Конформист. Записки провинциального журналиста о времени, профессии и о себе - Борис Михайлов

Бабушке было уже за семьдесят, жить одной, обслуживать себя, не просто. Вот и родилась идея поселить временно и меня в Мингечауре, тем более в школе у меня возник конфликт с преподавателем азербайджанского языка. Чтобы не оставил на второй год, требовалось регулярно платить ему. Как-то, вызвав в школу отца, он открытым текстом пожаловался, у него прохудились ботинки, и вторая пара не лучше. Отцу пришлось раскошелиться на 150 рублей – столько стоили очень приличные туфли. Честно говоря, азербайджанский язык, как его преподавали в школе, давался мне с трудом. По остальным предметам у меня всегда были пятерки и лишь несколько четверок, по – азербайджанскому обычно выводили спасательную тройку. Язык учили с третьего класса, но я, так и не выучил его, к своему стыду. Не с кем было общаться.

Я уже писал, в 30 – 50 – е годы вплоть до отмены крепостного права и введения всеобщей паспортизации, азербайджанцев в Баку насчитывалось менее трети, все бакинцы отлично владели русским литературным языком. Больше всего в городе жило русских, армян и евреев. Говорить на азербайджанском считалось не престижным. На нем продолжали общаться жители провинций, в районах и селах, хотя их тоже пытались переучить русскому. Таковой долгие годы оставалась сталинская политика по национальному вопросу, её беспрекословно поддерживали местные власти. Подобное положение существовало и в среднеазиатских республиках Советского Союза.

Окружение сверстников во дворе, на улице, в транспорте, общественных местах, нигде не говорили по-азербайджански, иначе я с детства знал хотя бы разговорный язык.

С началом нового учебного года, преподаватель азербайджанского предупредил, что все родители, чьи дети плохо учат язык, должны постоянно ему помогать материально. В ХХӀ веке это называется требованием взятки, коррупцией, по-азербайджански дашбаш. Взятки в Азербайджане во все времена были почти что узаконены, как много позже и в России. Никакую справку не получишь, не отблагодарив клерка деньгами, а в первое время бутылкой водки, коньяка или хотя бы коробкой конфет. В зависимости от требуемой справки и занимаемой должности чиновника, решающего вопрос. Отец понимал, педагог – вымогатель не остановится на требовании лишь ботинок. На семейном совете проблема постоянных взяток преподавателю азербайджанского, явилась последним аргументом продолжить учебу мне в Мингечауре, присматривая за бабушкой. В будущей школе, узнал папа, отличный преподавательский состав. В большинстве, как и Ванда Эдуардовна, бывшие сидельцы по 58-й статье, не имевшие права жить в столице республики. Так я оказался в Мингечауре, где и доучился до окончания школы в 1953 году. Тогда же смерть Сталина позволила бабушке вернуться в Баку.

Мингечаур

Субботним февральским вечером, мы с отцом, выехали из Баку на поезде, и ранним воскресным утром были в Евлахе, ближайшем к Мингечауру, районном центре на железно – дорожной магистрали Баку – Тбилиси. От рынка в город гидростроителей ходил автобус, и мы с отцом отправились на рынок. Автобусом считались крытые брезентом военные американские грузовики «Студеббекер». Один из них повез нас по деревенской улице к мосту через Куру, затем вырвавшись из населенного пункта на простор, помчался по дороге, обсаженной с двух сторон столетними ореховыми деревьями.

Через час Ванда Эдуардовна, мама папы и моя бабушка, обнимала нас на крыльце одноэтажного деревянного здания с тремя входами, по-бакински, тремя блоками, в каждом по несколько квартир. У Ванды Эдуардовны была однокомнатная клетушка.

В первый же вечер к нам зашел сосед, папин приятель, маркшейдер, Василий Петрович Финицков, из соседнего блока, и позвал нас с отцом на торжества, посвященные дню рождения дочери. Я, было, отнекивался, как идти к незнакомым, да и подарка нет. Как воспитанный городской мальчик, понимал, приходить без подарка к сверстнице нельзя. А что подарить? Бабушка «обрадовала», что до ближайшего магазина далеко, к тому же, по случаю выходного дня он уже закрыт.

Окинул взглядом книжную полку, ничего, что подарить девчонке, не нашел. В моих вещах на глаза попался геологический компас, выменянный недавно за серию коллекционных марок у дворового приятеля Леньки Дроздова. После недолгих колебаний остановился на нем. Компас и подарил.

