Закон военного счастья (сборник) - Николай Басов

– Тут течения не сильные, – признался бородач. – Когда мы ночуем в море, то просто бросаем весла и засыпаем. Как правило, нас не сносит больше полукилометра.

– В общем, буйков мы, конечно, не поставили, – высказался Ким. – Но если нужно, я…

– Между прочим, о буйках, – вкрадчиво вставил Пестель. – Я предлагаю…

И Ростик понял, что очередной приступ рабочей лихорадки охватывает ребят.

– Я сверху заметил коралловый треугольник, с розовым отливом, – прервал его Ким. – У восточного его угла лодка и находилась.

– То есть найти можешь? – спросил Дондик.

– Без сомнения.

– Тогда так, – капитан повернулся к зрителям. – Хворост, пойдешь с нами, будешь просто смотреть на дно, вдруг что-то интересное найдешь. Ким, отбуксируешь «Калошу», в ней пойдут… Гринев за старшего, Пестель, ну и, конечно… Нет, – внезапно он посмотрел прямо на бородача-бригадира, – тебе, как обычно, идти на промысел, только теперь никаких ночевок в море. И еще, идите-ка вы, пожалуй, не к востоку залива, а к дварскому берегу. Все понятно?

– Так точно, – ответил бородач. – Пошли, ребята, солнце уже высоко, а у нас даже лодки не готовы.

Добытчики ушли. Ростик посмотрел им вслед.

– Может, зря, капитан?

– Они будут километрах в тридцати от места вчерашней трагедии, так что… Ты пойми, мы не можем остановить добычу металла, это же ключ ко всему. Без него мы…

Он даже не кончил, просто махнул рукой и повернулся к Киму. Но его мягко тронул за рукав старшина Квадратный.

– Думаю, товарищ капитан, охрана не помешает. И именно «Калоше».

– Да, ты тоже с ними, – согласился Дондик. – Захвати четырех солдатиков посмышленее да посмелее.

– Я не завтракал, – подал голос Ростик. Он надеялся, что сумеет объяснить свою идею более подробно, если ему удастся усесться с капитаном за стол.

– Есть придется по пути, – отчеканил капитан. – Время терять не будем.

– Разрешите, товарищ капитан, хотя бы переодеться. Что же мне, в таком виде?..

– Я твои вещички сейчас поднесу, – буркнул Ким. – Они у меня в гравилете остались, как сам помнишь.

– В общем, – капитан посмотрел по сторонам, в том числе на солдат, отобранных старшиной, – тащите акваланги, еду, воду – и в путь. С компрессорами возиться не будем.

Уже усаживаясь на носовую банку, которую он отмыл от крови, зачерпывая воду из-за борта руками, Пестель вполне спокойно спросил:

– И все-таки интересно, почему они не утопили «Калошу»? Может, хотели нас «застращать»?

Глава 23

Пожевав сухой рыбы на кормовой банке, с удовольствием рассматривая, как гравилет Кима почти в режиме глиссирования тащит их «Калошу», Ростик почувствовал неодолимую сонливость. Выпросив пару бушлатов, которые солдатики по привычке взяли с собой, он пристроился на грязноватых, совершенно не приспособленных для сна стланях и, ко всеобщему удивлению, быстро уснул. Должно быть, шум, суета, солнце над головой и журчание воды под тонкой обшивкой ему, по старой солдатской привычке, казались не помехой, а наоборот – признаком безопасности, подтверждением его права покемарить.

Вот сон, который ему приснился, вышел не самый удачный… Вернее, это был не один сон, а несколько. Сначала Ростику казалось, что его рассматривает в огромное увеличительное стекло какой-то удивительно большой, немигающий глаз. Он был и человеческим, и не совсем человеческим – иногда казался птичьим, иногда рыбьим, а перед окончательным пробуждением вообще сделался фасеточным, как у богомолов, но при этом изумрудно-зеленым, как у губисков, и почти таким же выразительным.

А еще ему снились бесконечные аквариумы, в которых… плавали не рыбы, а ходили по дну люди. И аквариумы эти – как Ростик не сразу понял, но все-таки понял – стояли на дне, и были, следовательно, не аквариумы, а аэрариумы, то есть клетками для людей, которые даже под водой могли дышать воздухом.

Потом эти два сна перепутались или как-то совместились, в общем, он проснулся от того, что его на дне аэрариума рассматривал этот глаз, а к нему, как к рыбке, выставленной на столе, добирался огромный осьминог или что-то на него очень похожее. Тело болело, голова гудела, но все-таки он чувствовал себя получше. С пробуждением его приветствовал Пестель, который сидел на руле:

– Эх, будет возможность, обязательно в командиры пойду – сам ухо давишь, а служба идет.

