Снайперская «элита» III Рейха. Откровения убийц (сборник) - Бруно Сюткус

– Полковничий любимчик! – На лицах двух или трех человек появились ироничные улыбки.

Ко мне подошел Йозеф Энцель, парень из моего взвода, с которым мы успели немного сдружиться вчера. Именно у него я и оставлял свое противотанковое ружье, которое я, естественно, не стал брать с собой, когда меня вызвали к полковнику.

– Не слушай их, – сказал Йозеф. – Каждый из них мечтал бы оказаться на твоем месте, вот они и завидуют твоему таланту.

– О да, у меня ведь очень завидный талант! – зло ухмыльнулся я. – Скажем прямо: талант убивать людей. Я хочу сейчас только одного: вернуться домой, в свою булочную!

– Ладно, Гюнтер, все мы вернемся в свои булочные или еще куда… Если выживем. Сейчас главное – выжить.

– Нет, главное – завоевать жизненное пространство для немецкого народа, – один из моих новых сослуживцев, слышавший наш разговор, отчеканил заученный лозунг.

Я опешил, но Йозеф тут же нашелся:

– Конечно, это главное! Но если мы будем позволять врагам убивать нас, то кто же будет завоевывать жизненное пространство для немцев?

Это был разумный ответ. Ни мне, ни Йозефу были не нужны неприятности. А этот дурак мог еще донести на нас. Впрочем, чем дольше продолжалась война, тем подобных дураков становилась меньше. К середине Русской кампании мы вообще говорили свободно обо всем, что думали. Тогда уже каждому из нас было понятно, что в тюрьме лучше и безопаснее, чем на фронте. Впрочем, тогда к нам уже и не спешили применять репрессивные меры, в Вермахте был на счету каждый солдат… Но не буду забегать вперед.

Вскоре после разговора с Йозефом я заснул в своем окопе. Я долго ворочался, перед тем как сон окончательно сморил меня. Мне было неспокойно от мыслей о том, что завтра я буду учиться новым способам убийства. Впрочем, в моей ситуации это были скорее способы выживания. Я заставил себя успокоиться на этой мысли.

Наутро сразу после завтрака наша дивизия была мобилизована. Солдаты паковали в грузовики и бронированные автомобили войсковое имущество. Наступление продолжалось. Наша дивизия должна была продолжать движение к Варшаве.

Окончив погрузку, я направился к палатке сержанта Зоммера. Он уже ждал меня у входа. Его лицо было намазано сажей. Я тогда подумал о том, что Зоммер просто помешан на маскировке. Но в последующих боях я не раз убеждался, насколько важно снайперу быть таким «помешанным».

– Доброе утро, сержант! – сказал я.

– Еще увидим, насколько оно доброе, – ухмыльнулся он в ответ и посмотрел на противотанковое ружье у меня на плече: – А это еще что такое?

– Противотанковое ружье.

– Ага, понимаю, ты его носишь вместо талисмана? Не тяжеловато будет?

– С помощью его я уничтожил вражеского пулеметчика через мешок с песком, – ответил я, смутившись.

– Ладно, это твое дело. Но не забывай, что снайперу крайне важно уметь быстро уходить с позиции. Впрочем, ты молодой, тебе, наверное, даже эта штуковина не кажется тяжкой ношей…

– Да, почти не кажется, – соврал я, чтобы не дать сержанту окончательно меня высмеять.

Он похлопал меня по плечу:

– Мне нравится твой бодрый настрой, Гюнтер!

На этот раз я ехал в кузове грузовика вместе с сержантом Зоммером. Грузовики тянулись бесконечной колонной. Мы ехали следом за дивизией, состоявшей из танков и бронемашин. Когда по пути я выглядывал из кузова грузовика, то видел бессчетные вереницы польских беженцев. Некоторые из них тащили узлы с вещами просто на себе, но у большинства были хоть какие-то тележки, а порой и повозки, запряженные лошадьми. Крайне редко мы видели у беженцев тракторы и другие машины. Но им приходилось ехать по бездорожью, потому что дорога была занята нашей колонной.

Этот день для меня прошел вполне спокойно. По пути Зоммер продолжал учить меня снайперским премудростям. Например, он рассказывал:

– Бегущий человек – это тоже хорошая мишень для опытного снайпера. Просто нужно целиться, немного упреждая его движения и учитывая расстояние до цели. Конечно, это приходит с опытом. Но, я уверен, Гюнтер, ты освоишь это.

Я подумал о том, что если меня не убьют, то у меня действительно будет уйма времени, чтобы освоить все тонкости снайперского ремесла. После того как Великобритания и Франция объявили нам войну, было ясно, что она надолго. «Возможно, война продлится еще целый год», – решил я тогда. Конечно, мы в ту пору еще не осознавали, насколько все будет страшным и долгим.

