Белоэмигранты на военной службе в Китае - Сергей Балмасов

Чтобы укрепить преданность русских полицейских к японцам, их регулярно вывозили к местам Русско-японской войны, где находились ухоженные благодаря заботам представителей Страны восходящего солнца кладбища русских героев и установленные на японские деньги памятники в честь таких героев, как Кондратенко. Стоит отметить, что это был настоящий парадокс, из-за того что нам, русским, к сожалению, во многих случаях свойственно забывать своих героев. Так, горьким упреком выглядят эти японские памятники от былых врагов русским героям на фоне заброшенных кладбищ героев Русско-японской войны в Харбине[1398]. Впоследствии, когда в Маньчжурию пришли советские войска, первым делом они стали уничтожать эти памятники. Чаще это делалось даже не советскими солдатами, а руками китайцев с поощрения советских властей. Не случайно советский писатель Михаил Колесников в своей «Маньчжурской тетради» высмеивал японцев за традицию беречь и сохранять русские кладбища, часовни, церкви и другие памятники доблестным воинам России. Теперь уже на сопках Маньчжурии «не спит больше русский солдат, и горе России он слышать не может».

Нередко на фоне японских коллег русские полицейские выглядели более профессиональными, хотя из-за этого случались неприятности. Так, в Харбине японский жандарм попытался обыскать подвыпившего русского гуляку. Кончилось это для японца печально: русский хулиган отнял у него револьвер, сломал руку и жестоко избил, проломив череп. Задержал хулигана младший инспектор полиции Федоров, однако получил за это вместо поощрения головомойку, так как в протоколе он четко изложил суть произошедшего и представил все, как было. Федоров не учел того, что японец не может в понимании соотечественников проиграть, в результате в газетах появилась краткая заметка о героическом японском жандарме, который в одиночку задержал опасного вооруженного преступника![1399]

Но главная задача русских полицейских состояла в борьбе с хунхузами, которыми стали называть китайских партизан. Эти партизаны с начала захвата Маньчжурии и других районов Китая японцами ушли в горы и леса и приступили к борьбе с захватчиками. В этой борьбе они оценивали русских по-разному: сначала как предателей, помогающих японцам, и поступали с ними соответственно. И лишь впоследствии, когда многие обездоленные японцами русские шли в эти отряды, где нередко занимали высокое положение, отношение к русским поменялось в лучшую сторону.

Параллельно этому с приходом в Маньчжурию японцев положение китайцев ухудшилось настолько, что они тысячами уходили в леса и горы и предпочитали становиться партизанами или бандитами, чем быть японскими рабами. Поэтому те русские, которые, как и японцы, становились объектом удара китайцев, тоже не различали китайские вооруженные нелегальные отряды, партизаны ли это или хунхузы, и приступили к их уничтожению. Столкнувшись с тем, что год от года вооруженное движение китайцев все нарастало, японцы решили любым способом справиться с ним. Одним из средств борьбы против партизан и хунхузов стали русские полицейские и прочие отряды. Действовали они очень успешно. Дело в том, что среди этих полицейских было немало казаков-дальневосточников, которые были профессиональными охотниками и умели выслеживать партизан и хунхузов так же, как они выслеживали дичь. К концу 1938 г. русские полицейские только задержали более 3 тысяч хунхузов и партизан[1400]. Убитых вообще не считали.

Явление хунхузничества существовало с незапамятных времен. Исследователи считают, что хунхузы во многом своим укладом напоминали казачество XVII в. в России. Ежегодно тысячи мужчин пополняли вольницу, которая жила лихими налетами и похищениями. Это был настоящий бич Китая. В конце XIX – начале XX в. зарвавшиеся хунхузы атаковали даже российскую территорию и российские объекты в Маньчжурии. Для их нейтрализации привлекались казачьи и регулярные части, которые в ряде боев наголову разбили хунхузов. Но особенно эти бандиты распоясались во время Гражданской войны в России, когда русские войска были вовлечены в междоусобную борьбу и были лишены возможности держать хунхузов в узде. Дошло до того, что маньчжурский диктатор Чжан Цзолин, известный в среде хунхузов как Корявый, отправлял против них в 1921–1922 гг. карательную экспедицию во главе со своим сыном Чжан Сюэляном.

«Маршаленок» продефилировал несколько раз на бронепоезде по линии железной дороги вдоль мест наиболее активного развития бандитизма.

