Очерки жизни и быта нижегородцев в начале XX века. 1900-1916 - Дмитрий Николаевич Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мировой судья не преувеличивал. Действительно, за 1901, 1902 и 1903 годы сотни обобранных сормовичей взыскивали через суд недоданные заводоуправлением, но бесспорно причитавшиеся им деньги за сверхурочные работы и работу в праздничные дни.
Почин таким искам сделал кочегар Евгений Щедров. Он работал на заводе О-ва «Сормово» с 20 апреля 1897 года по 8 мая 1901 года, когда был с завода уволен, причем о-во «Сормово» не заплатило ему за работу в воскресные и праздничные дни.
Истец объяснил на суде, что он, будучи кочегаром на месячном жаловании в 20 рублей, зарабатывал по 75 копеек в день, при 26 рабочих днях в месяц. За работу в праздничные дни ему, согласно заводским «Правилам внутреннего распорядка», причиталось получать в полуторном размере, то есть по 1 рублю 12,5 коп. за каждый праздничный день. За время службы на заводе он отработал 210 воскресений и 108 праздничных дней. Щедров недополучил с завода всего 357 рублей 25 копеек.
Объяснения рабочего Щедрова подтверждались многочисленными свидетелями, и дело казалось совершенно бесспорным. Но заводский юрисконсульт Базилинский, соблюдая интерес хозяев-акционеров, из кожи вон лез, стараясь его запутать. Правда, он не смог лишить кочегара денег, заработанных им тяжелым трудом, но сумел, перенося дело из инстанции в инстанцию, оттянуть окончательное решение более чем на два года. Лишь в марте 1903 года, после постановления правительствующего Сената, Евгений Щедров получил, наконец, свои 357 рублей с прибавкой 4 рублей на судебные издержки и 20 рублей на уплату адвокату.
Шесть дней в неделю сормович напрягал мускулы в цехе или мастерской, с нетерпением ожидая покоя для рук и мозга. Воскресный отдых был почти единственным светлым пятном в жизни рабочего-металлиста. Воспоминаниями о воскресном дне сормович тешил и подбадривал себя всю следующую неделю.
Спору нет, некоторая часть рабочих, преимущественно — пришлый элемент, отдавали свой досуг посещению тридцати местных трактиров, игорных притонов и шалманов. Но не это определяло в первые годы XX века жизнь Сормова в праздничные дни. Не особенно влекли и две сормовские церкви, да и мало их было на 28 тысяч жителей. Размашистое веселье на улицах — вот что определяло лицо отдыхавшего в нерабочий день заводского села.
На три части делились праздничные сутки.
С утра до обеда, то есть до полудня, все Сормово можно было увидеть стоящим, сидящим или лежащим на зеленых лужайках перед домами. Малые играли в козны, лапту или городки; пожилые вели степенную беседу о делах на заводе, о происшествиях в губернии, о «мировых событиях» — в те годы шла война в Южной Африке, кроме того, Европа «усмиряла» китайцев.
После воскресного семейного обеда улицы и обширные площадки «У рощи», «На песках», «За Старой Канавой» оказывались целиком во власти той части сормовской молодежи, которой не по душе было торчать весь день в питейных заведениях. «Молодняк хороводы водит», — говорили, покровительственно улыбаясь, пожилые сормовичи. Это следовало понимать, конечно же, не буквально: в России того времени давно уже позабылись, даже по селам и деревням, старинные хороводы, место их заняли «русская кадриль» и ее разновидность — «кадриль-ланце». В последнем танце, наиболее распространенном в Сормове, юноши и девушки партиями, поочередно приближались друг к другу, напевая тут же придуманные шутливо-озорные встречные куплеты.
Танцевали под тульскую трехрядную гармошку. Кончалось же традиционное сормовское уличное веселье только с наступлением темноты. Но музыка и пение на улицах большого рабочего села не прекращались: подвыпившие парни вдвоем, втроем или вереницами со свистом и гиканьем выходили из трактиров на улицы, и воздух наполнялся переливами прославленной «сормовской с перебором». Короткие «запевки», они же «коротышки» или «частушки», прорезывали ночную мглу. «Молодые гуляют!» — тревожно восклицали отцы и матери, покрепче затворяя двери и окна в одноэтажных домах, стараясь одновременно удержать дома подрастающих девчат.
Но и сквозь закрытые наглухо оконные ставни слышалось:
Дома ужинать садятся,
Сумлеваются о нас:
Где отчаянны головушки
Шатаются сейчас?
Нам хотели запретить
Гулять в Гордеевку ходить;
Мы стены каменны пробьем,
Гулять в Гордеевку пойдем!
Эй, пойдемте, девки, с нами,
У нас водочка в кармане,
Пройдем улицей, затоном,
С колокольчиком, со звоном!
Пение замирало вдали… Но на рассвете сонные улицы вновь оглашали поэтические откровения возвращающихся гуляк:
Мы в Гордеевку ходили,
Нас поленом проводили.
Мы под горку-то бегом,
А нас поленом и стягом!
Меня били, колотили
В Мышьяковке, на Песках:
Проломили мне головушку
В пятнадцати местах!
Посмотрите, тятя с мамой,
Как меня оттяпали:
Восемь гаек, семь камней
В головушку заляпали!
Впрочем, не стоит думать, будто Сормово в начале XX века лишено было развлечений более высокого культурного уровня, чем уличные пляски и пение. Еще в 1897 году усилиями сормовских учителей и заводских интеллигентов была устроена для рабочих народная библиотека-читальня с особым залом для концертов и театральных представлений. Скоро появились сразу два кружка актеров-любителей: один из рабочих, другой из служащих.
Рабочий кружок отрепетировал и поставил на сцене театра «Библиотеки-читальни» пьесы Островского «Не в свои сани не садись», «Не так живи, как хочется», «Грех да беда на ком не живет». Театралы из кружка служащих избрали другой репертуар: ими были сыграны «Женитьба» Гоголя, драма Шпажинского «Майорка» и пьеса Д. Мансфельда «Не зная броду, не суйся в воду». Спектакли давались, примерно, раз в две недели.
Сормовский рабочий зритель с равным интересом посещал как те, так и другие спектакли. Театральный зал, вмещавший 600 человек, всегда бывал полон.
С 1901 года в программу сормовских заводских развлечений вошла новинка — «музыкально-танцевальные вечера». На первый же такой «вечер», несмотря на сравнительно высокую входную плату, явилось до 700 человек. Двести пар молодых рабочих, кто с женами, кто с сестрами до поздней ночи с увлечением, в меру сил и талантов исполняли последнюю новинку нижегородского губернского бомонда — задорно-забавную «польку-бабочку».
Глава V
Социальные вопросы в нижегородском губернском обществе в первые годы века. Брак и воспитание детей в среде богатых горожан. Брак и воспитание детей в рабочей среде. «Зеленый змий» и борьба с ним в Нижнем Новгороде.
Начало XX