Вечером мы, как всегда, сделали остановку и разбили лагерь. Нам было приказано рыть окопы. Мы, солдаты, не видели в этом особой необходимости, ведь впереди нас была целая дивизия танков. Но приказ есть приказ, и мы вырыли неглубокие траншеи. При этом я с удивлением заметил, что рытье окопов стало для меня делом привычным и не таким утомительным, как раньше.

Ночью откуда-то издалека до нас донесся грохот артиллерийских орудий. Мы просыпались, переворачивались на другой бок и продолжали спать дальше. Мы не придали этому значения, потому что огонь доносился со стороны дороги на Варшаву и нас разделяли танки. К тому же нам не верилось, что это стреляют по нашей колонне. Ведь не осмелятся же поляки обстреливать целую дивизию немецких танков.

Однако мы ошиблись. И вскоре мы увидели пламя вдали, говорившее о том, что загорелся один или несколько из наших танков. Теперь до нас уже отчетливо доносился ответный грохот немецких орудий и танковых пушек. Сон как рукой сняло. Польские снаряды падали в какой-то сотне метров от нас. Я быстро натянул на себя каску, которую беспечно снял с головы перед сном.

Орудийная перестрелка не прекращалась. Прошло уже около получаса. Впрочем, может, и меньше: время тянулось слишком медленно. Мы, пехотинцы, были наготове, постоянно ожидая приказа идти в атаку. Польские снаряды взрывались все ближе, и я ругал себя за то, что поленился рыть глубокий окоп. Впрочем, основной целью артиллерии врага были танки. И это утешало.

Но через несколько минут один из снарядов упал прямо в соседнюю траншею. После оглушительного взрыва мне стал слышен вой раненых и крики: «Врача!» Меня охватил страх. Но через несколько минут в нашу траншею запрыгнул унтер-офицер.

– Приготовиться! – скомандовал он. – Через пять минут мы пойдем в атаку!

Его приказ заставил меня собраться. Я вспомнил слова сержанта Зоммера о том, что мне будет не слишком сподручно бегать с противотанковым ружьем, и положил его на дно траншеи. Вскоре я уже бежал в массе атакующих позади наших устремившихся вперед танков.

Снаряды без конца взрывались рядом с нами. То и дело раздавались крики и стоны раненых. Я заставлял себя не думать об этом, а просто бежать.

Темнота то и дело озарялась парящими на парашютах осветительными ракетами. Наконец мне стал виден лес впереди. До края леса было около километра. Именно оттуда польские орудия и вели огонь по нам. При вспышке следующей осветительной ракеты я понял, что теперь мы видны полякам как на ладони. Я заорал: «Ложись!» – и спешно рухнул на землю.

За разрывами снарядов мой голос услышали немногие. А инстинкт самосохранения, видимо, не у каждого работал так же хорошо, как у меня. Поляки же не замедлили открыть огонь прямой наводкой по нашим танкам и по пехоте. Застрекотали польские пулеметы. И через миг вокруг меня начали раздаваться бесконечные крики и стоны раненых.

Наши танки продолжали продвигаться к лесу, ведя ответный огонь. В промежутках между вспышками осветительных ракет я осторожно бежал вперед, прячась за каждой неровностью местности. У поляков было очень много противотанковых артиллерийских орудий, и все больше наших танков горело.

Примерно в трехстах метрах от леса наши танки почему-то остановились, продолжая вести огонь из пушек и пулеметов. В предрассветных сумерках я не мог понять, что произошло. Но потом, подобравшись ближе, при вспышке очередной осветительной ракеты я увидел противотанковый ров, преградивший дорогу к лесу.

До польских позиций было не больше четырехсот метров. Я занял позицию позади более-менее прикрывавшего меня холмика и начал вести огонь из своей снайперской винтовки, целясь на вспышки на конце стволов польских пулеметов. Не знаю, сколько это продолжалось и сколько поляков я убил. Может быть, десять. Может быть, больше. Огонь вражеской артиллерии почти затих, но польская пехота продолжала вести огонь по нам.

Между тем все сильнее светало. Мне стало небезопасно прятаться за холмиком. Я разглядел в ста пятидесяти метрах от меня небольшой сарай. Пожалуй, он мог быть неплохим укрытием. Я натянул на лицо маскировочную сетку и устремился туда.

В сарае пахло сеном. Более того, я увидел в нем несколько коз и корову. Козы блеяли, а корова не переставала мычать, испуганная боем. Но все они были целыми и невредимыми. Это походило на чудо. И это был хороший знак. Я решил занять позицию на чердаке и начал взбираться по лестнице.

Едва просунув голову на чердак, я увидел направленный на меня винтовочный ствол. Я понял, что мне конец. Но нет, у меня не пронеслась перед глазами вся прошлая жизнь. Так говорят, но у меня ни черта так не было. Просто какая-то пустота охватила и тоска. А выстрел все не раздавался. Мне казалось, что это длилось долго, но, конечно, на самом деле прошло лишь несколько секунд. И я услышал голос сержанта Зоммера: