«Хочется взять все замечательное, что в силах воспринять, и хранить его...»: Письма Э.М. Райса В.Ф. Маркову (1955-1978) - Райс Эммануил Матусович

6

Париж 18-5-56

Дорогой Владимир Федорович.

Наконец-то мне удалось найти здесь номера «Опытов» 3–5, в которых фигурирует Ваша поэма. Это потому, что я счел себя не в праве Вам отвечать, не перечитав Вашего текста. По этому же случаю перечитали «Гурилевские романсы».

Но хотя, по тону Вашего письма, слышно, что моя критика вызвала у Вас некоторую горечь, все-таки — и на этот раз, могу и буду Вам писать только то, что на самом деле думаю, с риском Вас еще сильнее обидеть, хотя, верьте, и — думаю, Вы это сам понимаете — ничего, кроме хороших чувств, к Вам не питаю.

К сожалению, у нас в зарубежной литературе господствуют кумовство, карьерные соображения и даже просто «нежелание обидеть», состоящее гл<авным> обр<азом> в том, что обижают только самых слабых, причем часто разносят их совсем несправедливо. А вот к какому-нибудь там алданову — только попробуй сунуться!

Не Вы один, верно, этого положения не одобряете — но вот, как трудно написать поэту о нем самом правду, даже пусть в частном письме!

Тем не менее, я лично решил так поступать раз навсегда — говорить и писать людям правду об их произведениях — или, вернее, то, что я на самом деле думаю, причем сам весьма допускаю со своей стороны возможность ошибки.

Весьма возможно, что я Вашу поэму не понял и не понимаю. Но относительная истина моего субъективного к ней подхода кажется мне более для Вас стоящей, чем неискренние похвалы или же осторожное высказывание, уклончиво взвешивающее каждый термин.

Со времени первого прочтения Вашей поэмы прошло достаточно много времени, для того чтобы я забыл, что именно я о ней Вам писал в прошлый раз. Так что то, что я Вам напишу теперь, основывается почти исключительно на вторичном чтении ее.

Вот вкратце мои впечатления: автор (т. е. Вы) очень литературен, хорошо, почти виртуозно владеет стихом. Поэма — шутка в стиле «Портрета» или «Сна Попова» А.К. Толстого, только невыгодно от них отличается отсутствием сжатости, сгущенности содержания; да и технически Вы тоже на много отстаете от А.К. Т<олстого>. Вы немного забываетесь, отдаваясь легкости Вашего стиха, и недостаточно концентрируетесь.

Под влиянием Вашего ответа я старался найти в Вашей поэме некий духовный смысл, который, м. б., вижу в двух вещах:

1. В том, что религия Вас не удовлетворяет

и след<ующая> строфа.

И еще:

и т. д.

2. Ответ Лады — м. б., Ваше другое «оппозиционное» я, то, которое мне писало, что питает к религии некоторую симпатию, о том, что

(центрально с точки зрения мировоззренческой)

Вообще, не знаю, не потому ли, что я к религии «отношусь с симпатией», при этом втором чтении мне больше всего понравились строфы от «К тому же нету смысла…» до «Быть может, вспыхнул свет» и они даже показались мне негласным центром поэмы.

Выуживать больше, глядя в лупу, и не умею и не стоит — ибо это значит, м. б., приписывать Вам свои мысли.

Но не в этом дело и не в этом я вижу цель и смысл поэзии — чтобы излагать свои идеи. Вы, в частности, делаете это гораздо лучше в прозе.

Смысл и цель поэзии я вижу только в ней самой. А ее-то в Вашей поэме очень мало. Я понимаю, что сравнение с Твардовским Вас обидело. Но почему-то при новом чтении его облик назойливо снова стал мне лезть в голову. Если бы он очутился вдруг на свободе — мне думается, что он «запел» бы в таком же роде — стилистически мастерском, но лишенном поэзии.

