Патрик Кензи - Деннис Лихэйн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не выбирал этого убийцу и не звал его в свою жизнь. И уж тем более Кевина Херлихи.
— Нет, — сказала она, — ты как раз это сделал. Вся твоя жизнь — это осознанная попытка противостоять насилию, Патрик. Но ты не можешь победить его.
— Кого?
— Своего отца.
Я потянулся за пачкой сигарет, провез ее по столу, пока она не оказалась передо мной.
— Я и не пытаюсь, — сказал я.
— Я не дурочка.
Я вытащил из пачки сигарету и стал стучать ею по центру веера из фотографий Хардимена, сожженного тела Рагглстоуна и распятого Кола Моррисона.
— Куда ты клонишь, Грейс?
— Ты водишься с такими людьми как… Бубба. А также Девин и Оскар. Ты живешь в мире насилия и окружаешь себя подобными людьми.
— Тебя это никогда не коснется.
— Это уже случилось. Черт. Хотя я знаю, ты скорее умрешь, чем позволишь кому-нибудь причинить мне зло. Физически. Я все это знаю.
— Но…
— Но какой ценой? Что с тобой происходит? Ты не можешь зарабатывать на жизнь чисткой канализационных труб, а, возвращаясь, благоухать мылом, Патрик. Это въестся в твои поры. Выхолостит тебя подчистую.
— А может, уже?
Миг тишины в трубке был долгим и мрачным.
— Еще нет, — сказала она. — Но это чудо. На сколько тебя хватит, Патрик?
— Не знаю, — сказал я сдавленным голосом.
— Я тоже, — проговорила она. — Но я не люблю осложнений.
— Грейс…
— Я позвоню тебе, скоро, — сказала она, и на слове «скоро» ее голос дрогнул.
— Хорошо.
— Доброй ночи.
Она повесила трубку, а я продолжал слушать гудки. Затем я сдавил пальцами сигарету и отшвырнул от себя пачку.
* * *
— Где ты пропадаешь? — спросил я Буббу, когда наконец достал его по мобильному.
— Во дворе магазинчика Джека Рауза в Саути.
— Чего ради?
— Потому что Джек сейчас там, как, впрочем, Кевин и большая часть всей команды.
— Хорошо же ты разделал Кевина, — сказал я.
— Для него Рождество уже наступило, да. — Он довольно хихикнул. — Старина Кев сосет свой супчик через соломинку, горемыка.
— Сломал ему челюсть?
— И нос тоже. Одним ударом двух зайцев.
— Но, Бубба, на глазах у Грейс? — спросил я.
— Почему нет? Должен тебе сказать, Патрик, женщина, с которой ты встречаешься, из разряда неблагодарных.
— Надеялся на чаевые? — съязвил я.
— Нет, всего лишь на улыбку, — сказал он. — На «спасибо» или хотя бы на благодарный кивок. Я бы все принял.
— Ты дубасил человека на глазах у ее дочери, Бубба.
— Ну и что? Он сам напросился.
— Грейс этого не знала, а Мэй слишком мала, чтобы понимать.
— Вот что я тебе скажу, Патрик. Просто для Кевина выпал плохой день, а для меня — хороший. Очень хороший.
Я вздохнул. Пытаться толковать Буббе о социальном договоре и принципах морали — это все равно, что вести разговор о холестерине с «Биг Маком».
— Нельсон все еще сторожит Грейс? — спросил я.
— Как ястреб.
— Пока все не закончится, Бубба, он не должен спускать с нее глаз.
— Он и сам не захочет. Думаю, он влюбился в эту женщину.
Я аж вздрогнул.
— Так чем, собственно, Кевин и Джек сейчас заняты?
— Укладывают вещи. Похоже, собираются в путешествие.
— Куда?
— Не знаю. Но выясню.
Я почувствовал едва ощутимую усталость в его голосе.
— Бубба.
— Да?
— Спасибо за охрану Грейс и Мэй.
Его голос потеплел.
— Всегда пожалуйста. Ты ведь сделал бы то же самое для меня.
Возможно, чуть деликатнее, но…
— Конечно, — сказал я. — Может, ты на какое-то время ляжешь на дно?
— Почему?
— Кевин может нанести ответный удар.
Он рассмеялся.
— Ну и что? — Он фыркнул. — Кевин.
— А как Джек? Может, ради поддержания авторитета он должен наказать тебя за то, что ты избил одного из его людей.
Бубба вздохнул.
— Джек — это мыльный пузырь, Патрик. Тебе этого не понять. Он, конечно, окреп, и он опасен, но только для хилых. Не для таких, как я. Он знает, чтобы вывести меня из игры, придется использовать невообразимую кучу народа, а если промахнется, надо готовиться к мировой войне. Он похож… когда я служил в Бейруте, нам раздавали ружья без пуль. Это и есть Джек. Ружье без пуль. А я — тот чокнутый шиит, который едет на грузовике с бомбами вокруг его посольства. Я — это смерть. А Джек слишком нежный, чтобы играть со смертью. Он ведь получил свой первый опыт власти довольно давно, еще в Ассоциации.
— О чем ты? — спросил я.
— «Охранная ассоциация Эдварда Эверетта», ОАЭЭ. Местная организация по охране правопорядка. Помнишь? Еще в семидесятых.
— Смутно.
— Да, черт возьми. Все они были добропорядочными гражданами, все жаждали защитить свою округу от негров, скандалистов и тех, «кто не так смотрит». Черт, мне самому дважды от них досталось. Твой старик так меня отделал…
— Мой старик?
— Да. Сейчас вроде смешно, столько всего было. Черт, отряд просуществовал каких-то шесть месяцев, но они заставили оболтусов вроде меня платить, когда попадались. Ничего не скажешь.
— Когда это было? — спросил я, так как из глубин моей памяти стали всплывать обрывки сцен — собрания в комнате отца, громкие, самоуверенные голоса, сопровождавшиеся звоном льда в стаканах, пустые угрозы в адрес похитителей автомобилей, нерадивых операторов, а также любителей граффити нашей округи.
— Не знаю. — Бубба зевнул. — Я тогда воровал колпаки с колес, значит, был еще сопляк. Наверно, нам было лет по одиннадцать-двенадцать. Думаю, год семьдесят четвертый или пятый.
— А мой отец и Джек Рауз…
— Были вожаками. Кроме них были еще, дай вспомнить, Пол Бернс и Терри Климстич, и забавный паренек, залетный, который вечно носил галстук, да, были еще две женщины. Никогда не забуду — они сцапали меня, когда я снимал колпаки с машины Пола Бернса, и стали бить ногами в ботинках, не очень сильно, но я поднял глаза и увидел, что это бабы… Охренеть!
— Кто были эти женщины? — спросил я. — Бубба?
— Эмма Херлихи и Дидра Райдер, представляешь? Бабы надрали мне задницу. Каково?
— Мне пора, Бубба. Скоро позвоню. Ладно?
Я повесил трубку и набрал номер Болтона.
Глава 28
— Что они сделали? — спросила Энджи.
Мы, то есть Болтон, Девин, Оскар, Эрдхем, Филдс и я, стояли у журнального столика в гостиной Энджи и разглядывали копии фотографии, которую раздобыл Филдс, разбудив редактора