Особого эффекта на хунхузов это не произвело, хотя Чжан Сюэлян завалил отрубленными головами платформы своего состава, который демонстративно курсировал по северу Китая. Дело в том, что «народный телефон» работал очень четко и хунхузы загодя знали о приближении кровожадного юнца и отходили от железнодорожного полотна на несколько километров, ожидая его проезда. «Маршаленок» в наиболее бандитских районах производил выборочные казни, во время которых настоящие хунхузы попадались не особенно часто, и следовал далее[1401]. Естественно, что такие меры не могли искоренить бандитизм. Для этого надо было в корне исправлять в первую очередь социально-экономическую ситуацию в стране, а в военном плане действовать более энергично и не ограничиваться только железнодорожной линией.

Хунхузы не были однородны как по своей организации, так и действиям. Были крупные хунхузские шайки, насчитывавшие в своем составе сотни и даже тысячи бойцов. Такие шайки могли объединяться в одну группу. Лучшие стрелки банды составляли ее ядро, остальные предназначались для охраны пленников. Отличительным признаком хунхуза являлась красная тряпка, которой он перевязывал свое оружие от ножа до винтовки. В каждой банде хунхузов неизменно присутствовал свой казначей, «которому поручается хранение и расходование денег шайки и который ведает ее хозяйством и ведет отчетность. Отчетность каждой шайки ведется так же аккуратно, как в любой китайской фирме»[1402]. Но это относилось только к общим деньгам банды. Доли каждого хунхуза распределялись между ними немедленно после получения добычи. Власть в таких бандах была строго единоличной. Их предводители, «джангуйды», жили не среди банды, а где-нибудь в добротном доме со всеми удобствами. Местные власти знали о местонахождении таких «паханов», но не трогали их, так как боялись мести[1403].

При этом джангуйды ненавидели мелкие банды хунхузов, которых они называли «шакалами» за то, что такие бандиты брали в двадцать раз больше, чем требуется. За это они беспощадно уничтожали их, так как у «настоящих» хунхузов была своя бандитская этика, не позволяющая начисто обдирать население. Нередко «истинные» хунхузы выступали даже защитниками населения, которое платило им некоторую плату за защиту. Если они что-то у него отнимали, то не лишали средств к существованию.

Зима была временем спада бандитизма. Хунхузы опасались лишний раз выходить из своих схронов, не желая лишний раз следить на снегу. Они боялись того, что полиция по следам выйдет на них. Зато летом хунхузничество расцветало пышным цветом.

Борьба русских с хунхузами и партизанами была кровавой. Руководство Бюро российских эмигрантов в Китае признавало, что к концу 1943 г. «многие русские эмигранты отдали свои жизни в борьбе за порядок и благосостояние государства»[1404].

Немало было потерь от бандитских засад и ловушек. Почти всегда будучи разбитыми при открытых столкновениях, даже при значительном превосходстве над русскими полицейскими, хунхузы пытались убивать их поодиночке, ставили на них капканы и самострелы[1405]. Но все же при удобном случае они не брезговали нападениями на малочисленные русские отряды. Так, однажды вечером при сплаве плотов по реке Муданьцзян находившийся на них небольшой русский полицейский отряд подвергся нападению нескольких сотен хунхузов из банды «пятого дракона». Русским полицейским пришлось очень туго: они были посреди реки как на ладони и не могли укрыться от пуль врага. Выбрав хорошее место для высадки, они спрыгнули на мелководье, атаковали засевших на сопке хунхузов и сбили их. Однако положение осложнялось тем, что у русских полицейских было очень мало патронов. Поэтому они били редкими, но меткими залпами наверняка.

Наутро хунхузы сделали завал из валежника, которым они обнесли сопку, где находились русские, и подожгли его. Полицейские меткими выстрелами убивали одного за другим хунхузов, строивших этот завал, но на место каждого убитого вставал новый бандит. Наши задыхались от дыма, но под его прикрытием соорудили примитивную лестницу из винтовочных ремней, по которой они, невидимые для хунхузов из-за горения валежника, стали спускаться к реке. При спуске лестница из ремней порвалась, разбился вахмистр отряда Рябоконь. На вершине сопки в одиночестве остался командир Русского отряда. В это время огонь к нему подошел вплотную, а за ним двигались хунхузы, надеясь на легкую добычу. Но задыхавшийся от дыма и обожженный огнем русский офицер стал бросать в подошедших врагов ручные гранаты, им пришлось отойти на почтительное расстояние. Последняя брошенная граната разорвалась рядом с командиром и ранила его в голову. Он упал и ничего не видел из того, что происходило далее. Тем временем, пока он отбивался от наседавших бандитов гранатами, спустившиеся вниз полицейские обошли место боя и ударили по ничего не подозревавшим хунхузам в тыл. Те решили, что русские бросили своего товарища, и не ожидали удара. Среди них началась паника и бегство. Хунхузы бежали, бросая не только убитых, но даже раненых и оружие. Однако начальнику полицейского отряда этот бой и взрыв гранаты стоил зрения[1406].