Конечно, вот есть шуточная поэзия — «Домик в Коломне», А.К. Толстой, В. Соловьев, Christian Morgenstern, Ogden Nash[94] или Lewis Carroll. Но тогда приходится выбирать: или лирика, или шуточн<ая> поэзия. Смешение того и другого смерти подобно и — верный провал. Надо быть minimum Пушкиным, чтобы, напр<имер>, в «Евгении Онегине» разрешить себе такую смесь, да и то — обратите внимание — он их никогда не смешивает, а от одного переходит к другому. Письма Евгения и Татьяны — серьезны сплошь, а в отношении петербургской холостой жизни Евгения не найдете ни капельки лиризма. Толстой, Соловьев и Morgenstern писали также и серьезные стихи, но отдельно. А соловьевское «Das Ewig-Weibliche»[95] — поэтически — ведь полный провал.

Кроме того — шуточн<ая> п<оэзия> — самое трудное и — не знаю, если Вы решите себя посвятить именно ей, м. б., Вы в ней и преуспеете, но то, что я видел пока, — «Гурилевские романсы» и поэма из «Опытов» — меня не удовлетворяет, кажется скорее смесью обоих стилей (в «Гурилевских» я бы выделил 2–3 романса, лирически действенных, но мало самостоятельных (о них — другой разговор, отдельный).

Вот другой «поэт-критик» — Г.В. Адамович. Он не лишен вкуса, проницательности и любви к литературе, но он боится писать то, что на самом деле думает, и это лишает 9/10 его статей ценности, которую они могли бы иметь по его способностям. Поэтому он, наверное, войдет в историю русской литературы не как критик, а как автор 5–6 замечательных, подлинных стихотворений (а такие 5–6 стих<отворений> у него можно насобирать).

Вы же — не только смелее его, но и явно обладаете несравненно более точным видением поэзии (напр<имер>, в В<ашей> статье об Есенине) и более живым к ней отношением, и — вообще — Вы явно вырастаете в одного из лучших критиков русской литературы, лучшего после Мирского и Ходасевича; а во многом я Вас Ходасевичу предпочитаю.

Разбирался он в поэзии, пожалуй, не хуже Вашего (хотя и односторонне), но он страдал недостатком, противоположным Адамовичу — избытком желчи, и поэтому без нужды язвил направо и налево, «ради красного словца».

Если бы я был на Вашем месте, я бы направил все свои силы на литературную критику, и со временем Вы бы смогли сравняться с Д.П. Мирским и даже его превзойти (pourquoi pas?). Для этого у Вас данные есть.

А в поэзии… даже среди новых эмигрантов я Вам предпочитаю Морщена и Елагина… «Даже» отнюдь не презрительно — новая эмиграция дала блестящих эссеистов (кроме Вас — Ржевского, Ульянова, Филиппова и еще), но пока мало поэтов. Правда, новая эмиграция — вся в будущем — она ведь продолжает прибывать, хотя и в малых количествах.

Если и когда стихи сами вылупляются (это, верно, с Вами случается) — тогда — так и быть, печатайте. Мне почему-то кажется, что Ваша поэма сама «вылупилась», как Паллада из головы Зевса, а что работа пришла потом, хотя, похоже, что она стоила Вам немалой работы.

Но, как и Адамович, и Маковский (тоже в первую очередь критики), Вы цените поэта в себе, не хотите с ним расстаться, и суровость читателей по его адресу Вас огорчает… не знаю, м. б., потому мне лично стихи ни в зуб не удаются, что я спокойно отношусь к их неудаче и существую исключительно как критик и переводчик…

М. б., то, что я Вам так пишу, даже нехорошо с моей стороны, по отношению к вам, ибо мои слова, даже если Вы их не принимаете, убивают еще непрочный росток поэзии в Вас, который смог бы в будущем развиться и вырасти… В этом опасность всякого строгого суждения, даже если оно и правда, или представляется таковой ее автору.