Стамбул. Сказка о трех городах - Беттани Хьюз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сведения о стамбульских драгоманах постепенно извлекают из картонных ящиков, что хранятся в библиотеках и кладовых посольств в Европе и Азии. В XXI в. хранители обнаружили ящики «древних турецких документов», отправленных из Костантинийи и, по всей видимости, представляющих собой историческое сокровище{749}. Начиная с XVI в. Костантинийя стала важным международным пунктом (венецианское bailo – резиденция полномочного представителя – начало работу в 1454 г., французское посольство – в 1535 г., английское – в 1583 г., голландское – в 1612 г., затем в XVIII в. открылись посольства Швеции, Польши и России){750}. Сначала посольства располагались в самом Стамбуле, но вскоре все они сконцентрировались на другом берегу Золотого Рога, а Галата превратилась в некий центр, где все скитальцы могли продвигать личные и национальные интересы.
Больших высот достигали, в частности, многие драгоманы греческого происхождения – их часто называли фанариотами, поскольку большинство из них жило в районе Фанар. Они становились Великими драгоманами, Великими драгоманами флота, а с 1716 по 1821 г. они были наместниками в Молдавии и Валахии, нынешней Румынии. Некоторые из драгоманов принимали ислам, другие (например, англичанин по имени Финч из Чорли) появлялись в городе, словно из ниоткуда, их прошлое и судьба оставались тайной.
Многие драгоманы общались с сомнительными личностями, о которых мы узнаем из официальной переписки султана – он называет этих людей «нашими невооруженными слугами». Разумеется, это – шпионы. Для мусульманского шпиона или двойного агента драгомана, действующего за границами Османской империи, существовала реальная опасность разоблачения, если становилось известно о том, что он обрезан. Именно об этой тревоге за свой пенис свидетельствуют обеспокоенные письма «Махмута-Араба» из Парижа{751}.
Существовали и другие опасности. Бывая в Стамбуле, в 1573 г. многие из них подхватили чуму (все указывало на то, что источником болезни был Новый Рим – в городе нередко бывали эпидемии), и некоторые умерли в венецианском bailo. Жизнь драгомана была полна опасностей и приключений.
Драгоманы были не единственными преуспевающими иммигрантами. С конца XVI в. как на внутренней, так и на внешней политической арене огромным влиянием пользовались чернокожие евнухи из Африки (как правило, из Эфиопии или других частей восточной Африки). После 1595 г. главный черный евнух, Кызляр-ага, получил право управлять мечетями Медины, Мекки и Иерусалима – как и доходами, которые приносили эти божественные заведения.
И вот, как и на улицах христианского Константинополя, где евнухи были неотъемлемой частью городского пейзажа, они снова, столь же скоро, объявились и в мусульманском городе. Известно, что к концу правления султана Мурада IV, в 1640 г., в императорском гареме была тысяча евнухов.
Евнух, возглавлявший гарем в Стамбуле, жил в роскошных, соединенных между собой апартаментах, залитых теплым светом бронзовых светильников, с выходом на узкий двор, выложенный богато украшенной плиткой (на ней изображались те самые цветы, именем которых нередко называют евнухов – гиацинты или нарциссы). Двери были инкрустированы драгоценными камнями, а над позолоченными вратами в гарем были выведены строки из Корана: «Не входите в дома Пророка, если только вас не пригласят»{752}. Младшие евнухи ютились в лишенных окон каморках на верхних этажах. Действующие евнухи, похоже, частенько сами выбирали себе преемников и обладали достаточным авторитетом и влиянием, чтобы вводить в город собственные войска мамлюков.
Многие, а особенно драгоманы и другие иноземные просители в Стамбуле, горько сетовали на то, что из-за близости к султану «последнее слово» всегда оставалось за евнухами и женщинами гарема. Немалое число ближайших к валиде-султан (матери правящего султана) придворных дам были еврейками, и они действительно контролировали доступ к ее (чрезвычайно влиятельному) уху. Эдвард Бартон, в конце XVI в. представлявший одновременно Англию и Францию, жаловался, что сила его убеждения разбивается о присутствие одной из таких женщин, проклятой «посредницы»{753}.
Вот и в Стамбуле раннего Нового времени, когда дело доходило до международных проблем, самые хитрые государственные умы обращались именно к евнухам и придворным женского пола, пользуясь сведениями, переданными главным драгоманом. Злые языки стали поговаривать, что турецкие женщины и сторожившие их скопцы обладают сверхъестественной властью. И с наступлением XVII в. Стамбул уже называли городом, которым правит «женский султанат».
Глава 60. Женский султанат
1546–1650 гг. (952–1060 гг. по исламскому календарю)
Ты молод И подвластен искушенью, а эти знатные турчанки (они – словно мастифы, от цепи только злее) В свободе стеснены, но если кто им приглянется И кровь им похоть разожжет, Они к своей порочной цели стремятся так, Что дьявол содрогнется. Филипп Мэссинджер, «The Renegado» («Предатель», пьеса, 1624 г.){754}{755}За часовней Нью-Колледжа в Оксфорде поверните направо, в промозглые крытые галереи – и где-то на уровне пояса увидите мемориальную доску Роберту Далламу. Он умер в 1609 г., устанавливая орган для колледжа. Тело Даллама похоронили под каменными плитами. Если знать историю семьи Даллама, станет понятно, почему смерть настигла мастера прямо на работе.
Отец Роберта, Томас, был мастером по органам. Его инструменты заслужили в Европе громкое имя, и в 1599 г. Томас по указанию Елизаветы I на борту галеона под названием «Гектор» повез один из своих инструментов, заботливо упакованный орган, в дар султану Мехмеду III{756}. Возникла страшная неувязка, когда от стамбульской жары и влажности «все хитроумные механизмы дали сбой». На этом водном органе (гидравлосе), который пришлось переделывать на месте, можно было играть вручную или с помощью механического завода.
Даллам сопровождал этот королевский подарок и руководил
