Последние дни Помпей. Пелэм, или Приключения джентльмена - Эдвард Бульвер-Литтон

«Сейчас придут», – подумал я. Однако никто не появился, а так как створка окна была приоткрыта, я посмотрел вверх и к величайшему моему восторгу и успокоению убедился, что оттуда выставлен наружу дюймов на восемь мушкет, дуло которого нацелено прямо мне в лоб. Тут я с необычайной поспешностью прижался всем телом к стене.

– Убирайся, негодяй, – произнес чей-то сердитый, но дрожащий голос, – или я пущу тебе пулю в лоб.

– Любезнейший сэр, – ответил я, не меняя положения, – у меня неотложное дело к мистеру Торнтону или мистеру Доусону. И потому, пока я не переговорю с ними, вы уж лучше повремените, если это не представляется слишком затруднительным, оказать мне ту честь, которой намеревались меня удостоить.

– Хозяин и сквайр Торнтон еще не вернулись из Нью-Маркета, а до их возвращения мы никого пустить в дом не можем, – ответил тот же голос, но тоном уже несколько смягченным моей благоразумной отповедью. Пока же я размышлял, что мне на это сказать, чья-то растрепанная рыжеволосая голова, словно у Листона в каком-нибудь фарсе, осторожно высунулась из-за мушкета и как будто узнала меня и мою лошадь. Тут и другая голова, но в более изысканном уборе – чепчике с цветами, – показалась над левым плечом того, кто выглянул первым; мой вид обоих, по-видимому, успокоил.

– Сэр, – промолвила женщина, – мой муж и мистер Торнтон еще не вернулись, мы же совсем недавно были так напуганы нападением на наш дом, что я не могу никого впустить до их приезда.

– Сударыня, – ответил я, почтительно снимая шляпу, – я не хочу тревожить вас тем сообщением, которое намеревался сделать мистеру Доусону. Попрошу вас только сделать мне одолжение и сказать, когда они возвратятся, чтобы они осмотрели берега заводи на пустыре, а затем поступили, как найдут нужным.

Пока я держал эту речь не очень-то приятного содержания, мушкет все время так резко дергался, что я счел в высшей степени неосторожным мешкать в столь гибельном соседстве и потому постарался как можно скорее выехать из аллеи и снова направился в Честер-парк.

Наконец я туда добрался; джентльмены еще сидели в столовой. Я послал за лордом Честером и сообщил ему, что мне довелось увидеть и почему я так запоздал.

– Что? Гнедой Боб охромел? – воскликнул он. – А Тиррел, ах, бедняга, бедняга, какой ужас! Надо немедленно послать туда кого-нибудь. Сюда, Джон, Том, Уилсон! – И его милость в неописуемом возбуждении принялся кричать и звонить в колокольчик.

Появился помощник дворецкого, и лорд Честер начал:

– Позовите главного конюха… убит сэр Джон Тиррел… сильнейшее растяжение связок на ноге… сообщил через мистера Пелэма… бедный джентльмен… послать нарочного за доктором Физиконом… вам всё расскажет мистер Пелэм… Гнедой Боб… горло перерезано от уха до уха… что же нам делать?

И, закончив эту вполне членораздельную и все объясняющую речь, маркиз чуть ли не в истерике упал в кресло.

Помощник дворецкого посмотрел на него изумленно и даже несколько подозрительно.

– Пойдемте, – сказал я, – сейчас я объясню вам, что имел в виду его милость.

Выведя слугу из комнаты, я вкратце сообщил ему все необходимое, распорядившись оседлать мне свежую лошадь и снарядить четырех верховых, которые поедут со мною. Пока совершались эти приготовления, новость быстро распространилась, и меня окружило все население дома. Многие из джентльменов пожелали сопутствовать мне. Пришедший в себя лорд Честер настоял на том, чтобы возглавлять поиски. Мы тронулись в путь. Нас было четырнадцать человек, и вскоре мы подъехали к дому Доусона и позвонили; свет в верхней комнате еще горел. После короткой паузы нам открыл сам Торнтон. Он был бледен и взволнован.

– Какой ужас! – прямо начал он. – Мы только что оттуда вернулись.

– Поедемте с нами, мистер Торнтон, – сказал я очень серьезным тоном, пристально глядя на него.

– Разумеется, – немедленно ответил Торнтон, не выказывая, впрочем, ни малейшего смущения. – Сейчас я возьму шляпу. – На минуту он вошел в дом.

– Вы подозреваете этих людей? – шепнул мне лорд Честер.

– Не подозреваю, – сказал я, – а у меня кое-какие сомнения.

Мы поехали по аллее к воротам.

– А где мистер Доусон? – спросил я у Торнтона.

– В доме, – ответил Торнтон. – Позвать его?

– Да, – коротко сказал я.

Торнтон отсутствовал несколько минут. Когда он снова появился, за ним шел Доусон.

