Нагие и мёртвые - Норман Мейлер

Возможно, по этим соображениям первоначальный успех наступления не давал ему особого удовлетворения. Конечно, он остался доволен, потому что самое тяжкое для него бремя было снято; давление со стороны командования корпуса ослабло, страх, что его снимут с должности в середине кампании (этот страх какое-то время очень мешал ему), отступил и исчез бы совсем, если бы кампания продолжала развиваться успешно. Однако на смену одному сомнению приходило другое. Каммингса беспокоило подозрение, очень слабое, еще не до конца оформившееся, что он имеет такое же отношение к успеху, как человек, нажавший кнопку и ожидающий лифта.

Это оставляло неприятный осадок, смутно раздражало. Все говорило о том, что наступление рано или поздно захлебнется, а когда оп отправится завтра в штаб армии, то достигнутый успех может даже подорвать его шансы на получение поддержки флота при проведении операции в заливе Ботой. Ему придется занять твердую позицию, утверждая, что кампания может быть выиграна только путем высадки десанта в тылу японцев. Возникнет щекотливая необходимость преуменьшить значение уже достигнутых успехов.

И все же кое-что изменилось. Рейнолдс прислал ему конфиденциальную памятную записку, что штаб армии в настоящих условиях уже не относится так отрицательно к операции в заливе Ботой и что при посещении штаба он может этим воспользоваться.

А пока он понимал, что обманывает себя, радуясь успеху. Весь день он сидел в палатке оперативного отделения и с беспокойством читал поступавшие донесения. Он чувствовал себя политическим деятелем в ночь накануне выборов, который наблюдает победу кандидата своей партии и чувствует огорчение, так как он поддерживал другую кандидатуру. Предпринятое наступление не требовало особой выдумки, и любой командир мог бы решить такую задачу с успехом. Будет довольно тяжело признаться в штабе армии, что они были правы.

Но конечно же, они не были правы. Впереди наверняка возникнут неприятности, а там, в штабе армии, отказываются понять это.

На мгновение Каммингс подумал о разведывательном взводе, который направлен за горную цепь; он пожал плечами при мысли о нем. Если бы все закончилось успешно и они вернулись с ценным донесением, если бы ему действительно удалось послать по их маршруту роту и развить операцию по овладению побережьем залива Ботой с этого направления, это было бы прекрасно и произвело бы впечатление. Однако на успех тут особенно надеяться нельзя. Наилучшее решение — исключить пока выполняемое Хирном задание из всех расчетов, по крайней мере до его возвращения.

При всех сомнениях он пребывал в состоянии необыкновенной активности, внимательно изучал поступавшие донесения о продвижении частей. Это была изматывающая, требующая напряжения работа, и к наступлению ночи он устал и нуждался в разрядке. Почти всегда, когда дивизия участвовала в боях, он любил объезжать линию фронта, но сейчас, ночью, осмотр позиций пехоты исключался. Вместо этого он решил посетить артиллерийские позиции.

Каммингс вызвал свой джип и около восьми часов вечера выехал.

Было почти полнолуние. Генерал устроился поудобнее на переднем сиденье и наблюдал за игрой света фар на тропической листве. Линия фронта была достаточно далеко, и это позволяло ехать с незатемненными фарами. Генерал спокойно курил, радуясь ласкающему прикосновению ветра к лицу. Он чувствовал, что очень устал, состояние напряжения еще не прошло, но приятное ощущение движения, шум мотора, покачивание на сиденье, запах сигареты — все это убаюкивало его, успокаивало нервы, подобно теплой ванне. Вскоре он почувствовал себя бодрым и приятно опустошенным.

После пятнадцатиминутной поездки они достигли батареи 105-миллиметровых гаубиц, расположенной в стороне от дороги. Каммингс импульсивно приказал водителю свернуть. Проезжая по наспех сделанной из пустых бензиновых бочек и едва прикрытой землей дренажной трубе в кювете, джип сильно подпрыгнул. Буксуя, машина с трудом прошла по жидкой грязи, покрывавшей площадку для стоянки машин, и остановилась на пятачке относительно сухой земли. Часовой у въезда успел доложить о прибытии генерала по телефону, и командир батареи спешил к джипу для встречи Каммингса.

— Сэр?

Каммингс кивнул.

— Объезжаю позиции. Как дела на батарее?

— Все в порядке, сэр.

— Батарея обслуживания должна была около часа назад доставить две сотни снарядов. Вы получили их?

