Жюстина - Донасьен Альфонс Франсуа де Сад

– А как Эфемия, примет ли она убийцу своих родителей?

– Но зачем посвящать её в это?

– Она все равно догадается.

– Никогда. Впрочем, я могу взять это дело на себя, мне требуется только ваше согласие.

– Боже мой, неужели вы сомневаетесь, что получите его?

– Тогда письменное, если можно.

– Я согласен… Вот что написал по моей просьбе Эмбер: «Измученный долгими страданиями, я прошу моего друга Жерома купить для меня сернистый мышьяк, чтобы покончить с родителями Эфемии, которые упорно отказываются отдать мне свою дочь». Глупость и доверчивость юности часто оказывают ей плохую услугу. Хотя эта ловушка была весьма примитивна, бравый Эмбер согласился написать записку без колебаний, а я, едва заполучив её, отравил за ужином врагов предмета своего вожделения. Эфемия ничего не заподозрила, тем не менее большой траур и искреннее горе заставили её отлучиться на несколько недель. Её увезла в деревню старая тетка.

– Эмбер, – обратился я к юноше, – этот отъезд мне не нравится. Разлука может охладить вашу любовницу и вызвать в её душе чувства, которые питали к вам её родители. Нельзя оставлять её там; дайте мне новые полномочия, и я берусь вытащить её оттуда. Эмбер снова написал то, что я продиктовал. Во главе шайки головорезов, которым было заплачено золотом, я явился в сельское поместье тетки; я заколол её собственноручно, мои люди, которым я разрешил грабить все, что попадется, быстро разделались с прислугой. Эфемию отвезли в загородный дом под Марселем, куда я пригласил Елену и Эмбера.

– Друг мой, – сказал я молодому человеку, – я все для вас сделал, пора расплачиваться.

– Что вы требуете?

– Вашу задницу.

– Мою задницу?

– Вы не получите Эфемию, пока не удовлетворите мою просьбу.

– Жером, вы же знаете, что я ненавижу такие мерзости!

– Ваша любовница, Эмбер, в соседней комнате. – Я дал знак прижать ухо к стене, чтобы услышать разговор, который вели между собой Елена и Эфемия. – Если вы не предоставите в моё распоряжение ваш зад, вы её не получите.

– Хорошо, наслаждайтесь, негодяй, только чтобы Эфемия не узнала об этом… Иначе она будет меня презирать.

– Ну что вы! Поверьте мне… И тут мой вздыбленный член вонзился в самый изящный зад, каким я обладал в своей жизни. Я от всей души отдраил юного красавца, я залил ему потроха спермой, но так и не успокоил свою безумную похоть. Дело в том, что я задумал ужасные вещи, ужасных дел требовала моя испорченная душа.

– Одну минуту, – сказал я юноше, выбираясь из его зада, запер его в своей комнате и поспешил к Эфемии.

– Подержи-ка эту девицу, – приказал я Елене, мне надо с ней позабавиться. Послышались крики, их тотчас подавили жестокие меры, и вот я блаженствую в очаровательной нетронутой вагине возлюбленной человека, в чьей заднице я только что вкусил неземное наслаждение.

– Приведи сюда юношу, запертого в соседней комнате, кивнул я Елене, – да захвати с собой одного из моих людей, и пусть он держит его покрепче. Появился Эмбер. Если его изумление было невыразимо, то не меньшим было моё удовольствие в тот момент.

– Подлец! – завопил Эмбер, пытаясь броситься на меня. – Мерзкое чудовище! Но его держали надежно.

– Друг мой, – обратился я к молодому человеку, не обращая внимания на его угрозы, – ты видишь этот кинжал? Я всажу его в грудь предмета твоих желаний, если только ты не дашь мне поцеловать твой зад, пока я занимаюсь другим делом. Эмбер затрясся; его подруга, которая была не в силах говорить, кивком головы попросила его уступить, и он встал в нужную позу. Это было для меня сигналом сменить позицию: я проворно перебрался из влагалища в анус, почти не прерывая акта, и ошалел от блаженства, лобзая ягодица любовника и содомируя при этом любовницу. Но несчастный Эмбер, за которым зорко следила Елена, не знал, до какой степени доходит моё коварство в самый сладостный момент извержения… В тот самый момент, когда моя душа, душа распутника, с наслаждением погружалась в последнюю и самую волнующую бездну порока, я заставил его обернуться; я показал ему его любовницу, залитую кровью, предательски пронзенную моим кинжалом в сердце и в обе груди. Он рухнул на пол без сознания. Елена привела его в чувство, но он открыл глаза только затем, чтобы увидеть, как умирает Эфемия, и осыпать меня оскорблениями.

– Глупый юноша, – сказал я ему, наслаждаясь своим злодеянием, – вот твои записки, которыми ты себя изобличил. Если скажешь хоть слово, ты погиб: это убийство ляжет на тебя; мы с Еленой подтвердим твой жестокий поступок, и ты сдохнешь на эшафоте. Я ещё не насытился и снова хочу твою задницу. Однажды я уже сношал девицу на трупе её любовника, а сегодня намерен насладиться любовником на трупе его возлюбленной, чтобы сравнить эти два ощущения и определить, которое из них приятнее. Никогда ещё я не испытывал подобного безумия: Елена прижималась к моим губам своим прекрасным задом, лакей прочищал мне задний проход, я сношал поочередно Эмбера и труп Эфемии. Устав от ужасов, я послал за представителем правосудия. Мы с Еленой обвинили Эмбера, доказательством послужили записки. Я прибавил, что он тайком от нас привел свою любовницу в этот дом и убил её: вот до чего довела его ревность. Несмотря на юный возраст, Эмбера признали виновным и казнили. И я испустил крик восторга! Я, орудие и автор всех этих злодейств, живу и здравствую! Судьба предоставила мне возможность совершить и другие, хотя и пришлось сделать небольшую передышку. Я не надеялся на Елену – она была болтлива – и применил принцип Макиавелли: «Либо никогда не следует заводить сообщников, говорил этот великий человек, – либо надо уничтожить их, как только они сделают свое дело». В том же месяце, в том же доме, в той же самой комнате, я предал Елену смерти, мучительнее которой не испытывала ни одна из моих жертв. Затем спокойно возвратился в Марсель благословить судьбу, которой всегда угодно помогать моим злодеяниям. Я провел в том городе ещё несколько лет, и за это время со мной не произошло ничего, достойного вашего внимания – все, как обычно: много распутства, много шалостей, несколько тайных убийств, но ничего выдающегося. Тогда-то я и услышал о вашей знаменитой обители СентМари-де Буа. Желание присоединиться к вам заставило меня вспомнить о моем прежнем сане. Я узнал, что это возможно через посредство пожертвований в пользу ватиканского суда. Я поспешил в столицу христианского суеверия, побывал у его святейшества, испросил позволения вернуться в орден; я отдал половину своего состояния Церкви и благодаря такой щедрости добился восстановления всех моих прав и направления в обитель Святой Марии. Так я стал одним из вас, уважаемые собратья. Дай Бог, чтобы я остался здесь надолго! Ибо, если порок обладает привлекательностью в ином месте, ещё более притягателен он здесь, где, процветая под этой мирной сенью, он избавлен от всех неожиданностей и опасностей, которые слишком часто сопутствуют ему в мирской жизни!