Семейство Борджа (сборник) - Александр Дюма

Генерал терпеливо обождал, потому что не услышал волнения в голосе дочери и горячо надеясь, что Григорий ошибся.

Спустя некоторое время дверь отворилась, и генерал, озираясь, вошел в покои дочери. В первой комнате никого, кроме нее, не было. Ванинка лежала в постели, быть может, несколько более бледная, чем обычно, но совершенно спокойная, с безмятежной улыбкой, с какой всегда встречала отца.

– Каким счастливым поводом обязана я вашему столь позднему визиту? – ласково осведомилась девушка.

– Мне нужно переговорить с тобой об очень важном деле, – ответил генерал. – Надеюсь, несмотря на поздний час, ты простишь, что я потревожил твой сон.

– Мой отец знает, что дочь рада видеть его у себя в любое время дня и ночи.

Генерал снова огляделся. Все убеждало его, что никакой мужчина не мог быть спрятан в первой комнате. Однако оставалась вторая.

– Я слушаю вас, – сказала, помолчав, Ванинка.

– Да, но мы не одни, – ответил генерал. – Чужие уши не должны слышать то, что я намерен тебе сказать.

– Но вам же известно, что Аннушка – моя молочная сестра, – возразила Ванинка.

– Это не имеет значения, – продолжал генерал, направляясь со свечой в руке к соседней комнате, которая была еще меньше, чем у Ванинки.

– Аннушка, – распорядился он, – последи в коридоре, чтобы никто нас не подслушивал.

Сказав это, генерал снова подозрительно огляделся. Но, за исключением молодой девушки, в комнате никого не было.

Аннушка повиновалась, генерал вышел вслед за нею и еще раз огляделся вокруг. Затем вернулся в комнату дочери и сел у нее в ногах. По знаку своей госпожи Аннушка оставила ее наедине с отцом.

Генерал протянул руку Ванинке, и та без раздумий вложила в нее свою.

– Дочь моя, мне надо поговорить с тобой об очень важном деле.

– О чем же, отец? – спросила Ванинка.

– Тебе скоро исполнится восемнадцать, – продолжал генерал. – В этом возрасте русские девушки знатного рода выходят замуж.

Генерал остановился, чтобы проверить, какое впечатление произвели его слова на Ванинку. Но ее рука неподвижно лежала в его руке.

– Вот уже год, как я обещал твою руку, – продолжал генерал.

– Могу я знать – кому? – холодно спросила Ванинка.

– Сыну нашего тайного советника, – ответил генерал. – Что ты думаешь о нем?

– Говорят, это достойный и благородный молодой человек, – сказала Ванинка. – Но я могу судить о нем лишь с чужих слов. Не он ли вот уже три месяца состоит при московском гарнизоне?

– Да, – подтвердил генерал. – Но через три месяца он должен возвратиться.

Ванинка продолжала хранить прежнее бесстрастие.

– Тебе нечего мне ответить? – спросил генерал.

– Нет, отец. Я только прошу об одной милости.

– Какой?

– Я не хочу выходить замуж раньше двадцати лет.

– И почему же?

– Я дала обет.

– А если некоторые обстоятельства заставят нарушить обет и возникнет необходимость поспешить с бракосочетанием?

– Какие именно?

– Федор любит тебя, – сказал генерал, не отрывая глаз от дочери.

– Я знаю, – с прежней бесстрастностью ответила молодая девушка, словно речь шла не о ней, а о посторонней.

– Знаешь?

– Да. Он мне признался.

– И когда же?

– Вчера.

– Что ты ему ответила?

– Чтобы он уезжал.

– И он согласился?

– Да, отец.

– Когда же он уедет?

– Он уже уехал.

– Но он только в десять часов ушел от меня, – изумился генерал.

– А от меня в полночь, – ответила Ванинка.

– О Господи, – произнес генерал, впервые вздохнув с облегчением. – Ты достойное дитя своего отца, Ванинка, и я готов предоставить тебе отсрочку, о которой ты просишь, то есть на два года. Не забывай только, что сватом здесь выступает сам государь.

– Моему отцу хорошо известно, что я слишком почтительная дочь, чтобы стать непокорной подданной.

– Хорошо, Ванинка, хорошо, – одобрил генерал. – Значит, бедняга Федор тебе во всем признался?

– Да, – сказала Ванинка.

– А ведомо ли тебе, что он сперва обратился ко мне?

– Ведомо.

– Значит, ты от него узнала, что твоя рука отдана другому?

– От него.

– И он согласился уехать? Какой добрый и благородный юноша! Мое покровительство будет сопровождать его повсюду. Я так любил его, – продолжал генерал, – что, если бы я только не дал слово, а ты согласилась, я, клянусь честью, отдал бы ему твою руку.

– И вы не можете нарушить слово? – спросила Ванинка.

