Народные русские сказки А. Н. Афанасьева в трех томах. Том 2 - Александр Афанасьев

К словам «притворись больною и пожелай волчьего молока» (с. 83) Афанасьевым указаны два варианта:

«Вариант 1: Сделайся больною и скажи брату: снилось-де мне во сне, что за тридевять земель, в тридесятом царстве, в чистом поле пасутся дикие свиньи с малыми поросятами; кабы достать от них молока — я бы тотчас, кажись, вылечилась!

Вариант 2: Притворись больною и пожелай молока от семи зверей: от зайца, лисы, куницы, волка, медведя, лесного кабана и льва (царевич идет добывать от них молока и от каждого зверя получает по щенку)».

После слов «и осталась охота его на мельнице взаперти» (с. 85) приведен вариант: «...в том царстве есть две горы высокие, стоят они вместе, вплотную одна к другой прилегли; только раз в сутки расходятся, раздвигаются и через две-три минуты опять сходятся. Промеж тех толкучих гор хранится вода живущая и целющая. «Пусть-ка достанет той чудной водицы; тут уж наверное не сдобровать ему, добру молодцу!» Посылает царевна своего брата за водою живущею и целющею. Иван-царевич оседлал своего богатырского коня, перекрестился на все четыре стороны, сел и поехал. Близко ли, далеко ль, долго ли, коротко ль, скоро сказка сказывается — не скоро дело делается, приезжает к тем горам высоким, толкучим. Стоит, дожидается, когда станут горы расходиться; вдруг поднялась страшная буря, ударил сильный гром — и раздвинулись две горы. Иван-царевич пришпорил своего богатырского коня, пролетел промеж гор стрелою, зачерпнул два пузырька воды и тотчас назад повернул; сам-то успел выскочить, а у лошади задние ноги совсем смяло, на мелкие части раздробило. Иван-царевич взбрызнул ее целющею да живущею водою — и стала она по-прежнему ни в чем невредима. Приезжает домой...» (после того злая сестра посылает его на мельницу).

После слов «твоя охота восемь дверей прогрызла» (с. 85) дан вариант: «Увидала царевна, что брат один домой воротился, не пустила его и на глаза к себе; выбросила ему из окна чистую сорочку: «Ступай, — говорит, — в баню да вымойся побелее — тебя Змей Горыныч скушает». А змей поддакивает: «Иди, иди в баню; поскорей будь готов! Я бы сейчас тебя съел — да, вишь, дорога была дальняя, ты весь пропотел и запылился». Пошел Иван-царевич баню топить, а ворон ему кричит: «Не спеши, Иван-царевич! Носи дрова мокрые, коли загорятся — водой поливай; твоя зверина уже трое дверей прогрызла»... В другой раз: «Не спеши, Иван-царевич! Не столько мойся, сколько марайся; твоя охота еще три двери прогрызла!»

После слов «и я прощу» (с. 85) — вариант: «Возле поставил четверик с горячим угольем и говорит: «Тогда тебя прощу, когда это уголье съешь!»

К эпизоду борьбы со змеем (с. 86) — вариант: «В другом списке Иван-царевич меняется с царевною кольцами, и впоследствии это служит знаком, что он — настоящий ее избавитель, а не водовоз. Царевич приходит на свадебный пир музыкантом; царевна наливает ему чару вина, а он бросает в эту чару кольцо».

113

Записано в Курской губ.

AT 315. В данном варианте сюжета, подвергшемся, видимо, литературной обработке, повествуется о неверной жене князя, что не обычно для сказок этого типа.

114

Место записи неизвестно.

AT 315 + 300 (см. прим. к текстам № 171—204). Данный и следующий тексты, хотя относятся к типу «Звериное молоко», выделены Афанасьевым под иным, чем предыдущие, заглавием — «Притворная болезнь», так как повествуется в них о неверной матери. Неверная мать нередко играет главную отрицательную роль в восточнославянских сказках типа «Звериное молоко». Но Огненный царь не является традиционным персонажем таких сказок: обычно в роли любовника неверной сестры или матери выступает разбойник или змей, черт, железный волк, чародей. В данной сказке мать по наущению Огненного царя пытается отравить сына. Подобные эпизоды встречаются иногда и в других сказках типа 315, например, в башкирской сказке (Башк. творч., III, № 12). Не сумев отравить сына, мать в данной сказке ослепляет его. Этот эпизод тоже имеет параллели в некоторых опубликованных вариантах сюжета, например, в сказке, записанной от чувашского сказочника (Ск., лег. Башк. № 17).

115

Погреб, подвал.

116

Снаряжение (Ред.).

117

Яд.

118

Записано в Шенкурском уезде Архангельской губ.

AT 315. Традиционный сюжет осложнен необычными мотивами: герой правит царством, мать действует заодно с его врагом, находящимся в плену; она посылает героя к чудищам добывать их сердца; убитого героя оживляют дети при помощи чудесного корешка.

119

Записано в Соликамском уезде Пермской губ. Д. Петуховым.

