Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 1 - Сергей Кургинян

Платить не хочется потому, что в качестве платы придется отдать последнее и главное. То самое, ради чего отказывался от первородства.

Платить не хочется потому, что совершенно непонятно — если отдашь это последнее и такое любимое по причине слишком дорогой цены, которой оно досталось (цены отказа от первородства), то что получишь взамен? И получишь ли хоть что-нибудь?

Платить не хочется еще и потому, наконец, что плата — это плата за жизнь. А жить уже не хочется. И есть подозрение — очень русское подозрение, — что вместе с жизнью вернется боль. А так можно сладко умирать — без боли и с удовольствием. Возлюби Танатос, и он подарит тебе сладкую истому конца. И многое другое. То, что творится сейчас на наших необъятных все еще просторах, это сладкая смерть, смерть длящаяся и в этом смысле как бы живая, беременная смерть, одна из самых загадочных и зловещих фигур средневекового карнавала.

Она не разговаривает — разговаривают ее слуги. Сама же она сладко смердит, источает запах, тот самый запах, который я могу лишь помочь тебе уловить, читатель. Не захочешь — не уловишь. Не уловишь — не ужаснешься. Не ужаснешься — не проснешься. Не проснешься — не станет по-настоящему больно. Не станет больно — не сможешь стать другим. Не сможешь стать другим — не обретешь субъектности. Не обретешь субъектности — потеряешь страну. Потеряешь страну — потеряешь душу.

Улови запах, читатель. Это смердит Танатос. Танатос новой перестройки. Было дано время опомниться от Танатоса предыдущего и отторгнуть его навеки. Но если это время упущено и есть соблазн второго Танатоса, то знай, читатель: второго Танатоса не переживет та историческая личность, которую мы до сих пор не смогли отмолить после Танатоса первого.

Не только Путин и Медведев рухнут в бездну, которая распахнется вместе со вторым пришествием Танатоса.

Не только Кремль, не только грызущиеся друг с другом элитные группы, не только вся совокупная нынешняя пародия на буржуазию или бюрократию.

Не только государство, а эта историческая личность. И когда она туда рухнет, подталкиваемая по-идиотски хихикающей элитной Пустотой, начнется новая и последняя стадия мировой беды. В бездну, куда рухнет это, полетит и все остальное.

В 1991 году мы предупреждали, что крах СССР запустит совершенно новый мировой процесс. Тогда все хихикали, спрашивали: «Ну, и где этот ваш процесс?» После Сербии стали хихикать не так воодушевленно. После Ирака перестали хихикать вообще. А вот уже и кризис. Последние скрепы миропорядка, построенного в 1945 году и отмененного в 1991-м, истлевают. А других-то скреп нет вообще. Ты понимаешь, читатель, что это такое?

Сначала мир не устраивает качество этих скреп. Они грубые, неудобные, ржавеющие. Мир сетует на качество скреп, но скрепы-то есть. И они сохраняют какую-то, пусть остаточную, надежность.

Потом скрепы теряют надежность.

Потом они отпадают одна за другой.

Потом обнаруживается, что их вообще нет. То есть нет как нет! Полное отсутствие чего-либо скрепляющего!

А потом обнаруживается, что ничего другого нет. Потому что Нечто, способное стать этим другим, продали за чечевичную похлебку. А альтернатив имевшемуся Нечто не сумели извлечь из Ничто. И теперь есть только Ничто. Эта хихикающая элитная Пустота, она же беременная смерть из средневекового карнавала.

Призрак коммунизма не устраивал?

Ладно, изгнали. Повеселились. Теперь принимайте гостью — новый призрак. На этот раз не несовершенную жизнь сулящий, а совершенную смерть.

Читатель, ты не видишь всего этого в хитросплетениях нынешней событийности? Скоро увидишь. Не увидишь — так уловишь запах. Не захочешь, а уловишь этот запах Танатоса. Раньше-позже — уловишь. Только вот уловивший раньше еще может что-то сделать, а уловивший слишком поздно может только вдыхать иприт тления и выть, ощущая, как рвет этот иприт на части не легкие, как обычный боевой газ, а душу.

Глава V. «Никогда больше»

Один мой очень незаурядный израильский знакомый, ныне тренирующий сербский спецназ, рассказывал, как бабушка благословляла его, подающего надежды «умника», на овладение боевыми профессиями, которым он и посвятил жизнь. Она положила ему руку на плечо и сказала: «Запомни — никогда больше». Имелось в виду, что Освенцим больше никогда повториться не должен.

Мой знакомый говорил, что в самые трудные моменты его жизни (в том числе и под пытками) ему всегда помогала эта фраза бабушки.

