Мир без конца - Кен Фоллетт

— Они сожгли женский монастырь?

Керис тоже была потрясена. Она не сомневалась, что наступающие армии всегда щадят церкви и монастыри. Говорили, это железный закон. Командиры будто бы немедленно расстреливали солдат, осквернивших священное место. Керис верила этому безусловно.

— Вот тебе и рыцарство, — прошептала она.

Обе спешились и осторожно прошли мимо обгоревших балок и гор мусора к жилым помещениям. Возле кухни Мэр вскрикнула:

— Боже, что это?

Ответ был очевиден:

— Мертвая монахиня.

На земле лежало нагое тело с подстриженными по-монашески волосами. Каким-то образом оно уцелело в огне. Монахиня погибла с неделю назад. Птицы уже выклевали глаза, а лицо обглодали звери. Груди были срезаны. Мэр еле слышно спросила:

— Это англичане?

— Уж наверно, не французы.

— Но ведь вместе с нашими солдатами сражаются иностранцы, правда? Валлийцы, германцы. Вероятно, это они.

— Все воины состоят на службе у нашего короля, — угрюмо ответила Керис. — Эдуард привел их сюда. За все, что делают они, ответственность несет монарх.

Странницы не могли оторвать глаз от жуткого зрелища. Изо рта погибшей монахини выползла мышь. Мэр вскрикнула и отвернулась. Керис обняла ее.

— Успокойся, — жестко велела она и, пытаясь утешить, погладила спутницу. — Давай-ка выбираться.

Путешественницы вернулись к пони. Керис подавила в себе желание похоронить монахиню. Если они задержатся, то застрянут до ночи. Но куда же идти? Путницы рассчитывали провести ночь здесь.

— Поехали к старухе под яблоней, — решила она. — Ее дом единственный сохранился из всех, что мы видели после Кана. — Целительница с беспокойством посмотрела на заходящее солнце: — Если поторопимся, успеем до темноты.

Странницы подстегнули уставших пони и двинулись обратно. Прямо перед ними солнце быстро опускалось к горизонту. Когда монахини подъехали к дому под яблоней, угасали последние лучи.

Старуха очень им обрадовалась, рассчитывая, что добрые сестры поделятся едой, что те и сделали, поужинав в темноте. Хозяйку звали Жанной. Дрова кончились, однако ночь была теплой, и три женщины свернулись рядышком под одеялами. Не вполне доверяя хозяйке, седельные сумки с едой монахини положили под себя.

Керис долго не могла уснуть. Она радовалась, что после долгой задержки в Портсмуте за последние два дня они так много проехали. Епископ Ричард, без сомнения, заставит Годвина вернуть деньги. Он не образец праведности, но не зашорен и по-своему хоть и вяло, но справедлив. Во время того суда над ней аббат все же не сумел добиться нужного ему приговора. Монахиня была твердо уверена, что ей удастся убедить Ричарда написать главе Кингсбриджского монастыря письмо с требованием продать братское имущество и вернуть украденное золото.

Но ее беспокоил предстоящий путь. Предположение, что солдаты не трогают монахинь, не подтвердилось. Увиденное в монастыре не оставляло никаких сомнений. Им нужно переодеться. Проснувшись на рассвете, врачевательница спросила у Жанны:

— У вас осталась одежда внуков?

Старуха открыла деревянный сундук:

— Берите что хотите. Все равно некому отдавать.

Потом взяла ведро и отправилась за водой. Керис перебрала одежду в сундуке. Жанна не попросила денег. После гибели стольких людей одежда почти ничего не стоила. Мэр спросила:

— Что ты задумала?

— Монахини подвергаются опасности. Мы станем пажами мелкого вассала — Пьера, господина Лоншана из Бретани. Пьер — распространенное имя, а селений под названием Лоншан тоже должно быть немало. Господин попал в плен к англичанам, и госпожа послала нас разыскать его и договориться о выкупе.

— Хорошо, — ответила заинтригованная спутница.

— Жилю и Жану было четырнадцать и шестнадцать, так что их одежда должна нам подойти.

Керис достала тунику, штаны-чулки и накидку с капюшоном, все тускло-коричневого некрашеного сукна. Мэр подобрала похожую одежду зеленого цвета, только туника оказалась с короткими рукавами, и монахиня разыскала нижнюю рубашку. Мужчины в отличие от женщин носили нижнее белье, но Жанна, к счастью, с любовью постирала льняные вещи погибших внуков. Обувь решили оставить: практичные башмаки монахинь не отличались от мужских.

— Одеваться? — спросила Мэр.

