Твоя маленькая ложь (СИ) - "Alena Lavr"

— Что будет, если на нас нападут?

Он посмотрел на меня забавным, даже насмешливым взглядом, всем своим видом намекая, что не собирается отвечать на мой очередной, как ему кажется, глупый вопрос. Но в этот раз он ответил:

— На нас не могут напасть, сынок, — усмехнулся отец. — Каждый, кто так или иначе вхож во дворец — от и до проверяется нашими доблестными службами безопасности.

Я довольно улыбнулся, полностью доверяя авторитетному мнению отца. Ведь, в конце концов, во всех боевиках побеждают сильнейшие, то есть, главные герои, те, кто априори всегда прав и за кого каждый раз переживают зрители. Я был убежден, что наша семья и есть главные герои страны, мы те — на кого ровняются другие семьи, а одинокие люди, глядя на нас, мотивируются на создание собственной семьи. Мы главные герои этой страны и поэтому на нас априори не должны напасть.

Главные герои не умирают, ведь так?

Но прямо сейчас я стою под прицелом пистолета на противоположном конце которого находится тот, кого я меньше всего ожидал там увидеть. Ведь этот пресловутый эффект неожиданности и есть самое неприятное в предательстве, правда? Когда тот, в котором ты, казалось бы, уверен, как в самом себе, когда ты подозреваешь чуть ли не собственную мать — в самый неподходящий момент вонзает тебе нож в спину и пару раз прокручивает рукоятку, в открытую наслаждаясь твоими страданиями.

Я пару раз моргаю, смотря прямо перед собой, четко осознавая, что мое лицо лишено каких-либо эмоций. Еще бы, я не намерен одаривать его испугом, неожиданностью, оцепенением перед видом оружия, направленного в мою сторону, или отображением всего того, чего он так жаждет увидеть на моем лице.

Все, о чем я думаю сейчас — где именно допустил осечку, работая с Карлом на протяжении нескольких лет. За все эти годы он показал себя лишь с положительной стороны, завоевав безоговорочное доверие. Я доверял этому ублюдку все свои мысли, идеи по совершенствованию законодательной системы, министерства здравоохранения и образования. Делился с ним тем, что сделаю в первую очередь после коронации, какие приказы подпишу и каких чиновников сразу же устраню от должностных обязанностей.

Я делился с ним всем, чем обычно делятся с другом, а сейчас все мои планы в руке у этого ублюдка на противоположном конце огнестрельного оружия.

— Ну, и что ты молчишь? — раздраженно бросает Карл, рука с пистолетом слегка дрожит. — Даже не скажешь ничего напоследок? Никаких пламенных речей?

Еще некоторое время я молча наблюдаю, как нервно дергаются рыжие усы на лице мятежника и гадаю, кто следующий вонзит нож в спину: Теодор или собственная мать.

— Думаю, сколько тебе дадут за покушение на жизнь наследника престола, — без эмоций проговариваю я. Моя речь звучит слишком спокойно для того, кто находится под прицелом пистолета, чем явно раздражаю мужчину. — Пятнадцать лет тебя устроит? А может, ты хочешь уехать на все двадцать?

— Покушение? — злорадно усмехается Карл, не сводя пристального взгляда. — Я тебя умоляю, я готов отсидеть и за убийство.

Я мысленно ухмыляюсь, но мое лицо по-прежнему не отображает никаких эмоций.

Убийство, серьезно? Да у него кишка тонка. Если бы он действительно намеревался убить меня, то сделал бы это еще в первые секунды появления в моей спальне. Все, что он делает в данный момент — оказывает психологическое давление и пока еще не осознает, что получается это у него, мягко говоря, хреново.

— Чего ты хочешь? — я слышу собственный ледяной голос, намереваясь до последнего тянуть время, когда улавливаю неторопливые шаги за дверью.

— Справедливости! — гневно восклицает рыжий мужчина и пару секунд я наблюдаю, как дуло пистолета дергается в сторону. — Всего лишь чертовой справедливости!

— И ты глубоко убежден, что, убивая меня, она восторжествует?

Карл с рыком злости делает пару шагов вперед, приближаясь ко мне на расстояние вытянутой руки, упирая холодный прицел пистолета мне в лоб.

— Ты мне зубы не заговаривай, — шипит мужчина, с опасной медлительностью приближаясь ко мне. — Думаешь, я не знаю, как вас учили вести переговоры с террористами?

Верно, и только что я последовал первому правилу — тяни время, задавая нейтральные вопросы. Это нужно прежде всего для того, чтобы нападающий с пистолетом немного отвлекся и расслабился, ведь, наверняка, его тело напряжено не меньше моего.

