Ветер и искры (сборник) - Алексей Пехов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Долгое? Это уж точно, — проворчал Шен. — Пока добредем до ближайшего поселка и раздобудем лошадей, собьем все ноги в кровь.
— Вылечишь, если что. Или ты не Целитель? — поддел я его.
— Я что, каждую твою болячку обязан лечить?! — тут же окрысился он.
— А тебе тяжело?
— Тяжело, — ответила за него Лаэн. — Ему очень тяжело, дорогой. Когда не умеешь контролировать собственную «искру», когда не знаешь, дастся она на этот раз тебе в руки или нет — всякое лечение превращается в пытку.
Ходящий фыркнул. Лицо у него было таким, словно его заставили сожрать целый стог кислого щавеля.
— Скажешь, я не права?
Он скривил губы и огрызнулся:
— Не все же такие умельцы, как ты!
— Ты злишься на меня или на себя? Не стоит. Лучше ярись на своих учителей.
— Они здесь ни при чем.
— Мальчик! Раскрой глаза! Ты — Целитель! У тебя редкая «искра»! Наконец-то в мире появился мужчина с точно таким же Даром, как у Скульптора! И чему научили Ходящие такого, как ты?! Они растеряли многое даже из того, что терять было нельзя. А методов обучения Целителей-мужчин у них никогда и не имелось. Что до женщин с подобными возможностями, то все, кто умудрился пройти через Радужную долину, оказались лишь жалкими подобиями Проказы. Они никогда не достигали силы, мастерства и умения, подвластных старухе. Я не буду спорить насчет твоих преподавателей. Они сделали все, что смогли, чтобы поднять тебя на нынешний уровень. Но то, что подходит для других, мало годится для Целителей. Не спорь. Я знаю. Гинора не раз говорила об этом. Даже слепому видно, куда привело тебя обучение. Ты застрял. Остановился. Уткнулся носом в стену, разбить которую не хватит сил даже у Цейры Асани. Думаешь, я вру? Это правда, Шен. Ты не можешь подчинять «искру», когда захочешь. Прикасаясь к искусству от случая к случаю, ты вынужден зависеть от каприза Дара. Искренне сочувствую.
На Шена было жалко смотреть. Вне всякого сомнения, он и сам об этом думал.
— Но Скульптора ведь кто-то учил.
— Учил. Светлой «искре». И он, как и ты, был, мягко говоря, не слишком умел первые тридцать лет жизни. Что? Не слышал об этом?
— Не слышал.
— Я не удивлена. После Темного мятежа сгорели почти все древние хроники и Изначальные шаги[63] Малой библиотеки. Был ли это несчастный случай или кто-то решил, что кое-какая часть жизнеописания Скульптора не заслуживает того, чтобы о ней помнили, — никто никогда не узнает. Как говорила Гинора — история вещь очень хрупкая. Уничтожь хроники, и через сто лет уже никто не вспомнит о том, что было раньше.
— Ты врешь.
— Зачем мне это? — хмыкнула она. — Скульптор не был Скульптором до тех пор, пока не взялся за таинства школы, находящейся в Империи под запретом. Понимаешь, о чем я?
— Не дурак. Но в эту чушь никогда не поверю. В особенности без веских доказательств. Скульптор владел темной «искрой». Ха!
— Не слишком важно — веришь или нет. Если есть мозги — выслушаешь и обдумаешь. Если они еще и не дырявые — со временем поймешь, что я была права. Что до доказательств — разыщи кого-нибудь из Про́клятых. Уж они тебе обязательно расскажут, какой магией пользовался Скульптор на самом деле.
— Допустим, что это так, — выделяя каждое слово, произнес Шен. — Допустим, он владел темным Даром. Но кто его учил?
— Этого я не знаю. Возможно, кто-то и стоял за ним — история не сохранила имен. Считается, что он до всего дошел своим умом.
— И? Ты хочешь сказать, никто из Ходящих не понял, что Скульптор владеет темной «искрой»?
— Долгие годы было именно так. А потом он потерял осторожность, попытался сделать то же самое, что и мятежные маги, спустя пятьсот лет после его смерти, — и поплатился.
— Бред!
— Его убили, Шен. Вбей это себе в голову — у-би-ли. И не некроманты, а Ходящие, посчитавшие, что двигаться вперед — слишком опасно.
Лаэн рассказывала ему то, что раньше рассказала мне. Ученик Цейры безостановочно фыркал, точно рассерженный кот, но отчего-то продолжал слушать.
— Бред! — вновь повторил он.
— И опять я не стану тебя ни в чем убеждать. — Казалось, этой ночью никто и ничто не сможет поколебать спокойствия Лаэн. — Верь во что хочешь. Но знай, что от этого ты не станешь лучше владеть «искрой». Ты, как и Скульптор, — Целитель. Сейчас Целитель Шен ничуть не лучше Целителя Кавалара в молодости. Только благодаря светлой и темной стороне Дара мастерство Скульптора раскрылось в полной мере. Так было с Каваларом[64]. Так было с Тальки. Хотя в итоге они пошли разными дорогами, и у каждого из них появились разные возможности. Это касается и тебя, Ходящий. Пока не поймаешь «искру» и не станешь черпать часть сил из Бездны, тебе не видать прорыва.