Героиня вечера оказалась очаровательной Мальвиной, и я с первого взгляда влюбился. Звали ее Светлана. Всем своим обликом она соответствовала имени. Зря я волновался, что девчонке не понравится подарок. Она искренне обрадовалась. Когда вручал подарок, взрослые шутили: теперь вы никогда не потеряетесь. Мама Светы Екатерина Александровна в шутку заметила: «В будущей жизни, всегда найдете друг друга».

Пока взрослые обсуждали свои дела, сестры Финицковы увлекли меня игрой в карты. В «Дурака», «Пьяницу», «Очко», я играл, а младшая сестра Светланы, Лена, предложила незнакомую мне полудетскую игру в Пиковую Даму. Я быстро понял суть игры, и уже через несколько минут шумными восклицаниями и смехом, мы мешали беседе взрослых.

Оказалось, я буду учиться в одной школе со Светой, и, хотя она моя ровесница, ходит в класс на год младше. Но самое удивительное ждало впереди. Школа оказалась смешанной, девочки и мальчики учились вместе.

В бабушкиной клетушке, рука не поднимается написать – комнате, мы едва разместились на ночь. Я спал на составленных стульях, позаимствованных у соседей, а папа на полу, ночей пять, а потом вернулся в Баку. Я еще несколько месяцев жил с бабушкой в первобытных условиях с удобствами во дворе, пока достраивали папе «финский домик», и мы переехали в нормальную квартиру.

Бабушкин дом стоял на высоком левом берегу Куры, рядом с административным зданием представительства Бакгидэпа. Год выдался необычно снежным, и я с соседскими пацанами Аликом Матвеевым, Рустамом Чекашовым, младшей сестрой Светланы, Леной, изредка и со Светланой, и её подругами, приходившими в гости, катались с горы на самодельных санках. Все свободное время до темноты проводили на горке. В Мингечауре, как и в Баку, в 50 – е годы зимы со снегом выпадали редко, а потому лыж и санок ни у кого не было. В городе – стройке, умельцам изготовить санки – самокат из металлического прута не проблема. Просто изогнуть прут в форме латинской «U», а затем согнуть еще градусов на сорок пять, и катайся с горок, а по ровной снежной целине, как на самокате, отталкиваясь одной ногой.

Снег долго не продержался, и наши игры переместились во двор, точнее на территорию, окружающую наш перенаселенный дом. Играли в разные игры, Света редко участвовала, и я её видел, только когда ходила за водой к колонке, или в магазин. Папа её на работе, мама побаливала, и ей приходилось делать всю работу по дому.

В возведении гидростанции и города, наряду с советскими людьми, приехавшими в Азербайджан со всего СССР, принимали участие около 6 тысяч военнопленных немцев из лагеря №7444. В Мингечауре они находились с 1947 года и отдельные группы до начала 50 – х годов. Кроме как на ГЭС, они строили первые многоэтажные жилые дома, Дом культуры (Сегодня здание театра, разбивали скверы и парки. Немецкое качество выполненных работ, трудовая дисциплина, для горожан и сегодня остается примером, даже породила своеобразный мем: «Конечно, это ведь немцы строили».

Ни в какое сравнение не шли условия содержание немцем с теми нечеловеческими условиями нахождением в немецком плену советских военнопленных. Немцы могли получать неограниченное количество посылок, раз в месяц писать письма на родину. По официальной статистике, в фашистском плену погибло 58% захваченных русских, немцев в нашем плену погибло только 14,9%.

Годы плена для немцев в Мингечауре, как и для всей нашей страны, были годами голода и нищеты. От холодов и недоедания, тяжелого труда, почти тысяча пленных здесь умерла.

В конце 40-х, начале 50-х годов военнопленных начали отравлять на родину. Их заменили узники ГУЛАГа, работавшие до пуска гидроэлектростанции в эксплуатацию. С развертыванием строительства города и новых промышленных объектов, потребовалась дополнительная рабочая сила, в Мингечаур снова начали приглашать (вербовать) рабочих со всей страны.

Первое жилье для ИТР и вольнонаемных рабочих строилось из сборных домов, поступавших из Финляндии, и прозванными «финскими домиками». Такого же типа дома возводились из готовых деревянных деталей, полученных по репарациям из побежденной Германии. Называли их тоже «финскими», по аналогии с домами из Финляндии.

Отцу, подолгу бывавшему в командировках Мингечаура, тоже выделили такой домик, куда мы с Вандой Эдуардовной и переехали. Симпатичный дом под крышей из красной черепицы, с двумя спальнями, кухней, остекленной верандой и несколькими кладовыми. Рядом с домом земельный участок около десяти соток.