AT 318 (Неверная жена). Вступление (Награда человеку за то, что три года топил в аду котел), так же, как и в сказках типа 475. Сюжет был популярен в солдатской среде и нередко приобретал ее бытовой колорит. Этот колорит ярко выражен в данном тексте. Сюжет о неверной жене, изложенный здесь довольно схематично, учтен в AT только в вариантах, записанных в странах Европы, в Турции и в Америке (на французском яз.). Русских вариантов — 30, украинских — 28, белорусских — 7. Подобные сказки встречаются и в фольклоре неславянских народов СССР — латышских (Арайс-Медне, с. 51—52), башкирских (Башк. творч., I, № 48), татарских (Тат. творч., II, № 57, 58). Основные мотивы сюжетного типа 318 имеются уже в египетской «Сказке о двух братьях» (см.: Фараон Хуфу и чародеи. Сказки, повести и поучения Древнего Египта. М., 1958), которая дошла до нашего времени в рукописи (папирус Весткар) от эпохи Среднего Царства (2200—1800 г. до н. э.).

120

Зря, напрасно (Ред.).

121

Т. е. вода.

122

Записано в Уфимском уезде Уфимской губ.

AT 318. В данном варианте сюжет изложен полнее и осложнен эпизодами, напоминающими другие сказки: «Братья-птицы» (AT 451 — начало). «Кощеева смерть в яйце» (AT 302 — выпытывание женой тайны, где находится мудрость мужа).

К тексту даны Афанасьевым следующие варианты:

К словам «вдруг прилетает орел» (с. 97) — вариант: «ворон».

После слов «никто тебя не осилит!» (с. 98) — вариант: «Сослужи нам службу, — говорит орел, — стой всю ночь на часах, и когда подует ветер и гром загремит — разбуди нас не мешкая». — «Хорошо», — отвечал Иван купеческий сын. Три брата поужинали и легли спать, а купеческий сын на часах стал. В самую полночь поднялся вихрь, загремел гром — прилетел трехглавый змей: «А, вот когда вы сонные мне попалися!» Иван купеческий сын не захотел будить братьев, выхватил меч и сразу снес змею все три головы. (За эту службу братья наградили его богатырским конем и чудесною рубашкою)».

К словам «ты возьми одну щепочку» (с. 99) — вариант: «веточку».

После слов «и убил змея» (с. 99) — вариант: «Провещала красной девице яблоня: «Как станут сад рубить, ты возле меня будь; брызгнет из меня кровь на твое платье — ты это место вырежь и брось в озеро!» Красная девица стала возле яблони; стали яблоню топором рубить, брызгнула из нее кровь прямо девице на платье; она вырезала это пятно и бросила в озеро. Змей Горыныч увидел, что в озере славная рыба плещется, захотел изловить ее, разделся и полез в воду; тем временем рыба прыгнула на берег и обернулась Иваном купеческим сыном...»

123

Записано в Новогрудском уезде Гродненской губ. учителем М. А. Дмитриевым. Язык белорусский.

AT 709 (Волшебное зеркальце). Сюжет распространен повсеместно в Европе, его варианты учтены в AT также в ближневосточном (турецком), африканском и американском (записи, сделанные на испанском языке от американцев европейского происхождения и от негров) фольклорном материале. Русских вариантов — 27, украинских — 23, белорусских — 4. Подобные сказки встречаются и в фольклоре неславянских народов СССР, например, в башкирском (Башк. творч., I, № 101), осетинском (Осет. ск., № 37), карельском (Карельск. ск., № 40). Формирование этого сюжета прослеживается с древности. Некоторые его мотивы известны по «Тысяче и одной ночи» и шекспировскому «Цимбелину» (1610). Первая сказка о волшебном зеркальце и мертвой царевне была опубликована в сборнике Базиле «Пентамерон» (II, № 8). Особенную популярность получила сказка бр. Гримм «Белоснежка». Как доказывает М. К. Азадовский (Литература и фольклор. Л., 1938, с. 75—84), она послужила источником пушкинской «Сказки о мертвой царевне и семи богатырях», наряду с первой русской публикацией сказки этого типа в лубочном сборнике Погудка.., II, № 2, с. 87—96 и с записью народной сказки, сделанной А. С. Пушкиным (Пушкин. Прил., I, № 7). Р. М. Волков в книге «Народные истоки творчества А. С. Пушкина. Баллады и сказки» (Черновцы, 1960, с. 155—189) акцентирует внимание на связи сказки Пушкина с русской фольклорной традицией. Сопоставительному изучению европейских вариантов сказок о волшебном зеркальце посвящена специальная монография: Böklen E. Schneewittchens Studien. Leipzig, 1914. Из других исследований отметим: Пропп. Ист. ск., с. 110—113; Мелетинский, с. 167; Галайда Э. Сказки Пушкина (К проблеме реализма сказок). — Acta facultatis philosopicae Universitatis Šafarikanae. Bratislava, 1975, с. 59—61. Белорусская сказка, записанная М. А. Дмитриевым, имеет характерную для русских сказок типа 709 структуру. Разбойникам в большинстве народных сказок, богатырям в пушкинской конспективной записи и в пушкинском стихотворном изложении соответствуют в белорусской сказке братья-королевичи. Неожиданный финал: падчерица добивается прощения злой мачехи.