Шен завернулся в плащ и отвернулся к стене. Мы с Лаэн переглянулись, и она грустно улыбнулась.
— Не уверен, что он уснет. — Я пошевелил веточкой мерцающие угли. — Ты ведь неспроста затеяла этот разговор?
— Если честно — сама не знаю. Захотелось рассказать правду. Во всяком случае, то, что я привыкла считать правдой.
— И не стыдно тебе? Разбила прекрасный сказочный мир малыша.
— Быть может, теперь он поймет, что мир не всегда похож на сказку. Малыши должны взрослеть, иначе им не выжить.
Глава 16
Спал я не сказать чтобы хорошо.
Всю ночь донимали кошмары. Один сменялся другим. Поначалу это была поджидавшая меня на пирсах Портовой сторонки Тиф. Я чувствовал ее жгучий взгляд, знал, что следует как можно скорее бежать прочь, но не мог сдвинуться с места, потому что вокруг меня бушевала страшная буря…
Далеко на горизонте небо наливалось цветом спелых урских слив[65]. Тяжелые черные тучи, похожие на больших неповоротливых черепах, угрожающе ползли в сторону Цейры Асани. Она брела босиком по бескрайнему полю, заросшему высокой полынью. На волосах Матери было тяжелое белое покрывало, вместо привычной одежды Ходящих — длинная, до пят, крестьянская рубаха, испещренная красными пятнами. Из уголка рта властительницы Башни, не переставая, текла кровь.
Налетел ветер, и полынь с испугом пригнулась к земле. Резкий порыв сорвал с головы Цейры покрывало, и я увидел, что волосы у нее точно такие же, как у Холеры, — медно-рыжие и непокорные.
Ослепительная жемчужная нить рухнула с небес, ударив под ноги Матери. Споткнувшись, Ходящая упала в траву. Подоспевшие тучи закрыли солнце, на мир густой пеленой упали мрачные сумерки, с неба посыпались багровые искры. Я присмотрелся к ним и понял, что это не искры, а миллиарды огненных снежинок. Подхваченные ветром, они упали в полынь. Взметнувшееся пламя ревущей рекой растеклось по полю от горизонта до горизонта. Оно поглотило тело Матери, и грянул гром, в котором мне послышался то ли смех, то ли плач. А может, и то и другое. Отчего-то я ни на миг не сомневался, что слышу Тиф и…
Я оказался в плохо освещенной комнате. На массивном столе догорал оплывший огарок свечи. Он источал бледный, словно робкая утренняя заря, свет. Но вот пламя побагровело, взметнулось, облизало потолок, и я увидел, что за столом сидит Йуола. За ее спиной стоял мой старый знакомый — Гаррет.
— Смотри! Будущее уже близко! — прокудахтала йе-арре. — Найди ее! И поскорее!
«Кого «ее»?» — хотел спросить я, но язык не слушался меня.
Перед летуньей лежал расклад. «Ключ» и «Безумец» — в центре. Вокруг них — множество карт — все рубашками вниз. Я знал, что одной, самой важной, той, о которой сказала летунья, среди них нет.
Йуола и вор молчали, не собираясь подсказывать. Наконец, не дождавшись моего ответа, йе-арре раздраженно пошевелила огромными крыльями и начала собирать карты.
— Если ты думаешь, что успел отыскать и поймать ветер Хаоса за хвост, то ошибаешься. Но скоро. Совсем скоро. И бури уже почти нельзя избежать.
Йуола неожиданно метнула в меня стопку карт. Они, подхваченные внезапным, отдающим горечью вихрем, разлетелись по всей комнате. Одна оказалась у моих ног. Я поднял ее и увидел, что это «Вор». Нарисованное на картонке лицо было точь-в-точь таким же, как у Гаррета.
— Это не та карта! — с сожалением произнесла летунья, мир, словно огромное зеркало, раскололся на тысячу осколков и…
Я долго-долго брел в тумане. Он пожирал звуки и висел перед глазами непроницаемой завесой. Когда мне удалось вырваться из него, вокруг уже властвовала ночь. Было холодно. Небо казалось глубоким, ясным и по-осеннему звездным. Полная луна освещала древние, заросшие чахлым вереском холмы, оплывшие неухоженные могилы и растрескавшуюся тропинку. Огромное кладбище завершалось возле мрачного, похожего на терновый частокол, леса.
Погост не понравился мне сразу. Опасное и неприятное место. Следовало как можно быстрее уходить. Но куда бы я ни повернулся — везде был один и тот же вид — тропинка, могилы и темнеющий на горизонте лес. Пришлось идти туда, куда мне предоставили возможность.