Журнал «Вокруг Света» №10 за 1993 год - Вокруг Света
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Черт с тобой! Но если она подойдет к скале, а ты не выйдешь — пеняй на себя. Ее догонит моя пуля.
— Кардила! Сделай так, как я сказал, и ничего не бойся! — Василий надеялся, что убедит ее.— Уходи в джунгли и знай, что я найду тебя! Обязательно найду! Поверь мне!
— Кончай болтать! — перебил его Ван Димен.— Я отпускаю девчонку.
Василий видел, как Кардила медленно пошла в сторону скалы, не спуская глаз с дерева, за которым он стоял.
Ван Димен неподвижно держал ружье, нацеленное на ее голову. Когда она повернула за скалу, Василий вышел, не выпуская ружье из рук.
— Бросай ружье, живо! — крикнул Ван Димен, проводив
Кардилу взглядом, означавшим только одно: он незамедли
тельно отправит солдат вслед за ней. Василий бросил ружье и,
не дав голландцу времени отдать приказ о поимке Кардилы,
сказал:
— Я поверил твоему офицерскому слову, капитан. Хотя ты и
отъявленный мерзавец, но на тебе погоны, отличающие тебя
от остального сброда.
Ван Димен понял, что попался в примитивную ловушку, но обратного хода не было. В душе он презирал свою жизнь, люто ненавидя Азию с ее одуряющей жарой. Злость питала каждую его клетку, но в самой глубине желчного сознания свято хранилась мысль о почти божественном превосходстве офицера над всеми остальными. Расстаться с ней — значило для Ван Димена больше, чем потерять деньги.
— Свяжите его,— приказал он солдатам.— Если эта грязная свинья окажет хоть малейшее сопротивление, проучите хорошенько!
Этого было достаточно, чтобы солдаты начали зверски избивать накрепко связанного пленника.
Глава 10
— Я устал от ваших абсурдных объяснений, капитан!
— Но, господин Ван дер Вальк...
— Молчите, Ван Димен! Лучше молчите, если не хотите лишиться всего, что успели заполучить!
Ван Димен побагровел. Впервые Ван дер Вальк так откровенно высказал свое презрение к нему.
— Связанный пленник прыгает в воду, и вы считаете его мертвым! А он как святой мученик воскресает, вооружает туземцев нашим оружием и делает остров неприступным! Полная чепуха! Бред!— орал Ван дер Вальк.— Мы посылаем на остров людей, они возвращаются с покойниками, а русский преспокойно поживает. Чертовщина, да и только. Посылаю вас туда последний раз, и без этого бандита вам лучше не возвращаться!
Больше всего на свете Ван Димен желал русскому долгой и мучительной смерти. О происшедшем две недели назад он вспоминал как о кошмарном сне, который продолжался до сих пор...
... Кардила бесшумно плыла вслед за лодкой, не сомневаясь, что Малиган жив и обязательно услышит ее. Темнота надежно скрывала девушку. Вспомнив, как он смеялся, приняв тихий свист за жалобную трель настоящей боа, она издала такой же звук и ушла под воду. Солдаты не обратили никакого внимания на трель одинокой птицы, многие уже дремали. Прошли долгие мгновенья, и наконец показалась рука, зацепившаяся за край лодки. Стремительным движением Василий перекинул тело за борт и упал в воду, разбудив голландцев оглушительным всплеском. Послышалась громкая перебранка, но никто не рискнул прыгнуть за ним в кромешной темноте.
Кардила помогла Василию всплыть и, быстро разрезав парангом веревки, освободила ему руки. На берегу их ждали воины ее племени.
Так начались для них самые счастливые дни. Они отыскали всех, кто остался в живых, и Василий начал обучать воинов стрельбе из ружья. Смелость и незаурядный ум оранга путих принесли ему славу лучшего воина. Единственное, что умаляло его авторитет,— откровенная любовь к Кардиле, которую он даже не пытался скрыть от окружающих.
Неразлучным спутником Василия стал воин Тако, помнивший, как отважно сражался оранг путих против варваров, чтобы спасти людей их племени. Рассказы о его бесстрашии передавались из уст в уста, обрастая невероятными подробностями.
Кардила учила Василия понимать великую науку «сабар», которая, если знать ее, может победить в человеке любое желание, болезнь или горе. «Это сама жизнь!» — не раз повторяла она, и вскоре он убедился в этом.
В жаркий полдень они отдыхали в хижине, где крыша из толстых пальмовых листьев сберегала относительную прохладу и можно было переждать палящее солнце. Василий сидел спиной к входу, и Кардила первой увидела змею. Уставшая от жары тайпан — огромная смертоносная змея — по-хозяйски заползла в хижину. Услышав шипящий звук, от которого замирало все внутри, Василий хотел обернуться, но Кардила остановила его. Змея изогнулась, готовясь к нападению.
