народов мира: Энциклопедия. М., 1988. Т. 2. С. 386). Интересно, что с темой «Rosarium»’а связано то самое заседание «Академии Стиха», на котором произошел роковой конфликт «ученика» с «учителем». Как сообщалось в отчете о заседании Общества ревнителей художественного слова 13 апреля 1911 г., «Вячеслав Иванов сообщил Обществу свою оценку образцов абиссинской народной поэзии, записанных и переведенных Н. С. Гумилевым во время его недавнего африканского путешествия. <...> Вячеслав Иванов прочитал стихотворение в форме газэлы на абиссинские мотивы, связанное с рассказами Н. С. Гумилева о вышеупомянутом путешествии; оно послужило поводом к обмену мыслей о пределах применения газэлы как национальной формы» (Русская художественная летопись. 1911. № 9. С. 142; ст-ние «Розы Царицы Савской», по авторскому примечанию в сборнике «Cor Ardens», внушено «образчиками абиссинской живописи» — см.: Известия АН СССР. 1987. № 1. С. 66–67 (Сер. литературы и языка)). Стр. 13–23. — По мнению П. Давидсон, доводы Гумилева, несомненно объяснимые его полемической пристрастностью, весьма слабы и уязвимы. Так, например, Гумилев выдвигает достаточно стереотипное представление о «славянской душе» как смеси противоборствующих «западных» и «восточных» элементов, чтобы приписать Иванова к «восточной крайности». И это, считает Давидсон, совершенно неоправданно, в свете явных пристрастий самого Иванова, его более глубоких знаний и чувства родства прежде всего с классической древностью, христианской Европой средних веков, и немецким романтизмом. Подобным образом, в завершении своей оценки Гумилев утверждает, что крайность приводит в тупик: «однако история поэзии неоднократно показывает, что то, что может казаться крайностью или даже тупиком, может также представлять собой неожиданный источник вдохновения и возобновления для следующего поколения (Davidson Pamela. Указ. соч.). Стр. 19. — Из этого рассуждения следует, что акмеизм, стремящийся к «равновесию сил» (стр. 11 № 56 наст. тома), в «этнокультурной» плоскости ведет свою генеалогию непосредственно от Пушкина, минуя как «ориенталистские» крайности Иванова, так и «западнические» крайности Брюсова. Стр. 23–24. — Об образе «царей-волхвов» в творчестве Гумилева см. комментарии к стр. 18–20 № 3 в т. VI наст. изд. Стр. 29–32. — Реминисценция на «предакмеистическую» полемику Гумилева и Вяч. И. Иванова. «18 февраля 1912 г. Городецкий и Гумилев в Обществе ревнителей художественного слова “заявили о своем отрицательном отношении к символизму” (Труды и дни. 1912. № 2. С. 27). Выведение себя из рядов символистов было логически неизбежно после того, как на тезис Гумилева о том, что слова должны значить только то, что они значат, Вяч. Иванов ответил: “Я не символист, если слова мои равны себе, если они — не эхо иных звуков, о которых не знаешь, как о Духе, откуда они приходят и куда уходят, — и если они не будят эхо в лабиринтах душ” (Труды и дни. 1912. № 1. С. 6). <...> Нападки и уколы бывшего учителя долго еще были для Гумилева чувствительны. В середине апреля 1913 г. он писал Ахматовой: “...Снился раз Вячеслав Иванов, желавший мне сделать какую-то гадость, но и во сне я счастливо вывернулся”» (Известия АН СССР. 1987. № 1. С. 67. (Сер. литературы и языка)). Стр. 31. — Имеется в виду ведийский символ иллюзии, обмана; ср.: «Есть мощный звук: немолчною волной / В нем море Воли мается, вздымая / Из мутной мглы все, что — Мара и Майя / И в маревах мерцает нам — Женой» (цикл «Золотые завесы» (9)). Стр. 34–35. — Имеется в виду ст-ние «Ad Rosam», являющееся «прологом» к книге «Rosarium» (Тебя Франциск узнал и Дант-орел унес / В прозрачно-огненные сферы: / Ревнуют к ангелам обитель нег — Пафос — / И рощи сладостной Киферы. <...