Великая Армия, поверженная изменой и предательством. К итогам участия России в 1-й мировой войне - Виктор Устинов

В России великие князья вели роскошный образ жизни, и на их “личное содержание” ежегодно из казны отпускалось 250–300 тыс. рублей, и, кроме того, все они имели наследство в землях, дворцах и замках в России и Германии.

Великий князь Константин Константинович был главным начальником военно-учебных заведений и их генералом-инспектором, но подготовка офицеров при нем опиралась на старые тактические догмы и была оторвана от практики. С началом Первой мировой войны, по его распоряжению, все военно-учебные заведения были закрыты, и бесценный опыт боевых действий не мог быть осмыслен и обобщен и не мог распространяться в войсках, как это делалось во всех европейских странах, участвующих в войне.

Великий князь Сергей Михайлович был генерал – инспектором артиллерии и начальником Главного артиллерийского управления, и от работы его ведомства зависело развитие этого важнейшего рода войск в России. А оно не только не развивалось, а, наоборот, утрачивало свои боевые качества. Князь был поклонником иностранных систем вооружений, и это он убеждал императора покупать негодную австрийскую пушку “Депор”, от применения которой отказались даже австрийские военные. Великий князь утвердил в дивизиях и корпусах легкие орудия, сильные своим шрапнельным огнем, но неспособные разрушать даже простые полевые сооружения; это великий князь сделал русскую артиллерию по мощности в несколько раз слабее, чем германская; это великий князь не дал стране развития тяжелой артиллерии, и это он виновен в том, что всю войну артиллерия остро нуждалась в боеприпасах. И это в его ведомстве хищения государственных средств на закупку иностранного вооружения грозили разорить казну, в то время как отечественные заводы оставались без заказов.

Долгие годы в Англии жил великий князь Михаил Михайлович, возглавлявший в Лондоне русский правительственный комитет, отвечавший в годы Великой войны за поставки в Россию военного снаряжения. Работал он крайне плохо и, кроме больших денежных убытков, ничего не принес стране, да и сам он в письмах к императору чаще просил денег, чем сообщал о делах89. Военный министр Великобритании фельдмаршал Гораций Китченер добивался от русского правительства получить “ведомости наших нужд специально по артиллерийской части” и готов был предоставить себя в “полное распоряжение нашего артиллерийского управления и просил необходимых сведений, но никакого ответа не получил”. Этому противился великий князь Сергей Михайлович90. Встретив отпор в лице одного великого князя, Китченер стал воздействовать по этому делу на почетного председателя Англо-русского комитета великого князя Михаила Михайловича, но он снова должен был заметить нежелание великого князя Сергей Михайловича иметь деловые связи с союзниками; в то же время великий князь настойчиво контактировал с канадской фирмой “Виккерс”, которая по всем контрактам бессовестно обманывала”91.

Великий князь Александр Михайлович, женатый на сестре императора Николая II великой княжне Ксении, возглавлял (на правах министра) специально созданное для него Главное управление торгового мореплавания и портов92 и отвечал за военно-морской флот. Он сумел отговорить императора Николая II от строительства железной дороги к Мурманску и строительства там морского порта, чтобы высвободить Россию из удушья зависимости от проливов Босфор и Дарданеллы, оказывавшихся часто закрытыми для русской торговли с Западом. В угоду интересам Пруссии и прибалтийских баронов большие капиталовложения были вложены в строительство порта Либава на Балтийском море, а строительство и развитие северных портов, жизненно необходимых для России, остались забытыми. Перед войной он отвечал за становление и развитие русской авиации, которую он не знал, и она не развивалась. Отправляя авиационные эскадрильи на фронт, он заставил все экипажи самолетов оставить разведывательную фотоаппаратуру в казармах на попечение воинских местных начальников, и летчики, прибыв на фронт, не могли вести разведку противника и местности93. Став генерал-инспектором авиации во время войны, он всячески препятствовал совершенствованию ее организации и лишал летчиков самостоятельности и риска борьбы, в которой куется мастерство и опыт. После 22 месяцев войны он не давал согласия устанавливать опознавательные знаки на русских самолетах из-за “опасения, что немцы сейчас же стали бы применять точно такие же знаки …”94.