«Бей траву, чтобы удивить змею»,— прошептала она, и Василий изо всех сил начал колотить по земле, осторожно поворачиваясь к змее лицом. Его действия явно обескуражили змею, застывшую в напряженном изгибе, она перестала шипеть и, нехотя подбирая длинное тело, уползла из хижины.
«Это сабар»,— смеясь, сказала Кардила, впервые увидев испуг на лице храброго воина.
Каждый день Василий все глубже постигал удивительный мир, в котором жила девушка.
Она объясняла ему многие выражения, смысл которых был не так прост, каким казался на первый взгляд. Батаки часто говорили: «Рис уже стал кашей». Но это означало не разваренный рис, а свидетельствовало о нерасторопности человека, опоздавшего что-то сделать. Или — «Рис падает ему на колени», и это надо было понимать, что человеку все достается легко.
«Когда ты злишься,— замечала Кардила,— ты бьешь палкой свою тень. Кому от этого плохо?!» При этом она делала совсем бесхитростное лицо, и Василий невольно улыбался.
Батаки обучили его особому виду борьбы — пенчак силат. Успех в ней приносили быстрота, четкий расчет, внутренняя сдержанность и умение побороть ослепляющий гнев. Нередко воины устраивали состязания, и побежденный должен был идти на рисовое поле ловить к ужину угря.
Воин оставлял у входа в угриное логово ловушку — полый бамбуковый ствол не длиннее 20 сантиметров, заткнутый с одного конца. Вовнутрь он клал приманку, на которую и попадался лакомка-угорь. Он заползал в узкий бамбук, проглатывал еду, а вылезти обратно уже не мог. Угорь, жаренный в кипящем пальмовом масле, был изысканным блюдом.
Обычно во время таких вечеров старый малаец выносил гамелан (национальный музыкальный инструмент), напоминавший Василию мини-орган, где несколько бамбуковых палок разной величины и толщины были связаны поочередно. Гамелан оживал, когда к костру выходила танцевать Кардила.
Лицо ее в такие минуты походило на мерцающий огонь — то загоралось страстью, то поражало холодной сдержанностью. Казалось, что она не выгибалась, не приседала, не выпрямлялась, а делала все это разом, словно приближаясь к какой-то невидимой черте и не решаясь ее пересечь. Воображение дополняло картину — и девушка становилась деревом, веткой, лианой. Резкие, пронзительные звуки разрушали привычные границы восприятия, проникая в самую глубину сознания.
«Не многие европейцы нашли бы такую музыку да и такую жизнь привлекательной,— думал Василий.— Что ждет их здесь?» Хижина с земляным полом, отвратительный климат, однообразная и скудная еда. Жалкое существование. Но только здесь, как нигде и никогда в жизни, я по-настоящему счастлив!»
Василий понимал, что расплатой за эти счастливые мгновенья может стать жизнь. Голландцы обязательно вернутся, очень скоро, и не малочисленным отрядом. Больше всего его волновала судьба Кардилы.
Посоветовавшись с Тако, он решил послать ее в племя Каро, откуда родом была ее мать, в надежде на помощь. Несколько дней понадобилось Василию, чтобы убедить девушку пойти. После трудного расставания она с двумя воинами ушла в горы.
Ночью Василий долго не мог заснуть, думая о Кардиле: успела ли она прийти в ближайшее селение до дождя, начавшегося столь внезапно. Дверь в хижину была открыта. Василий сидел на пороге, глядя в темноту. Дождь размывал все очертания, и он не сразу понял, действительно ли видел быстро промелькнувшую фигуру или ему показалось. Молния на миг осветила ближайшее дерево. Сомнений не оставалось: у высокой пальмы рядом с хижиной неподвижно застыл голландец. Василий медленно поднялся, боясь выдать свое волнение, и в этот момент взгляд его перехватил резкий прыжок голландца. Василий тотчас повернул левое бедро, перенеся тяжесть тела на левое колено, стремительно поднял правую ногу и ударил в приближавшуюся тень, вложив всю силу в удар. Высоченный верзила начал оседать, пытаясь при этом схватить Василия за ногу, но тот увернулся, сделал круговое движение, выбрасывая другую ногу вперед. Голова противника откинулась назад, безжизненно повиснув, как у тряпичной куклы.
Василий спешил собрать воинов, но тяжелое дыхание битвы уже раздавалось отовсюду. Все чаще слышались предсмертные стоны. Голландцы открыли огонь. Кто-то развел костер, и взору Василия предстала жуткая картина: на каждого батака приходилось по несколько солдат, но сражались батаки с непостижимой отвагой.