– Бедняга, – шепнул мне Торнтон, – он был так потрясен этим зрелищем, что все еще находится в панике. Кроме того, как вы сами можете убедиться, он еще не протрезвился.

Ничего не ответив, я внимательно оглядел Доусона. Как правильно сказал Торнтон, он действительно был сильно пьян. Глаза его блуждали, и, подходя к нам, он нетвердо держался на ногах. Все же, помимо естественных последствий опьянения, он, видимо, нервничал и чего-то боялся. Однако это могло быть тоже вполне естественным (и потому вполне невинным) результатом того, что ему пришлось внезапно увидеть столь ужасную вещь. Поэтому я не стал придавать всему этому большого значения.

Мы подъехали к роковому месту; похоже было, что до тела никто еще не дотрагивался.

– Почему, – тихо спросил я Торнтона, пока все прочие, столпившись, со страхом поглядывали на труп, – почему вы не взяли с собою тело?

– Я как раз собирался вернуться сюда именно для этого с нашим слугой, – ответил игрок, – бедняга Доусон и слишком пьян и слишком испуган, чтобы помогать мне.

– А как случилось, – продолжал я, испытующе глядя на него, – что вы и ваш приятель не были еще дома, когда я к вам заехал, – ведь вы оба уже давно обогнали меня на дороге, а я вас потом нигде не встретил?

На это Торнтон без малейшего колебания ответил:

– Дело в том, что в самом разгаре грозы мы вспомнили, что поблизости есть старый амбар, проехали к нему прямо через поле и переждали там, пока не прошел дождь.

«Вероятно, они не виноваты», – подумал я и обернулся, чтобы еще раз взглянуть на тело, которое подняли наши спутники. На голове виднелся темный след от сильного удара, нанесенного, по-видимому, каким-нибудь тупым тяжелым орудием. Пальцы правой руки были изранены, а один из них почти совсем отрезан: несчастный, очевидно, схватил рукой острое лезвие, нанесшее ему другие раны, широко зиявшие на горле и на боку; и одной из них достаточно было, чтобы причинить смерть.

Когда, мы расстегнули его сюртук, обнаружилась еще одна рана, но, видимо, не смертельная; а когда тело подняли, найдено было сломанное лезвие длинного, острого, видимо складного ножа. Врач, осмотревший впоследствии тело, пришел к выводу, что лезвие это сломалось об одно из ребер, почему третья рана, о которой я только что упомянул, и оказалась сравнительно легкой. Я старательно пошарил в папоротнике и высокой траве – не найдется ли еще что-нибудь, принадлежащее убийце. То же сделал и Торнтон. Тут показалось мне, что в нескольких футах от тела что-то блестит. Я бросился к этому месту, поднял с земли миниатюру и хотел уже крикнуть, но Торнтон прошептал:

– Тсс! Я знаю этот портрет. Значит, все так, как я и предполагал.

Холодный страх сжал мне сердце. Полный отчаянной решимости, хотя рука у меня дрожала, я соскреб с портрета кровь: он был сильно испачкан, несмотря на то, что лежал на некотором расстоянии от тела. Я взглянул на изображенное на нем лицо: это были черты юной и необычайно красивой женщины. Мне они были незнакомы. Я повернул миниатюру тыльной стороной. К ней прикреплены были две пряди волос: одна представляла собой длинный и темный женский локон, другая была светло-каштанового оттенка. Под ними виднелись четыре буквы. Я принялся рассматривать их с напряженным вниманием.

– Что-то застилает мне глаза, – тихо сказал я Торнтону, – не могу разобрать эти инициалы.

– Но я-то могу, – ответил он также шепотом, в котором, однако, слышалась какая-то злобная радость; сердце мое замерло. – Это Г. Д. и Р. Г. – инициалы Гертруды Дуглас и Реджиналда Гленвила.

Я взглянул на него – наши взоры встретились – я с силой сжал его руку. Он меня понял.

– Возьмите ее, – сказал он, – никто ничего не узнает.

В рассказе моем все это занимает некоторое время, в действительности же было делом одной минуты.

– Ну, вы нашли что-нибудь, Пелэм? – крикнул один из наших спутников.

– Нет, – ответил я, сунув миниатюру за пазуху и спокойно возвращаясь обратно.

Мы отвезли труп в дом Доусона. Его несчастная жена билась в истерике. Укладывая тело на столе в гостиной, мы слышали ее вопли.

– Что еще можно сделать? – спросил лорд Честер.

– Ничего, – ответили все присутствующие. Никакие треволнения не заставят англичан равнодушно отнестись к перспективе простудиться.

– Тогда поедем домой и известим ближайших представителей власти, – вскричал наш хозяин, и ему не пришлось повторять своего предложения.

На обратном пути Честер, обращаясь ко мне, заметил: