Богач, бедняк - Ирвин Шоу

Когда он выходил из комнаты, у матери из глаз текли слезы. Как подло с моей стороны выступать с такими угрозами в адрес старухи, подумал он. Но почему бы ей не умереть? Достойно. Без этой завивки, без этой краски на голове, без помады на старческих губах.

В коридоре, посмотрев на часы деда, он увидел, что у него еще есть немного времени в запасе и он успеет позвонить Гретхен в Калифорнию. Рудольф немедленно заказал по междугородной разговор, налил себе еще виски в стакан и стал ждать, когда его соединят с квартирой Гретхен. Калдервуд, конечно, мог почувствовать запах алкоголя и скорчить недовольную мину, но это Рудольфа уже не трогало. Потягивая виски, он вспоминал, где он был и что делал в этот час вчера. Их с Джин переплетенные тела на мягкой кровати в сумеречной комнате, красные шерстяные чулки на полу, ее сладостное обжигающее дыхание сливается с его дыханием — запах рома с лимонной корочкой. Лежала ли когда-нибудь его мать в сладостных объятиях любовника вот в такой холодный декабрьский день, нетерпеливо, быстро и небрежно, как и подобает любовнице, сбросив с себя одежду на пол?

Нет, этого он не мог себе представить. А будет ли когда-нибудь Джин, превратившись в дряхлую старуху, лежать вот так в разобранной постели, глядя на все вокруг через толстые линзы очков, с накрашенными, презрительно скривившимися от алчности губами? Лучше об этом не думать.

Зазвонил телефон. Он услышал голос Гретхен и торопливо рассказал ей обо всем, что произошло сегодня днем, сообщил, что Билли, живой и здоровый, находится сейчас у него в доме, что он может отправить его через пару дней на самолете в Лос-Анджелес, если только она сама не решит приехать на Восточное побережье.

— Нет, я не приеду, — сказала она. — Посади его на самолет.

У него появился еще один предлог, чтобы съездить в Нью-Йорк во вторник или в среду. Джин. Джин.

— Стоит ли говорить, как я благодарна тебе за все, Руди, — сказала Гретхен.

— Чепуха, — ответил он, довольный. — Когда у меня у самого будет сын, надеюсь, ты сумеешь позаботиться о нем. Я сообщу тебе номер рейса. Может быть, я в скором времени сам нанесу тебе визит.

Жизнь других людей, забота о них.

На звонок в дверь Рудольфу открыл сам Калдервуд. Он был нарядно одет по случаю воскресенья, хотя все свои обязанности по соблюдению священной еврейской субботы он уже выполнил, черный костюм с жилеткой, белая рубашка, неброский галстук, высокие черные ботинки. В доме Калдервуда, экономящего на всем, было всегда полутемно, и Рудольф не мог видеть выражение лица босса. Тот нейтральным тоном произнес:

— Входи, Руди. Ты немного опоздал.

— Простите, мистер Калдервуд, — извинился Рудольф. Он пошел за стариком, который грузно и медленно шел впереди, будто экономя отпущенные судьбой шаги до могилы.

Калдервуд привел его в мрачную комнату с дубовыми панелями, которую он называл своим кабинетом. Здесь стоял большой письменный стол красного дерева, вокруг него — потрескавшиеся дубовые и кожаные кресла с прямыми спинками. Застекленные полки были забиты папками с оплаченными счетами, квитанциями, протоколами деловых заседаний, свидетельствами его сделок в течение почти двадцати лет, которые Калдервуд все еще не осмеливался из-за своей обычной осторожности отправить в сводчатый подвал, где хранились все деловые бумаги, и там они были доступны любому клерку.

— Присаживайся. — Калдервуд жестом указал ему на один из стульев. — Ты выпил, Руди, — скорбно произнес он. — Мои зятья, к сожалению, тоже пьют.

Две старшие дочери Калдервуда недавно вышли замуж — одна за кого-то из Чикаго, вторая — за кого-то из Аризоны. Рудольф сильно подозревал, что обе они выбрали своих спутников жизни не по любви, а лишь по географическим соображениям, чтобы жить подальше от любимого папочки.

— Но я тебя пригласил к себе не за этим, — сказал Калдервуд. — Мне хотелось поговорить с тобой по душам, как мужчина с мужчиной. Миссис Калдервуд и Вирджинии нет дома, они ушли в кино, так что можем спокойно побеседовать. — Что-то не похоже на старика, он никогда не тратил время на предисловия. Он, казалось, чувствовал себя неловко, что тоже было не похоже на него. Рудольф ждал развязки. Калдервуд тем временем двигал разные предметы на своем столе: нож для разрезания бумаги, старинную чернильницу. — Рудольф… — Он громко откашлялся. — Меня удивляет твое поведение.

— Мое поведение?