> Кто б ни был ты: Геракл иль в облаке Персей, / Убийца ль Гидры иль Медузы, — / Тебя зовут у волн, где Солнце пел Орфей, / Над Розой плачущие музы!), «сливающее» в синтетическом образе «Розы» христианское (Франциск Ассизский, см. комментарий к стр. 72 № 11 наст. тома) и языческое (Персей, герой древнегреческих мифов, победитель Горгоны Медузы и спаситель царицы Андромеды от морского чудовища) начала. Стр. 38. — Enjambements — «разрыв» фразы границей стиха, придающий особую выразительность поэтической речи; аллитерации — значимые комплексы согласных звуков в художественной речи; в стихотворной речи обычно эти комплексы выстраиваются из начальных согласных слов стиха. Стр. 41. — На соотношение образа «персидского царя» с «персидскими коврами», узору которых уподобляется поэзия Иванова (стр. 54) и «царем-волхвом Гаспаром», которому уподобляется сам Иванов (стр. 23–24) обратила внимание Е. Ю. Раскина (см.: Раскина Е. Ю. Лирический герой поэзии Н. С. Гумилева: «нищий Лазарь» или «великолепный волхв» // Наука и школа. 2005. № 3. С. 59–62). По ее мнению, уподобление «Вячеслава Великолепного» царю-волхву Гаспару и упоминание о персидском владыке (ассоциированного с «варварской роскошью» в представлении древних греков — отсюда и введение греческого варваризма) обусловлено тем, что в раннехристианской литературе с Гаспаром (Иаспаром) связывали именно персидско-месопотамский ареал. «Варварская» же роскошь имеет устойчивую семантику «пресыщенности» и, потому, «равнодушия» к жизни, «усталости», «невосприимчивости», которая свойственна «царю-волхву» Гаспару, «привыкнувшему» даже к Вифлеемской звезде.
О Н. А. Клюеве см. № 39 наст. тома и комментарии к нему.
Стр. 78–81. — Цитируется ст-ние «Отгул колоколов, то полновесно-четкий...». Стр. 83–84. — Пытаясь отделить «провозвестника новой народной культуры» от сектантства, Гумилев выдавал желаемое за действительное: «Братские песни» Клюев, по собственному признанию, «вынес» именно от сектантов — хлыстов Рязанской губернии (см.: РП II. С. 556). В 1912 г. происходит сближение Клюева «с так называемыми «голгофскими христианами» — революционно настроенной частью духовенства, призывавшей к признанию личной, как у Христа, ответственности каждого за царящее в мире зло и личного же участия каждого в преодолении этого зла путем собственного духовного преображения, путем жертвы и «сораспятия» со Христом. Именно такой идеей и была проникнута вторая книга стихов Клюева <...>, вышедшая, кстати, в издательстве «голгофских христиан» «Новая земля». Ее основу составляют «радельные песни» некоего духовного братства гонимых, которые, преодолев страдание и смерть, обретают затем свою истинную нетленную жизнь в ином мире» (Михайлов А. В. Николай Гумилев и Николай Клюев // Исследования и материалы. С. 59). Этот «альянс» не состоялся, однако нельзя не признать, что он был более органичен для Клюева, нежели его соединение с будущими акмеистами, тяготевшими к «традиционным» формам духовной жизни русского православия. Стр. 85. — См. комментарии к стр. 140 № 26 наст. тома. Стр. 86–89 — цитируется ст-ние «Не оплакано былое...». Стр. 91–92. — Цитируется ст-ние «Растворитеся врата...». Стр. 93. — Свентицкий (Свенцицкий) Валентин Павлович (1879–1931 (?)) —
