Богомладенец отдыхал по возвращении с Матерью из Египта. Отцы францискане, нас провожавшие, дали нам на память каждому по свече, горевшей на месте Благовещения и несколько камушков от стены пещеры – жилища Богоматери, а мы поблагодарили их несколькими талерами, попросив одного из них проводить нас и в другие Святые места, принадлежащие им в Назарете. Сперва он повел нас в так называемую мастерскую Св. Иосифа Древоделя. По обычаю, доселе сохранившемуся на востоке, ремесленники имеют свои отдельные мастерские с выходом прямо на улицу, где работают днем и продают свою работу и только на ночь возвращаются домой. Эта мастерская, в расстоянии от монастыря на тридцать шагов, ныне обращена в церковь, которая переделывалась во время нашего посещения. Алтарь будет заключать в себе часть стен древнего здания. Отсюда мы пошли на край городка в каплицу (часовню), где хранится камень, вбитый в землю, почти круглый, на котором, по латинскому преданию, Господь наш Иисус Христос вкушал пищу с Своими учениками до времени Своея страсти и по воскресении из мертвых. Из этой часовни прошли мы в средину городка в маронитскую или греко-унитскую церковь, построенную на месте древней еврейской синагоги, в которой Отрок Иисус изъяснял пророчество Исаии, к Нему относившееся. Когда мы вошли сюда, шла вечерня. Несколько арабов сидело на полу по-восточному, а священник в ризе греческого фасона совершал вход с Евангелием.