После случившегося с СССР у нас должно быть свое «никогда больше». Но чему должно быть сказано «никогда больше»? Ведь не развитию же! Чему? Второму пришествию Танатоса. Однако тут мало сказать… Тут надо… Надо реально не допустить.

Ты хочешь не допустить второго пришествия Танатоса.

Ради этого осмысливаешь первое его пришествие.

Что значит осмысливать?

Это значит сравнивать первое пришествие Танатоса с чем-то из того, что снова стучится в двери. А как иначе осмысливать? Чтобы так осмысливать, нужно иметь политическую теорию развития. Но если осмысливать можно только так и осмысливать надо, то почему бы и не построить такую теорию? Мы ведь по существу именно этим и занимаемся.

Не построишь полноценную политическую теорию развития — не придашь развитию необходимой глубины и целостности.

Не придашь развитию необходимой глубины и целостности — не защитишь развитие. Более того, позволишь превратить его в инструмент регресса, Танатоса. Ведь именно отсутствие у идеи развития необходимой глубины и целостности и использовалось для первого пришествия Танатоса.

Потому-то развитие и стало тогда «служанкой Танатоса», что смыслы, связанные с развитием, не были достаточно глубокими и живительными.

Теперь надо идти на глубину и оживлять эти смыслы.

Идти на глубину и оживлять смыслы — не значит попусту болтать, отрывая фундаментальное от прикладного. Восстановить развитие в экзистенциальных и даже метафизических правах абсолютно необходимо. Но абсолютное доминирование фундаментального (беседы, о которых я говорил во введении) ничуть не лучше абсолютного доминирования прикладного (политизация развития, экономизация развития, низведение развития даже к более высокому, но все равно недостаточно высокому социокультурному уровню). Нам нужно Сочетание всех уровней — при очевидном доминировании уровней высших. Для чего нужно?

Вообще-то — для полноценной жизни.

Но сейчас по преимуществу для того, чтобы не проиграть второй тур большой игры.

Я уже объяснял, как должно быть осуществлено целеполагание в рамках второго тура, если мы не хотим проигрыша.

Я уже описал, как ускорение переходит в прорыв, и объяснил, почему срыв подобного перехода обеспечил пришествие Танатоса в конце 80-х годов прошлого века и может обеспечить его второе пришествие сейчас.

Реабилитация линии «ускорение-прорыв» (цель № 1), отделение линии «ускорение-прорыв» от линии «перестройка» (цель № 2), вскрытие абсолютной губительности «перестройки» (цель № 3), придание идее развития глубины и целостности (цель № 4)… Эти цели, о которых я уже говорил выше, осуществляются не одна за другой и даже не по какому-нибудь сетевому графику. Это гораздо более сложное древо целей, в котором цель № 4 замыкается на цель № 1.

Как замыкается, каков окончательный целевой контур? Углубление в эти детали превратило бы исследование сути в исследование технологическое. А это и не нужно, и преждевременно.

Все, что необходимо для того, чтобы двигаться дальше по заявленному исследовательскому маршруту, — это указание на нетривиальность необходимого целевого контура. А также на то, что вытягивать необходимо одновременно все звенья контура.

Не придашь идее развития глубины и целостности — не сможешь реабилитировать линию «ускорение-прорыв»… И так далее.

«Перестройка–1» сумела заболтать развитие, стерилизовать его, выморочить. А сумев все это, привела Танатос в нашу жизнь.

Нам предстоит война и именно война за обеспечение полноценности (глубины и целостности) идеи развития. Потому что только полноценное развитие нельзя стерилизовать, заболтать, превратить в морок. А значит, враг, ждущий второго пришествия Танатоса, сделает все, чтобы развитие было лишено полноценности, то есть своих высших экзистенциально-метафизических ипостасей.

Нет сейчас более важной задачи — одновременно стратегической и тактической. Но если мы хотим ее решить — вспомним (для начала всего лишь вспомним), как двадцать лет назад оппоненты перестройки были низведены в общественном сознании к группе ретроградов, враждебных переменам.

Если мы не осмыслим тот печальный урок, если сейчас не помешаем уравниванию противоположностей, коими являются на самом деле линия на ускорение и прорыв и линия на перестройку, то мы в очередной раз проиграем. А мы не имеем права проигрывать в очередной раз. Мы не можем позволить врагу одурачить еще раз общество, приравняв каждого врага «перестройки–2» ко второму изданию теперь уже не коммунистической, а чекистской «Нины Андреевой»: «Ах, вы не хотите позволить стране распасться и вкусить от интеграции, пусть и по частям, в мир развития? Значит, вы реакционер. Вы хотите навязать стране «День опричника», махровую реакцию, деградацию в ужасной эрэфии, ха-ха-ха, единой и неделимой!»