Между любовью и любовью - Галина Лавецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спасибо, Алик. Как-нибудь… с удовольствием. Но вот мы и пришли.
– Ты в композиторском доме живешь?
– Да. А ты, кстати, где обитаешь? Я так бессовестно потащила тебя пешком, теперь тебе надо за машиной возвращаться…
– Да ну, ерунда! Я тоже почти рядом, на Малой Бронной.
– А, ну тогда ничего. Спасибо еще раз за вечер поэзии. Спокойной ночи, Алик.
– Завтра увидимся, Викусь? Может, пообедаем вместе?
– Ну почему бы и нет? Только не раньше трех.
– Годится. Давай в три. В Домжуре? Раков свежих поедим.
– Ну, давай в Домжуре. Все, пока. – Вика поцеловала Алика в щеку и вошла в подъезд.
В квартире было темно, все спали. Вечерами, когда Вика уходила, с детьми оставалась мамина домработница Люба. Если Вика возвращалась поздно, Люба оставалась спать в гостиной на диване. Вика тихонько прошла в ванную и посмотрела в зеркало: «Свежей душистого горошка», – усмехнулась она. А, впрочем, вполне ничего. В самом деле, что такое двадцать шесть лет? И засыпая, слышала голос Алика: «По аллее олуненной вы проходите морево. Ваше платье изысканно…»
После обеда в Доме журналистов они стали встречаться каждый день. Раньше тоже виделись почти ежедневно, но это было в общей компании. Сейчас Алик всюду сопровождал Вику. Возил ее в редакцию, в типографию, к портнихе и на маникюр. Терпеливо ждал в машине, а потом отвозил домой или обедать в ресторан. Вечером заезжал, и они направлялись в ЦДЛ или Дом кино. Сидели до закрытия ресторана, а после ехали всей компанией к кому-то в гости на «кухонные посиделки» или в загородный ресторан «Архангельское», где жизнь начиналась после одиннадцати вечера. Не для всех, конечно. На двери всегда висела табличка «Закрыто», и швейцар пускал только своих. Своими считалась московская богемная тусовка и те иностранцы, которые дружили с ними. Денег в «Архангельском» прогуливалось – море! Цены там были особые, просить меню считалось дурным тоном. Да и не поесть туда приезжали. Заказывали шампанское, фрукты и легкую закуску к водке. Играл замечательный оркестр, ради него и ездили. Девизом руководителя было: «Даром только птички поют». Поэтому посетители «заряжали» музыкантов очень серьезно. Но ребята стоили того. Там нельзя было услышать пошловатого советского шлягера. Играли лучшие композиции известных западных групп. А пели так, что, закрыв глаза, нельзя было отличить Борю-гитариста от солиста группы «Квин». Веселое было время. Ездили в «Архангельское» до конца советской эпохи. Впрочем, ресторан существовал и после, но вряд ли люди, посетившие музей-усадьбу и чинно обедающие рыбной солянкой и мясом в горшочке, могли представить бурное ночное прошлое заведения.
В «Архангельском» легко рушились браки и возникали новые яркие романы, там ревновали, страдали и проводили счастливые часы. Там были слезы и выяснения отношений, случались скандалы и драки между соперниками. Туда приезжали молодые, красивые, талантливые, известные. Там царила атмосфера праздника и беззаботности. Посетив впоследствии массу ресторанов и ночных клубов, Вика нигде больше не чувствовала такого настроя. «Архангельское» в ее воспоминаниях осталось самым веселым и романтическим местом.
Никаких отношений у них с Аликом той весной не было. Вике просто нравилось проводить время в его обществе. Она чувствовала себя окруженной заботой, вниманием и восхищением. Алик, при всей своей некрасивости, был очень симпатичным, веселым и легким человеком. В нем чувствовалось настоящее мужское рыцарское отношение к женщинам. Он стал своим человеком у Вики в доме. Цветы не успевали вянуть, девчонок он избаловал подарками и сладостями, домработнице Любе привозил огромные шоколадные наборы в благодарность за «лучшие в мире» пирожки с капустой. Люба расцвела при его появлении. Даже Нину Сергеевну, встретившую его довольно прохладно, покорил искренним восхищением ее педагогическими способностями в отношениях с внучками и признанием Викиного таланта. Когда узнал о ее любви к старинной русской мебели, рассказал много интересного о старых мастерах, стилях и особенностях мебели из карельской березы и красного дерева. Алик хорошо разбирался в антиквариате, и Нина Сергеевна это оценила. А когда подарил ей редкие альбомы «Истории русской мебели», изданные за рубежом, они стали друзьями.
– Милейший человек, – говорила Нина Сергеевна. – Очень харизматичный. И, конечно, интересный, прекрасно образован. Я понимаю, Викуся, такой поклонник льстит самолюбию каждой женщины, но что дальше? Ты замужем, и у тебя прекрасный муж… и девочки. Пожалуйста, Вика, не наделай глупостей!
