Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 1 - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Завтра в восемь часов, – объявил епископ, прощаясь с д’Артаньяном, – если хотите, мы отправимся кататься верхом; конечно, и Портос поедет с нами.
– В восемь часов? Так поздно? – спросил д’Артаньян.
– Вы знаете, мне необходимо для сна семь часов, – возразил Арамис.
– Правильно.
– Покойной ночи, милый друг. – И Арамис обнял мушкетера.
«Отлично! – мысленно усмехнулся д’Артаньян, когда дверь за Арамисом закрылась. – В пять часов я буду на ногах».
Приняв такое решение, он лег и заснул крепким сном.
XXV. Портос начинает жалеть, что привез д’Артаньяна
Едва д’Артаньян потушил свечу, как Арамис, следивший сквозь занавеску за светом в комнате своего друга, на цыпочках прокрался к Портосу.
Исполин, улегшийся уже часа за полтора перед тем, раскинулся на перине. Он погрузился в то благодатное спокойствие первого сна, который у Портоса не могли нарушить ни колокольный звон, ни грохот пушек.
Дверь его комнаты тихо раскрылась под осторожной рукой Арамиса. Епископ подошел к спящему. Толстый ковер заглушал его шаги; впрочем, храп Портоса поглощал все остальные звуки. Арамис положил руку на плечо гиганта.
– Ну, милый Портос, – сказал он, – вставайте.
Голос Арамиса был нежен и ласков, но в нем звучал не совет, а приказание. Рука коснулась плеча легко, но она указывала на опасность.
Портос сквозь сон услышал эти слова и почувствовал прикосновение. Он вздрогнул.
– Кто тут? – загремел он.
– Тсс, это я, – прошептал Арамис.
– Вы, милый друг? Но зачем вы меня будите?
– Чтобы сказать вам, что нужно ехать.
– Ехать? Куда?
– В Париж.
Портос подскочил и сел, устремив на Арамиса большие испуганные глаза:
– В Париж?
– Да.
– Ах ты боже мой! – вздохнул Портос и снова лег, точно ребенок, сопротивляющийся няньке, чтобы оттянуть для сна еще часок-другой.
– Тридцать часов верховой езды, – решительно прибавил Арамис. – Будут отличные сменные лошади.
Портос двинул ногой и застонал.
– Ну, ну, милый друг, вставайте, – повторял прелат с оттенком нетерпения.
Портос высунул из-под одеяла обе ноги.
– И мне необходимо ехать? – спросил он.
– Совершенно необходимо.
Портос встал с постели, и скоро пол и стены задрожали от его шагов, тяжелых, как шаги каменной статуи.
– Ради бога тише, милый Портос, – остановил его Арамис, – вы его разбудите!
– Ах, правда, – рявкнул Портос, – я и забыл. Но не беспокойтесь, я буду осторожен.
И, говоря это, он уронил пояс с пристегнутыми к нему шпагой, пистолетами и кошельком, из которого выпали со звоном рассыпавшиеся монеты. От этого шума кровь в Арамисе закипела, меж тем как Портос только громко расхохотался.
– Чудеса! – тем же тоном произнес он.
– Тише, Портос, тише!
– Правда…
И он действительно наполовину понизил голос.
– Я хотел сказать, – продолжал Портос, – что начинаешь копаться именно тогда, когда нужно торопиться, и особенно шумишь, когда нужно двигаться беззвучно.
– Да, правда. Но давайте опровергнем это мнение, Портос. Будем торопиться и молчать.
– Вы видите, я стараюсь, – проворчал Портос, натягивая штаны.
– Очень хорошо.
– Значит, это срочно?
– Да, и очень серьезно.
– Ого!
– Д’Артаньян расспрашивал вас в Бель-Иле?
– Ничуть.
– Не может быть! Припомните.
– Он спросил меня, что я делаю; я ответил: «Занимаюсь топографией». Я хотел сказать другое слово, которое вы однажды произнесли, но я никак не мог его припомнить.
– Тем лучше. О чем еще он вас спрашивал?
– Спросил, кто такой Жетар.
– Еще?
– Кто такой Жюпене.
– Не видел ли он случайно плана наших укреплений?
– Видел.
– Ах, черт возьми!
– Но будьте спокойны: я резинкой стер ваш почерк. Невозможно заподозрить, что вы дали мне указания относительно этих работ.
– У нашего друга зоркий глаз.
– Чего вы боитесь?
– Боюсь, что все откроется, Портос. Нужно предупредить великое несчастье. Я приказал запереть все двери: д’Артаньяна не выпустят до рассвета. Лошадь оседлана; вы домчитесь до первой подставы и к пяти часам утра проедете пятнадцать лье. Идем.
Арамис одел Портоса с ловкостью, не уступавшей искусству самого опытного камердинера. Портос, смущенный и в то же время сбитый с толку, не останавливал его и только рассыпался в извинениях.
Наконец он был готов. Арамис взял его за руку и вывел, заставляя осторожно переступать со ступеньки на ступеньку, не позволяя задевать за дверные косяки, поворачивая его то в одну, то в другую сторону, точно он, Арамис, был гигантом, а Портос карликом. Дух управлял материей.
Оседланная лошадь действительно ожидала во дворе.
Портос уселся в седло. Арамис сам взял лошадь под уздцы и провел ее по двору, устланному соломой, чтобы заглушить стук копыт. В то же время епископ сдавливал ноздри коня, чтобы он не заржал.
У наружных ворот Арамис притянул к себе Портоса, который готовился скакать, не спросив даже, зачем он едет.
– Теперь, друг Портос, – сказал ему на ухо епископ, – без отдыха до Парижа: ешьте, пейте, спите на лошади, не теряя ни минуты!
– Отлично. Ни разу не остановлюсь.
– Передайте это письмо во что бы то ни стало в собственные руки Фуке. Необходимо, чтобы он получил его завтра до полудня.
– Получит.
– И помните об одном, мой друг.
– О чем?
– Что вы едете за патентом на титул герцога и пэра.
– О! – произнес Портос с блестящими глазами. – В таком случае я доскачу в сутки.
– Постарайтесь.
– Ну, отпускайте коня… Вперед, Голиаф!
Арамис отпустил не повод, а ноздри животного. Портос пришпорил Голиафа, и конь как бешеный рванулся с места галопом.
Арамис следил за всадником, пока тот не скрылся в темноте; потеряв его из виду, он вернулся во двор.
В комнате мушкетера не было движения. Слуга, дежуривший у его дверей, не видел света и не слышал никакого шума. Арамис осторожно запер входную дверь, отпустил слугу и лег спать.
Д’Артаньян в самом деле ничего не подозревал. Поэтому, проснувшись в половине пятого, он вообразил, что одержал победу. Неодетый, он подбежал к окну, которое выходило во двор. Светало. Двор был пуст; даже куры еще не сошли с насестов. Не было видно никого из слуг. Все двери были заперты.
«Отлично, полная тишина, – подумал д’Артаньян. – Во всяком случае, я проснулся раньше всех в доме. Оденемся».
И д’Артаньян оделся.
Но на этот раз он не старался костюмом Аньяна придать себе вид горожанина или духовного лица, о котором так заботился прежде. Ему даже удалось, подтянув пояс, застегнувшись, надев набекрень фетровую шляпу, отчасти вернуть себе тот военный облик, отсутствие которого поразило Арамиса.