Философия Науки. Хрестоматия - Авторов Коллектив

Мы имеем в виду очень давнюю, практически без изменений прошедшую через всю историю философии и поныне здравствующую традицию рассматривать обоснование как нечто неограниченно универсальное, т.е. распространенное в самой обширной из возможных предметных областей — в области всего существующего. Иными словами, обоснование трактуется как имеющее место не только в сфере сознания, духовной деятельности человека (как познавательные и оценочные процедуры), но и в сфере бытия (как объективные процессы, связи или отношения). В дальнейшем обоснования, принадлежащие к первой сфере, мы будем называть «субъективными» (а в одном из частных случаев — «познавательными», или «гносеологическими»), а обоснования, относимые ко второй сфере, — «объективными», или «онтологическими» (2, с. 60-61).

В противоположность рационализму мы исходим из того, что действительной сферой распространения обоснования является лишь область субъективной деятельности человека, говорить же об обосновании применительно к бытию, на наш взгляд, не имеет смысла <...> Признание объективного обоснования наряду с субъективным, на наш взгляд, не имеет смысла не только потому, что вызывает навеянные рационалистической традицией ассоциации. Характеристика, например, причинных связей как отношений обоснования попросту ничего позитивного не добавляет к обычной характеристике этих связей в терминах теории причинности. Квалификация причины как «объективного основания», а следствия как «объективного обосновываемого» имела бы смысл лишь в одном случае: если бы в процедурах познавательного обоснования знание причины всегда выступало как основание знания следствия. Однако последнее не всегда имеет место.

В реально исследовательской практике довольно часто знание следствия является основанием знания причины. Больше того, во многих случаях (вероятно, их даже большинство) познавательное обоснование вообще не имеет дела с отображениями причинно-следственных связей. В науке распространены и приобретают все больший удельный вес функциональные, структурные и другие непричинные обоснования. В этой ситуации характеристика связей и отношений бытия как отношений обоснования ни к чему, кроме путаницы, привести не может (2, с. 76-78).

По своему составу обоснование распадается на дне части: (1) «обосновывающий» идеальный объект, или основание, и (2) обосновываемый идеальный объект, или обосновываемое. Идеальным объектом мы называем любой фрагмент сознательной духовной деятельности человека, отображенный в языке. <...> В обыденном сознании <...> обоснование понимается лишь как процесс нахождения некоей внешней «подпорки», «фундамента», «базы» для объекта, который изготовлен вне и независимо от этого процесса: если обоснование и способно что-либо изменить, то это касается лишь внешнего статуса объекта, но никак ни его собственных, внутренних характеристик. Такая трактовка процедуры обоснования представляется нам совершенно неприемлемой. <...> Для процедуры обоснования существенно как раз то, что она является синтетической (в традиционном философском значении этого слова) процедурой. Всякий акт обоснования есть вместе с тем и акт формирования обосновываемого объекта. Именно в этом и заключаются смысл и ценность процедуры обоснования. <...> Новые характеристики обосновываемое получает благодаря двум главным операциям: (1) установлению той или иной связи между обосновываемым и основанием и (2) приписыванию первому из них некоторых характеристик второго. Однако из этого вовсе не следует, что обоснование есть некий автономно протекающий процесс, в котором один элемент (основание) выступает как активное, самодеятельное, производящее начало, а другой (обосновываемое) — как пассивное, страдательное, производимое. Обоснование совершается не само по себе, оно выполняется человеком. И если угодно искать активное самодеятельное начало процедуры обоснования, то таким началом является сам человек, который устанавливает определенную связь между двумя идеальными объектами — основанием и обосновываемым — и наделяет второй из них некоторыми характеристиками первого. Мы специально подчеркиваем это в связи с тем, что в истории гносеологии и логики неоднократно предпринимались попытки представить обоснование как самодеятельную, независимо от человека выполняющуюся процедуру, в которой движущим производящим началом является основание (2, с. 78-81). <...>