– Мама, ну о чем ты говоришь? Алик – просто друг, чудесный парень. Ты же знаешь, приходится постоянно бывать «на людях». Премьеры, рестораны, банкеты. При таком прекрасном муже я всегда одна. Ну не с Лериком же ходить? Это очень двусмысленное положение. Мне удобно, что Алик сопровождает меня и я вроде и при кавалере.
– Ну да, это, конечно, лучше. Только как бы Стас не воспринял иначе…
– Стас, мамуль, выше всякой пошлости. Да к нему это и не имеет никакого отношения. Он живет в совершенно другом мире.
И Нина Сергеевна успокоилась. Раньше был Сережа, ходивший за Викусей, как тень. Недавно, слава богу, женился. Теперь вот Алик. Что ж, у такой хорошенькой и талантливой женщины, как Вика, должен быть бескорыстный поклонник.
Но друзья и знакомые в бескорыстную дружбу не верили. Встречая их постоянно вместе и видя, как в шумном застолье они всегда погружены в какие-то свои разговоры, прямо спрашивали:
– У вас что, роман? Признайтесь!
А они дружно отрицали, объясняя свое постоянное общение схожестью интересов и любовью к русской поэзии.
Как-то приехали в Архангельское в проливной майский дождь, и Алик вынес Вику из машины на руках, чтобы она не замочила ноги в открытых босоножках. А когда поставил ее на пол в холле, Вика, не расцепляя рук, обнявших его шею, несколько мгновений молча смотрела в глаза Алику и видела в них грусть и нежность. За столом подвыпившая Томка пристала:
– Ну, признайтесь, что у вас роман! Что вы за тихушники такие! Ведь это так прекрасно – любовь! Ради этого и живем. Викусь, ну что молчишь? Признавайся! Давай за это выпьем.
Вика, улыбаясь, покачала головой.
– Нет никакого романа, расслабься, подруга.
– А что же у вас происходит? – зло спросил Игорь. – Пионерская дружба?
Алик улыбнулся и поднял бокал:
Я не влюблен в нее нисколько,Как, впрочем, и она в меня.Мы лишь слегка флиртуем только.День изо дня. День изо дня.
За столом зашумели, засмеялись, чокаясь.
– За флирт, господа! Нет, за Любовь! За любимых до дна!
– Стишки! – усмехнулся Игорь. – Любители поэзии! А впрочем, хорошо зная свою подругу Викусю, ничему не удивляюсь.
– Хорошо зная Викусю? – тихо спросил Алик, и все замолчали.
– Ты и представить себе не можешь, до какой степени! Слишком хорошо.
– Врешь ты все, старик! Ничего ты не можешь знать об этой девушке с певучими глазами и асимметричным лицом. Не твоего поля ягода. Забудь о ней, старик! – и, взяв Вику за руку, увлек в круг танцующих.
– Почему с асимметричным лицом? Где ты видишь асимметричность? – спросила она.
– Вижу. И в этом главная прелесть твоего лица. Его невозможно забыть.
– Все ты выдумал. У меня очень хорошенькое лицо.
– Нет, – Алик покачал головой. – У тебя прекрасное лицо. Только асимметричное. И глаза, как у ведьмы.
– Ты же говорил только что про «певучие глаза»?
– У всех ведьм певучие глаза, – упрямо возразил он.
– Ты пьян, дурачок, – тихо засмеялась Вика. – И обратно машину поведу я.
– Да, веди. И меня веди, куда хочешь. За тобой куда угодно! Пропал я, Викуся, пропал!
– Ты просто слегка напился. Но это пройдет. Я тебя отвезу домой, и все пройдет.
Вообще это был пока вполне невинный флирт. Правда, никто в это не верил. Особенно после рассказа мужа красавицы-поэтессы. Он был известным театральным художником и дружил с Аликом.
– Еду на днях по Фрунзенской набережной. Смотрю, стоит знакомый «мерседес», подъезжаю, останавливаюсь, Алик с Викой сидят. «Что? – спрашиваю я. – С машиной что-то не в порядке? Может, помочь?» «Нет, – отвечают, – мы просто разговариваем». Ну ладно, поехал дальше. На следующий день опять ездил в мастерскую к Ваське за эскизами. Еду обратно, глазам не верю! Стоят! На том же самом месте! Останавливаюсь. Сидят в машине вдвоем. Спрашиваю Алика: «Старик, что случилось?» «Ничего, – говорит, – просто разговариваем». «Да я вчера вас на этом самом месте видел!» «Да? – удивились. – Серьезно? А мы и не заметили, просто остановились». По-моему, они и не расстаются. И что скрывают от друзей? Секрет полишинеля…
В конце мая Нина Сергеевна увезла девочек на дачу, а в июле они со Львом Ивановичем собирались ехать в Крым вместе с внучками. Получалось, что до середины августа Вика совершенно свободна. Ей надо было сдать исправленную повесть. В издательстве торопили, а Вике не хотелось портить хорошую вещь, да и времени совершенно не было. Вообще как-то не писалось, поэтому Нина Сергеевна решила создать ей все условия для работы. К Викиному творчеству мама относилась очень серьезно.