Они стянули свою одежду. Керис никогда не видела спутницу раздетой, и, когда невольно взглянула, у нее перехватило дыхание. Мгновенно поняла, что сама не так красива, отвернулась и стала быстро одеваться. Тунику, отличную от женской только тем, что доходила не до щиколоток, а до колен, Керис натянула через голову, затем надела подштанники, штаны-чулки, башмаки и снова закрепила пояс.

— И как я? — услышала она Мэр.

Врачевательница осмотрела ее. Компаньонка, улыбаясь, лихо заломила на коротких светлых волосах мальчишеский берет.

— Счастливая, — с удивлением ответила Керис.

— Я всегда любила мальчишескую одежду. — Монахиня прошлась по комнате. — Вот так они ходят. Всегда занимают больше места, чем нужно.

Она так точно изобразила мужскую походку, что глава экспедиции расхохоталась. Вдруг ее поразила одна мысль:

— А писать мы будем стоя?

— Я умею, только не в подштанниках — обмочусь.

Керис усмехнулась:

— Но без них нельзя. Один порыв ветра — и мы разоблачены.

Мэр тоже рассмеялась и как-то странно, по-новому осмотрела спутницу сверху вниз, задерживая взгляд.

— Ты что?

— Так мужчины смотрят на женщин — как будто они нами владеют. Но осторожнее: если посмотреть так на мужчину, он разозлится.

— Да, это может оказаться труднее, чем я думала.

— Ты слишком красива, — заметила Мэр. — Тебе нужно испачкать лицо.

Монахиня подошла к очагу, зачерпнула золы и мазнула Керис по лицу. «Вовсе я не красивая, — подумала целительница, — никто меня такой не считал — кроме Мерфина, конечно…»

— Слишком. — Девушка другой рукой стерла часть золы. — Так лучше. Теперь ты меня.

Керис испачкала Мэр щеки и горло — получилось как борода — и принялась за лоб и щеки. Спутница из женщины превратилась в хорошенького мальчугана. Обе осмотрели друг друга. На губах компаньонки играла улыбка. Керис показалось, будто сейчас случится что-то важное. Вдруг раздался голос:

— А где монахини? — Девушки виновато обернулись. В дверях с тяжелым ведром воды стояла испуганная Жанна. — Что вы с ними сделали?

Англичанки рассмеялись, и хозяйка их узнала.

— Как же вы переменились!

Керис достала к завтраку немного копченой рыбы. Хорошо, что Жанна не узнала их, думала она. Если быть осторожными, может, и проскочут.

Обе простились с Жанной и тронулись в путь. Когда сестры поднялись на холм, за которым лежал Опиталь-де-Сёр, солнце светило им в глаза, бросая кроваво-красные отблески на монастырь, и руины словно еще горели. Монахини быстро проехали деревню, стараясь не думать об изувеченном теле сестры в развалинах, и поехали на восход солнца.

47

Во вторник, двадцать второго августа, английская армия бежала. Ральф точно не понял, как это произошло. Они ураганом пронеслись по Нормандии с запада на восток, грабя и сжигая все подряд, никто не мог их остановить. Фитцджеральд оказался в своей стихии. Солдаты хватали все, что попадалось под руки — еду, драгоценности, женщин, — и убивали всех мужчин, встававших на пути. Вот так и нужно жить.

Король пришелся Ральфу по душе. Эдуард III понимал толк в сражениях. Если не воевал, то, как правило, устраивал турниры — дорогостоящие игрушечные битвы с участием целых армий рыцарей в специально пошитой для этого форме. В походе монарх всегда был готов повести за собой отряд или возглавить набег, рискуя жизнью, никогда не взвешивая «за» и «против», как кингсбриджские купцы. Старшие рыцари говорили о его жестокости, возмущались изнасилованиями женщин в Кане, но короля это не беспокоило. Прослышав, что кто-то из жителей Кана бросался камнями в солдат, грабивших дом, он приказал убить всех в городе и смягчился только после заступничества сэра Годфри де Аркура и других.

Все пошло наперекосяк, когда добрались до Сены. В Руане мост оказался разрушен, а город на противоположном берегу сильно укреплен. Сюда прибыл лично король Франции Филипп VI с мощным войском.

Англичане двинулись вверх по течению в поисках переправы, но обнаружили, что Филипп опередил их: все мосты оказались либо разрушены, либо сильно укреплены. Дошли аж до Пуасси, что всего в двадцати милях от Парижа, и Ральф решил, что теперь, конечно же, атакуют столицу, но умудренные воины лишь качали головами и говорили, что это невозможно. Пятидесятитысячное население Парижа наверняка слышало о том, что случилось в Кане, и приготовилось к сражению не на жизнь, а на смерть, понимая, что пощады ждать не приходится.