— Да, сэр… — Капитан помолчал. — Вы во все вникаете, сэр.

Каммингс услышал эти слова не без удовольствия.

— Вы сообщили своим людям, как успешно прошло сосредоточение батальона сегодня? — спросил он.

— Да, сэр. Я рассказал об этом.

— Это имеет большое значение. Когда солдаты хорошо выполнили огневую задачу, весьма полезно сообщить им об этом. Им приятно знать о своем участии в деле.

— Конечно, сэр.

Широко шагая, генерал направился в сторону от джипа, капитан неотступно следовал за ним.

— Вам приказано вести беспокоящий огонь каждые пятнадцать минут, правильно?

— С прошлой ночи, сэр.

— Как вы организуете отдых артиллеристов?

Капитан пренебрежительно улыбнулся.

— Я поделил орудийные расчеты на две части, сэр, каждая половина отделения находится у орудий один час, выполняя по четыре огневые задачи. Солдаты теряют при таком порядке только один час сна.

— Я думаю, это превосходное решение, — согласился генерал.

Они пересекли небольшой расчищенный участок, где были установлены палатка для столовой и палатка для канцелярии батареи.

Освещаемые луной брезенты отливали серебром, а отвесные крыши палаток делали их похожими на маленькие церковные здания. Миновав палатки, они пошли по прорубленной через заросли пешеходной тропе длиной около пятидесяти футов. Тропа привела к площадке, на которой были развернуты ограниченным фронтом четыре гаубицы; крайние орудия отстояли друг от друга не более чем на пятьдесят ярдов, их стволы были направлены поверх джунглей в сторону японских позиций. Отбрасывая беспорядочные подвижные тени, лунный свет рисовал на стволах и лафетах смутные очертания свисавшей над ними листвы. Позади орудий в кустах в неправильном порядке стояло пять палаток отделений, почти скрытых под темным пологом джунглей.

Фактически здесь находилась вся батарея: автомобильный парк, склад и столовая, гаубицы и палатки. Генерал осмотрел все, поговорил с несколькими артиллеристами, которые, растянувшись между станинами лафета одной из 105-миллиметровых гаубиц, предавались воспоминаниям о родных местах. Каммингс снова почувствовал усталость и пожалел, что он не простой артиллерист, думающий только о полном желудке и не обремененный никакими другими заботами, кроме трудов по окапыванию орудия. В нем зрело не свойственное ему прежде чувство жалости к самому себе.

В палатках отделений время от времени раздавались взрывы смеха, хриплые голоса. Ему хотелось остаться одному. Он всегда поступал таким образом и сейчас не хотел изменять своей привычке: все действительно хорошее, стоящее приходило ему в голову, когда он оставался один. Моменты, подобные этим, мимолетные сомнения — это ловушка, в которую можно попасть, если не быть осторожным. Каммингс посмотрел на темную громаду горы Анака, в темноте похожую на огромную глубокую тень, более обширную, чем небо над ней. Это был становой хребет острова, его краеугольный камень.

."В этом есть что-то мистическое", — подумал генерал.

Гора и он чем-то походили друг на друга. Оба они были одиноки, находились на открытой местности, занимали командные позиции.

Этой ночью Хирн, возможно, форсирует перевал, передвигаясь под прикрытием тени самой горы. В Каммингсе жило странное, смешанное чувство гнева и ожидания, он не знал, действительно ли хочет, чтобы Хирн выполнил свою миссию успешно. Вопрос о том, как быть дальше с лейтенантом, еще не решен и не мог быть решен до тех пор, пока Хирн не вернется. И опять генерал заколебался, почувствовал какую-то неуверенность, и это слегка обеспокоило его.

Размышления прервал капитан.

— Через минуту мы открываем огонь, сэр. Вы не хотели бы посмотреть?

Генерал вздрогнул.

— Да, да.

Он последовал за капитаном к орудию, вокруг которого хлопотали орудийные номера. Когда офицеры приблизились, расчет заканчивал подготовку орудия, а один из солдат вложил длинный снаряд в казенник. Увидев Каммингса, солдаты замолчали, выстроились в неровную шеренгу и стояли, заложив руки за спину, не уверенные, нужно ли стоять по стойке "смирно".

— Вольно, — скомандовал Каммингс.

— Все готово, Ди Веккьо? — спросил кто-то из артиллеристов.

— Да.

Генерал посмотрел на Ди Веккьо, приземистого парня с закатанными рукавами и спутанными черными волосами, закрывавшими лоб.