На мгновение Рудольф подумал, что старику стало известно о его любовной связи с Джин.

— Да, твое поведение. Ты теперь ведешь себя не так, как прежде, — сказал он печальным тоном. — Ты всегда был для меня все равно что сын, даже больше, чем сын. Правдивый, открытый, достойный моего доверия.

Старый Орел скаутов, вся грудь в значках за заслуги, подумал Рудольф, настороженно ожидая дальнейшего развития событий.

— Что на тебя нашло, Руди? — продолжал Калдервуд. — Ты стал действовать за моей спиной. Без всяких на то оснований. Ты же знаешь, что можешь в любое время прийти ко мне, и я всегда буду рад тебя принять.

— Простите, мистер Калдервуд, — начал Рудольф, думая о том, что опять приходится сталкиваться со старческим маразмом. — Не понимаю, о чем вы говорите.

— Я говорю о чувствах моей дочери Вирджинии, Руди. Не надо ничего отрицать.

— Мистер Калдервуд…

— Ты преступно воспользовался ее любовью. Ты украл там, где мог все получить даром, стоило лишь попросить. — Теперь в голосе у него появились гневные нотки.

— Мистер Калдервуд, уверяю вас, я не…

— Не к лицу тебе лгать, Руди.

— Я не лгу. Я не знаю…

— Хорошо, вот что я тебе скажу, она сама мне во всем призналась, — прогудел Калдервуд.

— В чем призналась? Ей абсолютно не в чем признаваться, — Рудольф чувствовал себя совершенно беспомощным, и одновременно ему захотелось рассмеяться.

— Ты говоришь мне одно, она — другое. Она сказала матери, что влюблена в тебя и собирается ехать в Нью-Йорк учиться на секретаршу, чтобы получить полную свободу и свободно встречаться с тобой.

— Боже милостивый!

— В этом доме имя Божие не упоминают всуе, Руди.

— Мистер Калдервуд, я и пальцем не дотронулся до вашей Вирджинии, — сказал Рудольф. — Самое большое, что я позволял, когда встречался с ней случайно в магазине, угощал ее ланчем, покупал мороженое с содовой.

— Ты ее околдовал, — мрачно сказал Калдервуд. — Теперь она льет по тебе слезы пять раз в неделю. Откуда подобные страдания у чистой, невинной девушки, если ее до этого не довел мужчина?

Ну вот, наконец пуританское воспитание дало трещину, подумал Рудольф. Два столетия, как они появились в Новой Англии с ее атмосферой трудолюбия, добились процветания, и вдруг все идет прахом. Нет, для одного дня слишком много: Билли, школа, мать и теперь еще это.

— Мне хотелось бы знать, что ты собираешься предпринять в этой ситуации, молодой человек. — Если Калдервуд назвал его «молодым человеком», это означало серьезную угрозу. Рудольф судорожно размышлял над тем, чем это может кончиться — положение в компании у него довольно прочное, но все равно основная власть была сосредоточена в руках Калдервуда. Можно, конечно, с ним потягаться, но это гиблое дело — Калдервуд все равно одержит верх. Ах, эта глупая сучка Вирджиния!

— Не понимаю, чего вы от меня хотите, сэр, — Рудольф старался выиграть время.

— Все очень просто, — сказал Калдервуд. По-видимому, он размышлял над этой проблемой с тех пор, как к нему пришла жена и сообщила о позоре дочери. — Женись на Вирджинии. И пообещай мне не переезжать в Нью-Йорк.

По-моему, он зациклился на этом Нью-Йорке, подумал Рудольф. Для него это — средоточие всемирного зла.

— Ты в таком случае станешь моим полноправным партнером, а в завещании, после того как я в должной мере позабочусь о своих дочерях и миссис Калдервуд, ты получишь контрольный пакет моих акций. Таким образом, ты станешь владельцем компании. Я никогда тебе не напомню об этом разговоре и никогда не буду тебя ни в чем упрекать. Руди, для меня большое счастье, что такой парень, как ты, станет членом моей семьи. Это было моей самой заветной мечтой, как и для миссис Калдервуд. Мы были с ней сильно разочарованы, когда ты, бывая в нашем гостеприимном доме, не проявлял никакого интереса ни к одной из наших дочерей, хотя все они по-своему красивы, хорошо воспитаны, и у каждой есть личное состояние. Я никак не мог понять, почему ты не обратился прямо ко мне, когда сделал свой выбор.

— Никакого выбора я не делал, — воскликнул Рудольф. — Вирджиния — очаровательная девушка, она станет образцовой женой, я не сомневаюсь в этом, но мне и в голову не приходило, что нравлюсь ей…

— Руди, — сурово сказал Калдервуд. — Я давно тебя знаю. Ты один из самых умных молодых людей, которых я знаю. И у тебя хватает наглости сидеть вот здесь и рассказывать мне…