Из нашей общей характеристики обоснования как конструктивного, синтетического процесса, в ходе которого определенные свойства основания приписываются обосновываемому, вытекают соответствующие требования к этим составным элементам. Одно из них состоит в том, что основание и обосновываемое должны допускать принципиальную возможность Установления связи между ними. Другое важнейшее требование: основание Должно быть в определенном отношении богаче обосновываемого, т.е. обладать такими характеристиками, которых у последнего нет. Благодаря этому преимуществу только и возможна процедура обоснования (2, с. 82). <...>

Вопреки эмпиризму, с одной стороны, и теоретизму (рационализму) — с другой, мы будем исходить из того, что совершенным, или полностью обоснованным, является такой теоретический объект «эмпирической» науки, который получил двойное — и эмпирическое, и теоретическое — обоснование (2, с. 86). <...>

Обоснование может иметь самые разнообразные структуры — как дедуктивные, так и индуктивные, как логические выводные, так и логические невыводные, как логические, так и внелогические (2, с. 99). <...> Структура обоснования, как и структура всякой познавательной операции, может анализироваться двумя различными способами: статическим и динамическим. В первом случае она изображается как вневременная: основание и обосновываемое выступают как сосуществующие. Напротив, при динамическом структурном анализе структура обоснования изображается как временная, выражающая тот временной порядок, отдельных идеальных объектов, частных исследовательских процедур, который имеет место в самом процессе обоснования.

Статическая и динамическая структуры, относящиеся к одной и той же процедуре обоснования, совпадают по своему составу. Обе они упорядочивают и связывают одно и то же множество идеальных объектов — всех тех идеальных объектов, которые имеют место в данной процедуре. Но принципы, способы упорядочивания и связывания у них различны. Поэтому у многих видов обоснования эти структуры оказываются несовпадающими, а порой и прямо противоположными. Так, в дедуктивном объяснении статическая структура является прогрессивной дедукцией, т.е. дедуктивным выводом, в котором из данных посылок необходимо вытекает определенное заключение, а динамическая структура является регрессивной дедукцией, т.е. рассуждением, в котором при наличии заключения ищут такие посылки, из которых это заключение вытекало бы дедуктивно. Но у некоторых видов обоснования статическая и динамическая структуры оказываются совпадающими. Так, в дедуктивном предсказании обе структуры являются прогрессивной дедукцией (2, с. 100-101).

ЭВАНДРО АГАЦЦИ. (Род. 1934)

Э. Агацци (Agazzi) — итальянский философ, специалист в области логики и философии науки. Работал в университетах Пизы, Милана, Генуи (Италия), Фрибурга (Швейцария). В 1993-1996 годах Президент Международного института философии. Член международного редакционного совета журнала «Вопросы философии». В последние годы исследует проблемы этики науки и техники.

Агацци развивает концепцию научной объективности, подчеркивающую интерсубъективный характер научного знания и принципиальную способность каждого субъекта проверять высказывания, конструируемые другими субъектами. В рамках такого подхода исследуются процедуры образования научных объектов.

В последнее время Агацци развивает оригинальную концепцию взаимодействия этических и когнитивных компонентов научно-технической деятельности, пытаясь переосмыслить и более четко обосновать свою философскую позицию. Среди понятийных конструктов, анализируемых Агацци, особое значение имеет «научная система» и ее динамическая модель, понимаемая Агацци как открытая адаптивная социальная система, окруженная другим системами (в том числе и этической системой). Агацци сосредоточивает свое внимание не на исследовании внутренних компонентов научной системы, но на определении функционального поля соотношения научной системы с окружающей средой (или полем других систем, окружающих ее). Такой подход позволяет Агацци поставить проблему соотношения общих моральных принципов и ценностей и конкретных этических норм научного исследования и выявить роль этических ограничений и правил, распространенных в научной системе. В соответствии с формулируемыми принципами Агацци пытается решить ряд конкретных проблем: проблему автономии и регуляции науки, проблему ответственности научного сообщества относительно других ценностей и др. Среди работ, переведенных на русский язык: «Реализм в науке и историческая природа научного познания» (Вопросы философии, 1980. № 6); «Моральное измерение науки и техники» (М., 1998).