Россия на историческом повороте: Мемуары - Александр Керенский

Наши европейские союзники прекрасно знали, что с самого начала войны Россия находилась в состоянии полной блокады[248] и что Февральская революция была результатом неожиданного развала монархии. Они знали, что исчезновение прежнего режима сопровождалось развалом всей административной машины. Они знали, что все это произошло в разгар войны, участия России в которой они так жаждали. Они знали, что революционная Россия вела напряженную борьбу, чтобы избежать уничтожения и обеспечить свое будущее. Они знали, что Россия, опираясь на волю народа, едва-едва преодолела неимоверные трудности первых недель развала и анархии и что к августу новая, народная Россия внутренне окрепла. Они знали, и об этом писал Уинстон Черчилль в своей книге «Неизвестная война», что выиграть войну без России невозможно. Они знали, что вследствие провала наступления союзных армий под руководством генерала Нивеля весной 1917 года боеспособность англо-французских войск была равна нулю. Они знали, что военные операции русских войск летом и осенью того года спасли Западный фронт и сорвали план германского генерального штаба разгромить союзников до прибытия помощи из Соединенных Штатов.

И, зная все это, союзнические правительства установили контакты с теми, кто плел нити заговора для замены законного русского правительства диктатурой. Почему они это делали? Ответ на этот вопрос я получил спустя много лет, после того как навсегда покинул Россию.

29 августа 1917 г.

Объявляю копию телеграммы министра-председателя и Верховного главнокомандующего.

Копия телеграммы Верховного главнокомандующего генерала Корнилова.

Получив телеграмму министра Керенского, командировал генерал-майора Дитерихса в штаб Северного фронта, к Главнокомандующему Северным фронтом генералу Клембовскому за получением приказаний. Генерал Клембовский приказал мне передать, что он не вступил в верховное командование армиями, так как он и все командующие признают в это тяжелое время Верховным командующим лишь одного генерала Корнилова, все распоряжения которого действительны. А казаки давно постановили, что генерал Корнилов несменяем, о чем и объявляю всем для руководства.

Сегодня ночью из Ставки Верховного командующего и из Петрограда я получил сообщения о том, что в Петрограде начались бунты. Голод увеличивается еще и оттого, что обезумевшие от страха люди при виде двигающихся к Петрограду своих же войск разрушили железные дороги и тем прекратили подвоз продовольствия к столице. И каких же войск испугались? Тех, которые присягали на верность новому строю, тех, которые на Московском совещании громко заявили, что лучшим правлением для России они считают республиканский образ правления. Напрасны ложные наветы, что части войск, двинутых в сторону Петрограда, направляют для изменения существующего строя. Уже из телеграммы генерала Корнилова вы видите, что он признает и считает, что лишь одно Учредительное собрание может сказать свое последнее слово, какому государственному строю надлежит быть у нас. За другим нас посылают. Вы недавно читали в газетах о громадных взрывах пороховых заводов в Казани; теперь получены сведения, что хотят взорвать пороховые заводы вблизи Петрограда, начинаются бунты и в это время, когда враг у ворот нашей столицы, имеющей большое количество заводов, работающих на оборону. Теперь, как никогда, в столице должен быть порядок.

Для поддержания этого порядка мы и посылаем вас. Я твердо верю, что никто из вас не хочет видеть гибели и позора своей родины.

Глава 22

Союзники и русское правительство

Вплоть до самого свержения царя все иностранные дипломатические представители вели себя, строжайше придерживаясь этикета и протокола. Никому из них конечно же и в голову не приходила мысль вмешиваться во внутренние дела России. Но стоило произойти перевороту, как ситуация круто изменилась. От дипломатических норм поведения не осталось и следа. Впервые дипломатический корпус посчитал для себя возможным входить в контакты с кем угодно. Официально это конечно же не возбранялось и раньше, однако на деле иностранные дипломаты вращались лишь в придворных кругах и в высшем обществе. Теперь же в свободной России любой из них получил возможность идти куда ему заблагорассудится, посещать какие угодно совещания и собрания. Некоторые из дипломатов предпочитали придерживаться прежних порядков и продолжали бывать лишь в своих излюбленных салонах, другие же поспешили завести друзей из числа только что вернувшихся политических изгнанников, еще вчера считавшихся преступниками.

Большинство дипломатов союзнических стран критически, а порой и враждебно относились к Временному правительству. Нас обвиняли в слабости, бесхребетности, нерешительности и во многих других грехах. По примеру рядовых солдат и рабочих эти дипломаты очень скоро овладели искусством использовать во зло вновь обретенные свободы. Свобода общения на деле скоро обернулась установлением более тесных отношений с теми, чьи симпатии разделяли некоторые посольства и отдельные военные атташе союзных стран. Со временем это приняло форму явного поощрения деятельности тех лиц, которые в глазах иностранцев представали истинными патриотами. Поэтому неудивительно, что весьма скоро их отношение к сложившейся ситуации плюс широкие связи в столице дали возможность почти всем членам дипломатических миссий союзных стран найти благожелательных слушателей среди злейших врагов Временного правительства, как в Петрограде, так и в ставке Верховного главнокомандования.

Крайне левая оппозиция получила поддержку в Берлине. А правые круги получили ее в посольствах и в высших сферах Петрограда. Самое удивительное во всей этой ситуации было то, что левые болтуны называли членов нашего правительства «наемниками британского капитала», а правые демагоги в посольских гостиных — рабами Советов и полубольшевиками.

Я вполне могу понять чувства этих дипломатов и военных атташе. Они не мыслили себе Россию без царя. В их глазах армия, которой офицеры не. могли командовать без помощи комиссаров военного министерства, не была армией. В их глазах правительство, наполовину состоящее из социалистов и не проявляющее былого всевластия, не было правительством. Все это так. Однако отнюдь не умонастроения и взгляды местных представителей союзных стран были важны в данном случае — тут сказывалось всего лишь влияние на них социальных групп, с которыми они поддерживали самые тесные связи. Суть дела была в том, что за всем этим крылось нечто гораздо более важное.