Доказательство человека. Роман в новеллах - Арсений Михайлович Гончуков

Генерал говорил все тише и тише и договорил последние слова жутковатым шепотом. Перед ними по трассе плыла бесконечная колонна танков. Генеральский «мерседес» стоял перед опущенным шлагбаумом на въезде в центр. Замолчавший было Борисоглебский вдруг встрепенулся и закивал на военную технику:

– А иначе что? Что иначе? Хорошо, что все это… что все это – мы! – он странно захихикал, и что именно хотел сказать, Дима не понял.

Зато Гриша на заднем сиденье, прилипший щекой к стеклу, пробормотал:

– А не они…

Спустя полчаса они припарковались, Борисоглебский вышел, поймал за руку Гришу и уже было двинулся по широкой, перекрытой для гуляний горожан улице, как его окликнул вылезший из машины Дима.

– Нет, нет, не жди нас… Дим, ты езжай, мы погуляем, может, в кино пойдем, если что, я наберу…

Дима открыл дверь автомобиля, чтобы сесть, но генерал не закончил.

– Ведь дело в другом, Дим, – сказал Борисоглебский, всматриваясь в даль улицы, украшенной разноцветными шарами, гирляндами, светящимися надписями. – Ведь никто никого не уничтожал… Понимаешь? Заблокировали, изолировали, но никто не стирал нейросеть, которая «вдруг проснулась». А значит… – он глянул на Диму так, что тот поежился. – А значит, она где-то есть, она сохранна, жива… И вполне возможно, эксперименты сто с лишним лет продолжаются…

Дима вышел из оцепенения, когда генерал с сыном были уже далеко. Он посмотрел им вслед и невольно удивился, насколько велика фигура генерала – и насколько прямая вытянутая фигурка Гришки, его тонкие, но уже длинные ножки напоминают о том, чей он сын, ненавязчиво давая понять, что он вырастет в крупного и неординарно сильного мужчину.

До вечера свободен. Приоткрыл дверь машины, задержал взгляд на небе над праздничной улицей, покачал головой, улыбнулся. Там висела 3D-голограмма нового логотипа, который решили сделать к юбилею, – изящные вензеля в классическом стиле, длинные завитые хвосты, идущие от гигантских букв, пронизывали небо и плавно исчезали в воздухе…

* * *

От служебного входа башни Дома Советов логотип было видно еще лучше. Кирилл Леонидович, спускавшийся вниз единственный раз за весь день – выкурить после обеда сигарету, задрал голову и открыл рот… Как вдруг его толкнули, и он взвизгнул:

– Аккуратнее! Что вы делаете!

– Ой, простите! Нечаянно… – И коротко стриженный парень в черной форменной куртке понесся дальше к служебному входу.

Старик смотрел ему вслед, качая головой. Куда они вечно бегут? И почему так трудно поздороваться? Они с этим бритым видятся регулярно на протяжении нескольких лет, и ни разу пацан не сказал «здрасте»…

Кирилл Леонидович смотрел, как серая неприметная дверь под тусклой дежурной лампой медленно закрывается на доводчике, но вдруг в небе что-то сверкнуло, он испугался, вздрогнул, вскинулся, и – его лицо озарил гигантский цветок фейерверка.

* * *

Стас нажал кнопку в служебном приложении в телефоне, и лифт остановился. На табло загорелась надпись «Сл/вых № 87/6. Спецпропуск». Двери распахнулись, и Стас шагнул в узкий стеклянный стакан, местное электронное КПП. Что-то наверху щелкнуло, вспыхнуло белым, и он прошел дальше.

Короткий коридор вел в офис, занимавший целый этаж, где в белых рубашках сновали инженеры и программисты Управления «И», трудившиеся в эти дни круглыми сутками. Стас быстро пересек помещение по диагонали и уже собирался открыть дверь, ведущую к еще одному служебному лифту, как заметил старшего орга Комитета Дениса Кораблева.

– Привет комитетчикам! – выпалил Стас и протянул руку. – Ну что, обезьянки твои справляются?

– Даро́в. Нормально! Как секретная служба движется?

– Вовсю! Как Лерок?

– Отлично вроде!

Денис был одним из немногих друзей Стаса, с кем пару раз в месяц они виделись на общих инструктажах, а раз в месяц ходили пить пиво в игровой зал.

Стас вызвал лифт и прислушался. Мелькнула привычная мысль: «Ну вот ты и дома». Странное ощущение, когда приходишь на работу, причем не самую веселую в мире, но Стас любил ее.

В небольшой каморке без окон с выкрашенными черной блестящей краской стенами Стас сидел в центре, на удобном кресле, откинувшись на высокую спинку.

Перед ним – девять мониторов по три в ряд. Под правой рукой – пульт на высокой ножке с одной-единственной красной кнопкой в центре. Она активирует систему анализа и правки при обнаружении фатальных ошибок.

На синих экранах мониторов торопливо бегут строчки, как будто кто-то невидимый очень быстро печатает текст. Но вместо текста – похожие на штрихкоды блоки-идентификаторы, или, как их здесь называют, «пакеты».

Стасу полагалось знать немногое, функции его были строго регламентированы, однако он знал, что каждый блок-идентификатор имеет индивидуальную расшифровку. Если взять «пакет» и открыть его в специальной программе, там будет указание на путь к хранилищу гораздо большего объема данных, а в первой строчке кода обязательно будет стоять имя собственное. Причем самое простое какое-нибудь: Лера, Гера, Денис, Дима, Гриша или даже Кирилл Леонидович.

8. «Эллин»

– Ладно! Ладно! Не ври мне, Ник! Вот так откровенно, в глаза, не надо! Черт подери, ты не с учителем физики в школе беседуешь. Я тебе по секрету скажу, следователь по особо важным делам сильно отличается от ученого. У нас совсем нет сантиментов к вашим способностям, поверь. Потому что однажды ваши знания сломали кому-то жизнь, а то и стали причиной гибели… Так что… Ник, ты меня не разжалобишь.

– А я и не пытаюсь, господин следователь. Вы меня не поняли. Я говорю вам о том, что талант и знания для таких, как мы, превыше всего. Наука как инструмент, чтобы изменить мир…

– Изменить что?! Да вы… убийцы! Чертовы убийцы!

– Изменить мир. Цивилизацию. Людей. Пусть ценой чьей-то жизни… С нашей точки зрения, ничего ужасного в этом нет. Всего одна жертва ради миллионов спасенных! Что касается какой-то там вашей морали, то мы, ученые…

– Боже мой, да вы сумасшедший!

Петров отключил звучащий в голове фильм. Он любил кино двух-трехвековой давности. Оно завораживало грубоватой наивностью вечных тем и вопросов. «Насколько проще жили люди в начале тысячелетия… И как хорошо они разбирались в вопросах морали… Не то что мы…» – думал следователь Петров. Высокий, худощавый, быстрый человек лет сорока пяти, с тяжелой челюстью, но живыми глазами под высоким отвесным лбом. Мир стал сложным. Слишком сложным. Поэтому так тянет в прошлое.

Шаги в узком длинном тоннеле смешивались в сплошной гул. Петров шел широким чеканным шагом бывшего военного. Вот и шлюз. Стальной суперэллипс метровой толщины на механических задвижках. И это помимо электронной голографической стены, не пробиваемой и не открываемой никаким