– Плывет, – поправил его один из солдатиков.

– Да, почитай, что приплыли, – поправил солдатика старшина. – Ким, кажется, про этот треугольник розовых кустиков говорил.

Ростик огляделся. Да, они были примерно там, где следовало, может, чуть ближе к Одессе, чем утром, но не намного. Пока Ростик умывался забортной водой, светлой, как воздух, Кимов гравилет впереди вдруг пошел медленнее, потом вовсе прослабил трос, а затем плавно, задним ходом подполз к «Калоше», и капитан Дондик, высунув голову из боковой форточки правого пилота, прокричал:

– Гринев, отцепи трос. Начинай выгребать на восток, понял? Строго на восток. И в воду смотрите, Ким говорит, мы – на месте.

Рост помахал рукой, показывая, что все понял, отцепил леер, который тут же уполз в гравилет, и расставил людей – двоих на весла, старшину на руль, двоих ближе к корме – смотреть дно слева и справа, а сам с Пестелем пристроился на носу, чтобы тоже смотреть по сторонам и вперед. Гравилет Хвороста, того самого парня, который показался Ростику похожим на богомола, пошел слева от «Калоши», а Ким обосновался справа. До них было метров семьдесят.

Прикинув, что через воду он и его кормовые наблюдатели едва могут охватить полосу метров в двадцать, Ростик решил, что гравилеты отошли слишком далеко. И лишь потом сообразил, что они все сделали правильно, расширяя зону поиска максимально, – потому что прямо под собой они дна видеть не могли, но как раз эту-то полосу и отслеживал он с ребятами из лодки.

Поля, поля и поля желтых ракушек тянулись монотонно, словно они не над морским дном ходили, а ползли по холсту художника-абстракциониста, злоупотребляющего темной охрой. Иногда эти квадраты и треугольники кончались, но тут же начинались новые. От этого цепенел мозг и ослабевало внимание. Но в этом была и хорошая сторона – на относительно светлом фоне любой предмет чуть больше старого башмака улавливался глазом быстрее и легче, чем единственная буква, начертанная на листе бумаги.

Пройдя почти пять километров на восток, лодки Хвороста и Кима развернулись и пошли на запад, в сторону дварского берега, разумеется, сместив общую линию наблюдения южнее, ближе к Одессе. Потом, вернувшись к пресловутому розоватому треугольнику, снова развернулись и снова двинули на восток.

Так они челночили почти пять часов, обнаружив только несколько каменных гряд, на которых желтые ракушки не росли и которые, разумеется, осмотрели внимательнее. Пару раз на гравилетах возникало легкое волнение, должно быть, что-то кому-то показалось, и ребятам в «Калоше» приходилось подгребать к требуемому месту и высматривать дно особенно тщательно. Оба раза тревога оказалась ложной. Первый раз это был темный валун странной формы, а второй – даже неизвестно что. По крайней мере, как Ростик, Пестель, Квадратный и его ребята ни старались понять, что же вызвало у Хвороста ажиотаж над абсолютно ровным дном моря, ухоженном, как цветник пенсионерки, – это осталось неизвестным.

Во время позднего обеда, или раннего ужина, который Ростик решил все-таки устроить для своих уставших, обессилевших ребят, Пестель, жуя неизменную жареную рыбу, которой их снабдили в городе, вдруг, хитро подмигнув, вытащил из кармана… медицинский стетоскоп. Такие Ростик привык видеть дома с самого детства.

Отжевав, Пестель сполоснул руки и опустил немудреный прибор в воду. И вдруг его лицо изменилось. Глаза стали круглыми и обалделыми, словно неведомым образом он научился видеть что-то остающееся для других по-прежнему невидимым. Ростик подсел к приятелю, насильно сдернул стальную вилку, удерживающую трубочки в ушах Пестеля, и попытался взять в руки комбинированный мембранный и конический звукоуловитель. Биолог потряс головой, потом фыркнул, словно только что вылез из воды.

– Фрррр… Вот это да!

Ростик не стал спрашивать, что услышал его друг, а сам приспособил стетоскоп на голове и сунул мембрану в воду. И тотчас… Далекие, мерные, как колокол, удары, возникающие словно по воле разумной силы, разносились с отчетливостью, от которой начинало ломить зубы, от которой кружилась голова. Иногда вместо мерного биения возникал частый, дробный перебор, будто включались мелкие колокольчики. Но и при этом сила звука меньше не становилась, а лишь как-то непонятно менялась, словно к тревоге вдруг прибавлялся кодовый сигнал, конкретизирующий эту тревогу, расшифровывающий ее. Чем-то это напоминало вращение защитного экрана вокруг сигнального шара, когда на Боловск налетели губиски.