Великий князь Павел Александрович, возглавивший гвардию в 1916 году, совершенно не знал военного дела, и под его командованием гвардия разложилась и отказалась повиноваться царю.

Великий князь Николай Николаевич долгое время возглавлял императорскую гвардию, которая по подготовке к войне и качеству вооружения отставала от обычных воинских частей и не явилась примером для воюющей армии. Но, в отличие от других великих князей, он был патриотом России и служил ей честно и самоотверженно. Он возглавлял Совет Обороны и в секретной записке императору, составленной им в декабре 1907 года, он писал: “Наша живая сила – армия, флот и весь организм обороны государства – находится в грозном по своему несовершенству состоянии, и безопасность государства далеко не обеспечена”95. В правящих кругах России в тот период не было единства в вопросе о первоочередности восстановления армии или флота и распределении между ними средств. В то время как великий князь Николай Николаевич не без основания считал, что и в будущем конфликте решающая роль будет принадлежать армии и высказывался за скорейшее ее усиление, Николай II, напротив, был гораздо более чуток к нуждам флота и стремился в первую очередь вести строительство новых военных кораблей. Это пристрастие царя сказалось на распределении военных ассигнований в ущерб армии.

Русская армия мирного времени состояла из 37 пехотных корпусов общей численностью в 1 284 тысячи человек, то есть приблизительно столько, сколько имели вместе Германия и Австро-Венгрия (1246 тысяч человек). На случай войны дополнительно формировалось 35 резервных пехотных корпусов. Корпуса были громоздкими и малоподвижными. Русская пехотная дивизия имела 16 батальонов, а немецкая —12. В составе родов войск кавалерия занимала слишком большое место. Технические и инженерные войска были мало развиты. По числу самолетов русская армия занимала второе место в мире, но отечественная авиация не опиралась на собственное самолетостроение, и ее жизнь зависела от закупок самолетов и поставок запасных частей из-за границы.

Полное сосредоточение всех русских армий достигалось к 40-му дню мобилизации, что вызывало беспокойство Франции, ожидавшей нападения германской армии и сомневавшейся в оказании своевременной помощи со стороны русских.

Угроза надвигающейся войны и техническая слабость русской армии побудила депутатов Государственной думы и общественность требовать от правительства радикальных реформ в армии по ее перевооружению и переходу на передовые формы обучения войск. В октябре 1913 года была разработана так называемая “большая программа по усилению армии”, которая должна была проводиться в жизнь с 1914 года и закончиться в 1917 году, и на ее осуществление требовалось 500 млн. рублей. Кредиты на ее осуществление были утверждены думой, но военный министр Сухомлинов всячески препятствовал реформам в армии, и только под сильнейшим давлением общественности, обеспокоенной надвигающейся войной, царь за несколько дней до начала войны утвердил программу реформ в армии.

Весной 1914 года лидеры всех фракций Государственной думы подвергли резкой критике гибельную внутреннюю и внешнюю политику председателя правительства Ивана Горемыкина и настаивали на отставке трех министров: Николая Маклакова, министра внутренних дел, Ивана Щегловитова, министра юстиции, и Владимира Сухомлинова, военного министра96. Среди депутатов бытовало твердое мнение, что эти три министра вместе с премьером Горемыкиным вели объединенную политику разрушения экономического и оборонного потенциала страны в угоду германскому милитаризму.

Вместе с министром внутренних дел Маклаковым Сухомлинов так ужесточил цензуру, что в России нельзя было обсуждать проблемы армии, и она оставалась закрытым государственным институтом, куда не мог ворваться ветер новшеств и перемен. Угроза войны приближалась, но в обществе и даже в армии нельзя было назвать вероятного врага по имени, его нельзя было упоминать даже в разговорах, так велик был страх у всех людей перед властью. Отношение Германии к России накануне Первой мировой войны было открыто враждебным, но в Петербурге велась вероломная политика, не желавшая замечать реалий и продолжавшая убеждать население в дружелюбных чувствах русского народа к немцам. В обществе запрещалось обсуждать немецкую проблему в любой плоскости, если в ней был хоть какой – нибудь намек на критику немцев.