— Там Фредерик созывает… — Изабелла вбегает в комнату и замирает на полпути, замечая секретаря с оружием. Ее глаза против воли округляются и всего на мгновение она забывает сделать очередной вдох. — О, Боже…

Белла умная девочка. И хоть иногда ее эмоции берут вверх — я абсолютно уверен в том, что она знает, что делать в подобной ситуации.

— Изабель, беги! — отчаянно кричу я, после чего получаю мощный удар в челюсть оружием от своего бывшего секретаря.

— Далеко не убежит, — с язвительной ухмылкой отчеканивает Карл, с нескрываемым удовольствием наблюдая, как я харкаюсь кровью от резкого удара в челюсть.

Во рту постепенно разливается неприятный привкус железа, вперемешку с пульсирующей болью в челюсти, но я слишком долго оттачивал эти приемы, чтобы облажаться с ними на практике. Как только дуло пистолета вновь упирается мне в грудь, тыльной стороной ладони я смахиваю проступающую кровь на губах, выжидаю пару секунд, и одним движением руки с силой разворачиваю ладонь противника в противоположную сторону. В ответ мужчина нервно вскрикивает то ли от боли, то ли от неожиданности, то ли от собственной злости.

С этой минуты он находится под прицелом собственного оружия.

Еще некоторое время я с силой удерживаю его кисть, кости хрустят под моим напором, но мне плевать, ведь я уже перешел ко второму правилу: если ты решил вступить в борьбу с противником — будь агрессивным и жестоким, ведь нападение не время для сюсюканий. Да, созерцать и уж тем более совершать насилие — штука не из приятных, но в любом случае ты должен помнить, что победа должна быть быстрой и беспощадной.

Большинство нападающих не ожидают сопротивления со стороны жертв, надеясь на банальный шок, который обескураживает любого неподготовленного человека. Но, придя сюда, Карл вряд ли думал, что я буду стоять на месте, наблюдая, как он размахивает пушкой в мою сторону. Да, он намеревался застать меня врасплох и, признаться честно, ему это удалось. Только вот знать ему об этом вовсе не обязательно.

Он все еще с силой пытается вырвать свою ладонь из моей твердой хватки, еще больше причиняя боль самому себе. Бедолага, он еще не осознает, что из этого захвата кисть руки уже не вернуть в прежнее положение. Именно этот прием дает мне шанс одним ловким движением руки выхватить оружие и с силой ударить противника ногой в живот. Когда мои кеды грубо ударяются о мягкую поверхность, мужчина резко отскакивает, ударяясь затылком об массивный шкаф из темного дерева, и тяжело дыша, сползает спиной по дверям.

Его разгневанный взгляд поднимается на меня, встречаясь с дулом собственного пистолета, который я наставляю на него. Да, Карл, все манипуляции с ножом и стволом — непредсказуемые и опасные, поэтому тебе стоило лучше подготовиться, чтобы оказывать на меня психологическое давление пушкой.

— Ну, ты и ублюдок, — с презрением бросаю я. Челюсть еще некоторое время продолжает нервно пульсировать, но происходящие события и нарастающая злость внутри умудряются подавить неприятную боль. — Я доверял тебе все свои планы, документацию, да черт возьми, я доверял тебе целую жизнь… Ты получал солидную зарплату наравне с парламентом, чего тебе не хватало? — мой голос звучит необычайно спокойно несмотря на то, что меня уже начинает откровенно раздражать вся развернувшаяся ситуация. Все мои мысли заняты лишь разработкой плана собственного спасения и спасения семьи в целом.

Он пытается выдавить язвительную усмешку, но через пару секунд громко прокашливается.

— Как же я ненавижу тебя, — горько усмехается он, продолжая морщиться от боли. — Как я ненавижу всех вас, таких идеальных, одетых с иголочки, которые даже не видели настоящей жизни!.. Почему такие как я должны грызть землю, зарабатывать все кровью и потом, а вам достаточно всего лишь родиться с золотой ложкой в заднице и ничего не делать?! Что в тебе такого, чего нет во мне?! — его голос срывается на нервный крик. — Я всю свою чертову жизнь обучался, заваливал экзамены по юриспруденции, строчил диссертации день и ночь, чтобы потом получить чертову бумажку и работать с такими, как ты… Чтобы хоть на мгновение приблизиться к той роскоши и понять, что в вас есть такого, чего нет во мне или моих друзьях… — он отводит взгляд, коротко смеется и вновь устремляет его в мою сторону. — Мне так осточертело каждый чертов день пять лет подряд подписывать бумажки о неразглашении, покидая дворец. Каждый. Чертов. День. Они так боялись, что кто-то из прислуги выдаст о тебе какую-нибудь информацию, или, о, Боже, сфотографирует тебя исподтишка…