– Это невозможно.

– Тогда пусть свершится то, чему суждено свершиться.

– Иного ответа от своей дочери я и не ожидал, – сказал генерал, целуя ее. – Доброй ночи, Ванинка. Я не спрашиваю, любишь ли ты его. Вы оба исполнили свой долг. Большего мне и желать нечего.

С этими словами он встал и вышел. Аннушка дожидалась в коридоре. Генерал сделал ей знак, чтобы она шла к себе, и отправился в свои покои. Григорий дожидался его у дверей.

– Убедились, ваше превосходительство? – спросил он.

– Ты оказался прав и не прав одновременно. Федор любит мою дочь, но не любим ею. В одиннадцать часов он действительно вошел к ней и в полночь ушел оттуда навсегда. Однако мое обещание нерушимо. Приходи завтра, получишь тысячу рублей и вольную.

Сбитый с толку Григорий удалился.

Тем временем Аннушка по велению своей госпожи вернулась к ней в спальню и тщательно заперла за собой дверь. Ванинка тотчас вскочила с постели и подбежала к двери, прислушиваясь к шагам удалявшегося генерала. Выждав еще немного, они бросились в светелку Аннушки и начали лихорадочно сбрасывать узлы с бельем, наваленные на большой сундук, стоявший в оконном проеме. Аннушка нажала на кнопку замка, Ванинка подняла крышку, и обе женщины испустили крик ужаса: сундук стал гробом молодого офицера, который задохнулся в нем.

Долгое время девушки тешили себя надеждой, что это только обморок: Аннушка брызгала Федору в лицо водой, Ванинка подносила ему к носу соль – все было бесполезно. Пока генерал вел долгий получасовой разговор с дочерью, Федор, не имея возможности выбраться из сундука, умер от удушья.

Положение складывалось ужасное. Девушки не знали, что делать с трупом. Аннушка уже видела себя сосланной в Сибирь. Надо отдать должное Ванинке: ее мысли были только о Федоре.

Обе были в полном отчаянии.

Надо, впрочем, сказать, что переживания горничной были более эгоистичными, чем у ее госпожи. Поэтому именно она и нашла способ выбраться из тупика, в котором они обе оказались.

– Барышня! – воскликнула она. – Мы спасены!

Ванинка подняла на горничную полные слез глаза.

– Спасены! Мы – может быть, но не он!..

– Послушайте, барышня, – продолжала Аннушка. – Конечно, ваше положение ужасно, несчастье – велико. Но все может стать еще хуже, если об этом узнает генерал.

– Какое это имеет значение? Теперь я готова оплакивать его перед всем миром.

– Да, но в глазах всего света вы будете обесчещены. Завтра ваши крепостные, а за ними и весь Санкт-Петербург узнает, что в вашей спальне умер мужчина. Подумайте об этом, барышня: ваша честь – это честь вашего отца и всей семьи.

– Ты права, – сказала Ванинка, качая головой и словно стараясь освободиться от занимавших ее мрачных мыслей. – Ты права. Что же делать?

– Барышне известно, что у меня есть брат Иван.

– Да.

– Придется ему все рассказать.

– Что ты выдумываешь! – воскликнула Ванинка. – Довериться мужчине, да еще холопу?

– Чем ниже стоит этот крепостной холоп, – возразила горничная, – тем больше надежды, что он сохранит нашу тайну, знание которой сулит ему столько выгод.

– Твой брат – пьяница, – сказала Ванинка со страхом, смешанным с отвращением.

– Верно, но разве мужчины бывают другими? – гнула свое Аннушка. – Мой брат пьет не больше остальных. Стало быть, он менее опасен, чем прочие. В нашем положении поневоле рисковать приходится.

– Ты права, – согласилась Ванинка, вновь обретая обычную решительность, неизменно возраставшую по мере роста опасности. – Ступай за братом.

– Нынче утром уже ничего не сделаешь – поздно, – сказала Аннушка, раздвигая шторы. – Светает.

– Что же нам делать с трупом это несчастного? – воскликнула Ванинка.

– Ему придется пролежать тут до вечера. Пока вы будете на спектакле при дворе, мой брат вывезет его отсюда.

– Верно, верно, – прошептала Ванинка с какой-то странной интонацией в голосе. – Я поеду вечером на спектакль. Не появиться там я не могу: начнутся пересуды. О Господи, Господи!..

– Помогите мне, барышня, – попросила Аннушка. – Одной мне не справиться.

Ванинка страшно побледнела, но, движимая страхом, решительно подошла к трупу возлюбленного и, взяв его за плечи, в то время как горничная ухватила за ноги, снова уложила его в сундук. Аннушка тотчас захлопнула крышку, заперла на замок, а ключ спрятала на груди.

Затем обе набросали сверху узлы с бельем, которые скрыли сундук от глаз генерала.